Оборачиваюсь к Ярику, и он мне подмигивает, как будто только того и ждал.
– Пиши давай, – тычу пальцем ему в тетрадь.
Он ловит меня за руку и целует кисть. Я пытаюсь сдержать улыбку, но безуспешно. Он все еще меня держит, так что я наклоняюсь и щелкаю зубами рядом с его пальцами. Ярик приглушенно смеется и отпускает мою руку:
– Извини! Все, пишу. И ты тоже.
– Гольцман, – вдруг отвлекается от лекции препод, и я резко разворачиваюсь к нему, – вы можете не крутиться? Все мы понимаем новые вводные, но на учебе будьте добры забывать о личной жизни.
Несколько раз киваю, поджав губы. И правда, нужно вернуться к реальности. Я вообще упустила учебу из вида.
– Ну-ка сосредоточься, Гольцман, – пропевает Ярик сзади самодовольно.
Ну конечно! Это же из-за него у меня мозги отключаются! Чтоб его. Притягательный придурок. Мой чуткий зажатый мальчик. Боже, как же я влюбилась.
Щеки снова теплеют.
– Жень, – шепчет Алина совсем тихо, – ты выглядишь счастливой. Я этому очень рада.
И я искренне улыбаюсь. Может, раз мы с Яриком сошлись, и у нашей с ней дружбы есть шанс?
Глава 40
Когда пара заканчивается, нам предстоит пройти еще более сложный квест. Обычно на первом перерыве мы всегда встречались в столовой с Долиным. Разговор с ним можно откладывать бесконечно, но лучше покончить с этим сразу. Хотя я даже близко не представляю, что нужно ему сказать. Но, боюсь, не придумаю ни через час, ни через неделю. А значит, и медлить смысла нет.
Я излишне долго собираю свои вещи, и, когда мы остаемся в аудитории вдвоем, Ярик ловит меня в замок, упираясь руками в парту с двух сторон от меня.
Я коротко целую его в губы и отстраняюсь. Еще более сложная задача – сообщить Шмелеву, что мне надо поговорить с Антоном. Он же взбесится. Сто процентов!
– Женя, Жень, – бормочет он и пытается поймать мои губы.
– Подожди, – упираюсь ладонью ему в грудь, – Ярик, прости пожалуйста. Мне нужно… Да погоди же ты.
Смеюсь от его шального напора и позволяю поцеловать себя еще раз.
– Что тебе нужно?
– Поговорить с Долиным.
Мои руки лежат на его преплечьях, поэтому я точно чувствую момент, когда он весь напрягается. До последней мышцы.
– Зачем?
Дальше надо аккуратно. Я это понимаю не головой, а каким-то шестым чувством.
Осторожно провожу ладонями по рукам Шмелева. Тише, тише, зверюга, я не обижу. Заглядываю ему в глаза, стараюсь растопить своей лаской и уверенностью.
– Помнишь, мы это обсуждали?
– Не помню, – отвечает резко, смотрит настороженно.
Склоняю голову набок и продолжаю гладить его. Не попасть бы против шерсти.
– Ярик, ну помнишь же. Мы долго с Долиным дружили.
– Ты… – начинает Яр угрюмо.
Поспешно соглашаюсь:
– Я дружила. Но он всегда был рядом и намеков никаких не делал, или я их не понимала. Не важно. Последний разговор был скомканный, я ничего не объяснила и убежала. Так с людьми не поступают. Я по-хорошему хочу, понимаешь?
Помедлив, Ярик кивает. Уже хорошо.
Спрашивает:
– Что ты хочешь ему сказать?
– Я пока точно не знаю. Про нас с тобой. И что всегда видела в нем только друга, и это никогда не изменится. Может быть, мы потом снова сможем дружить.
– Ага, еще чего.
– Ты от всех предательства ждешь, мой хороший, – ласковое обращение вырывается само собой, и я тут же краснею, но понимаю, что ему нравится, – но не все вокруг хотят тебе навредить. Даже если у Долина и есть ко мне чувства, это не делает его дурным человеком.
– А ты, Жень, кажется, всех вокруг хочешь оправдать.
– Моя мама юрист, – со смехом пожимаю плечами, – может, это генетическое.
Шмелев наконец улыбается. Напряжение уходит из его взгляда, и я едва заметно перевожу дух. Уже не рычит мой злюка, расслабился. Мур. Мяу.
– Хорошо. Ты сейчас хочешь с ним поговорить?
– Наверное, нет смысла тянуть.
– Ладно. Иди.
Подныриваю под его руку и целую куда дотягиваюсь, в подбородок. Прижимаюсь щекой к его плечу, прикрываю глаза.
– Ластишься? – спрашивает он с улыбкой в голосе.
– Да. Уже скучаю.
– Тогда не уходи, Жень.
– Ярик, – укоризненно произношу я и отстраняюсь.
– Ладно-ладно! Беги, миротворец. Увидимся на паре.
– Ага, – подхватываю свою сумку, – только через пару, английский в разных группах.
Яр вздыхает:
– Забыл.
– А ты куда?
– Тита найду.
Я выхожу из аудитории и набираю Антону. Он отвечает после первого же гудка.
– Привет, Жень.
– Привет! – стараюсь говорить беспечно, но, кажется, ужасно фальшивлю. – Встретимся в столовой?
– Подходи, я уже тут.
– Бегу.
Действительно тороплюсь, сбегая вниз по лестнице, и стараюсь не обращать внимания на заинтересованные взгляды. Раньше я так людей вокруг не занимала. Слухи по колледжу разлетаются даже быстрее, чем я предполагала. И когда все успели пообщаться между собой? Действительно стервятники какие-то. Интересно, маме бы это понравилось? Ее дочь наконец стала популярной. Что только из этой популярности вырастет? Хоть бы не новый виток буллинга. Тогда будет окончательно ясно, что дело не в людях вокруг, а во мне самой. Никто не издевается над сильными. Слабость дети и подростки чуют моментально своим звериным нутром. Видимо, и мою трусливую заячью натуру видят за версту.
Хотела бы я быть такой же уверенной в себе, как Ярик. Неосознанно притормаживаю. Может быть, дело не в этом? У нас просто разные движущие силы. У меня – покорность. У него – злость. Мы в свое время обратились к разным богам за защитой.
Отодвигаю необычную мысль в сторону. Она помогает мне лучше понять Шмелева и, что неожиданно, даже себя. Но сейчас надо настроиться на другое.
Стоя в дверях, быстро окидываю взглядом столовую, вижу Долина за столиком в углу. Подхожу бодрым шагом, приземляюсь рядом с улыбкой, смотрю ему в глаза и… как-то внутренне гасну. Мы потом обязательно снова подружимся. Но сейчас – точно нет. Взгляд у него обиженный и почти обвиняющий. Но я этот груз на себя брать не готова.
– Как дела? – с той же ядовитой обидой в голове спрашивает Антон.
Неосознанно начинаю обороняться. Слова те же, что и всегда, но в тоне откровенно сквозит вызов:
– Хорошо. Ты как?
– Прекрасно.
– Ну здорово.
– Еще как.
Повожу плечом и откидываюсь на стуле. Вот как, значит, может все измениться.
Я молчу, и он говорит:
– Видел, что вы со Шмелевым теперь вместе.
– Да, вместе, – отвечаю ровно.
– Любопытно вышло. Так друг друга ненавидели, цапались все время, а тут сошлись.
– Наверное, в жизни и такое бывает.
– Думаешь, ты для него особенная? – с сарказмом озвучивает он мой самый главный страх.
– Мы разве об этом должны были говорить?
Долин игнорирует мой вопрос и уже не сдерживает поток своего болючего яда:
– А вы давно вместе? Мы с тобой пару дней назад в рестик ходили на восьмое марта. Тебя парень твой никуда не захотел пригласить?
– Ого, – выдаю вдруг искренне, – я тебя разве настолько сильно обидела, Доль?
– При чем тут обида. Я так, просто факты свел.
– Антон, давай по-честному? Прямо ты ничего не сказал, но дурака сейчас из себя не строй. Мы дружили. Я тебе доверяла. А потом оказалось, что у тебя ко мне, – кручу рукой в воздухе, подбирая слова, – какие-то другие чувства. Я догадаться о них должна была? Или непременно ответить взаимностью?
– Знаешь, что ты должна была сделать? Не использовать меня в своем долбанутом проекте, вот что.
Я потерянно хватаю ртом воздух. Становлюсь пунцовой – даже в зеркало смотреться не нужно. Черт. Мой нечестный поступок просто испарился из моей головы. Доля имеет полное право злиться. Я поступила просто отвратительно. А если бы знала, что нравлюсь ему, никогда бы этого не сделала, не спровоцировала бы. Но в этом ведь не было ничего ужасного, ничего! Хотя одно то, что согласилась использовать его, наши отношения – уже липко и неприятно.
– Не ожидала? – кривит губы Долин.
– Не ожидала, – соглашаюсь неожиданно легко.
Мы молчим, и он первый прерывает паузу:
– Скажешь что-нибудь?
– Мне очень стыдно, Антон. Я поступила плохо. Очень плохо. Может быть, будь мы только друзьями, было бы не так ужасно, но…
– Нет, малышка, – старое прозвище режет ухо, – разницы почти нет. Ты меня провоцировала ради своей выгоды. Так друзья не поступают.
Я киваю, склонив голову. Мне горячо и неуютно. Как будто температура подскочила. Только я не больна, мне просто стыдно.
– Прости, Антон. Это было подло. Мне было бы больно о таком узнать.
Я говорю искренне, но как будто все не то. Мне бы хоть подготовиться как-то, поискать слова, а не вот так с горячими щеками отводить взгляд.
– Ты права, это больно. Ты действительно так повернута на учебе, что все готова была на откуп отдать?
Грудная клетка сжимается, по спине летит холодок. Невесело усмехаюсь и наконец смотрю ему в глаза:
– Не такое уж я и чудовище. Просто иногда делаешь неправильные вещи и потом о них жалеешь. Я нашу дружбу на паре отстаивала. Говорила, что все эти стереотипы дурацкие, а мы, мол, с Долиным реально дружим. Хотела доказать свою правоту. Глупо! Понимаю, что глупо. Прости.
Он поджимает губы и испытующе смотрит на меня:
– С этой стороны я историю не знал.
– Доль, поступок правда ужасный, но я не хотела плохого. Ты ведь меня знаешь. Знаешь ведь? Скажи, что знаешь! – прошу сбивчиво.
– Да знаю, Жень.
– Ты обижен?
– Я сильно обижен. Но со своей стороны теперь вижу, что тоже был не прав. Извиняться не готов. Честно. Нам бы подумать обоим.
– О чем?
– Не знаю, может, просто остыть?
– Чтобы что? – упрямо допытываюсь я.
– Боже, Женя! Чтобы снова начать дружить! Я не социопат, я понимаю отказы. У тебя парень теперь. А я плакать по углам тоже не хочу, гордость имеется.