– Ярик, а ну хватит, – вдруг говорит Гольцман.
– Что?
– Хмуриться и думать. Давай отмечать?
И я легко соглашаюсь. У меня тоже теперь все намного проще.
Глава 55
По старой привычке тянусь рукой за ухо и успеваю нервно почесать голову, пока не вспоминаю, что нельзя. Резко отдергиваю ладонь, но она зависает в воздухе. А почему нельзя?
– Что ты делаешь? – шепчет мне Ярик.
– Что?
– Вот это движение. Ты всегда тянешься за ухо, а потом убираешь руку, как будто вспоминаешь что-то.
Смутившись, смотрю на него. Яр отвечает прямым взглядом. Он не издевается, ему не просто любопытно, а как будто действительно важно знать, почему я так поступаю.
Оглядываюсь на социолога, непроизвольно сжимая пальцы на папке с нашей работой. Вячеслав Анатольевич занят своими делами, на нас пока не смотрит. Но не уверена, что сейчас самое время рассказывать страшилки из детства. В итоге прихожу к компромиссу и торопливо шепчу Ярику:
– Я маленькая, когда нервничала, расчесывала голову в этом месте. Мама отучала, говорила, я похожа на блохастого кота, – бросаю на него быстрый взгляд и едва слышно добавляю, – била по руке.
Брови моего Шмелева резко сходятся на переносице, зубы сжимаются:
– Что?
– Не била, – добавляю поспешно, – шлепала. Было скорее обидно. Знаешь, так собак дрессируют. Суть наказания – не в боли.
Слова я выбираю явно неверно, потому что Яр только сильнее напрягается.
Я опускаю руку и сжимаю его запястье:
– Ярик, давай потом? В этом нет ничего ужасного. Нам о другом нужно думать.
Выражение его лица не меняется, поэтому я иду на провокацию и щиплю его за ягодицу. Мы стоим перед полной аудиторией народу, но меня давно уже это не смущает, пришлось нарастить толстую кожу.
Мой маленький маневр удается, Ярик тихо ойкает и фыркает от смеха.
– Гольцман, тебе экзотики захотелось? – шепчет он.
Я закатываю глаза:
– О другом думай, ясно?
– Ты имеешь в виду наш проект или?.. – и он игриво приподнимает брови.
Я тоже прыскаю и прикрываю рот ладонью, когда ловлю взгляд социолога. Он, наконец, заканчивает раскладывать свои бумажки и папки, берет огромную кружку кофе и иронично замечает:
– Судя по тому, как вы активно перешептываетесь, нас ждет какой-то неожиданный вывод из вашей работы?
– Смотря что вы считаете неожиданным, – в своей хулиганской манере выдает Шмелев.
– Например, ваши романтические отношения.
Я аж давлюсь и закашливаюсь. Не могу сказать, что не видела откровенного веселья во взгляде социолога, когда он смотрел на нас с Яриком все это время, но чтоб вот так, напрямую?
Яр же ничуть не смущается. Улыбается, взъерошивая волосы.
– А вы послушайте наш доклад, может, это как раз ожидаемо.
Толкаю его локтем, но Шмелев, уже на волне своего веселого апломба, целует меня в макушку. Разумеется, я краснею, но держу себя в руках. Мажу взглядом по аудитории, где все уже давно в курсе наших отношений. Вижу Алину, которая показывает мне сжатые кулаки в знак поддержки, Тита, который поднимает лист бумаги с надписью «Пчелкины, вперед!», и расслабляюсь.
– Что ж, Гольцман, Шмелев, прошу на мое место. Расскажите же нам про феномен дружбы между мужчиной и женщиной.
Вытираю мокрые ладони о мягкую ткань узких брюк. Я настояла на том, чтобы Яр сегодня надел рубашку и галстук. Насчет джинсов мы схлестнулись не на жизнь, а на смерть, так сказать, но тут уж я проиграла. Выглядит он в любом случае потрясающе. Лихой, привлекательный, в меру официальный. Моя любовь.
Сознание немного плывет, как всегда бывает, когда я смотрю на Ярика, поэтому он мягко берет меня под локоть. Я моргаю и иду вместе с ним к кафедре. Шмелев садится за ноутбук, я раскрываю папку с работой. Включается презентация, а я откашливаюсь. Начинаю сразу уверенно:
– Итак. Существует ли дружба между мужчиной и женщиной? Забегая вперед, скажу, я все еще считаю, что да. Но мой… коллега, – я бросаю ласковый взгляд на Ярика, – придерживается противоположного мнения. Давайте разбираться.
Через сорок минут мы выбегаем из колледжа. У меня щеки горят, как при температуре, но улыбаюсь я широко – хоть бы губы не треснули.
– Женька, вон наше такси.
Я киваю, а потом тяну Ярика за локоть к себе. Он послушно притормаживает, хоть и смотрит на меня непонимающим взглядом. Я привстаю на носочки и целую его в губы. Поцелуй выходит быстрым, мягким и очень нежным. Шмелев отстраняется и улыбается вопросительно:
– Жень?
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, маленькая моя. Мы опаздываем, знаешь?
Я киваю и торопливо сбегаю по ступеням вниз. Официальный вид нам сегодня нужен не только для проекта, но и для суда.
Честно говоря, я не переживаю. Думаю об этом, пока водитель, которому Ярик обещал доплатить за скорость, ловко перестраивается из ряда в ряд. Все уже договорено, родители пришли к общему знаменателю и по поводу имущества, и по поводу опеки. Во многом, конечно, благодаря отцу Ярика. Я давно живу с папой и даже Рекса забрала с собой, на него мама тоже не претендовала. Суд – это уже не совсем приятная формальность, которую нам всем необходимо пережить.
Ярик сжимает мою ладонь и спрашивает:
– Все в порядке?
– Да.
– Довольна пятеркой? – лукаво интересуется он.
Делаю вид, что думаю, прищуриваюсь:
– Возможно… Яр, конечно, довольна! Камень с души! Сам знаешь, как меня напрягал этот проект.
– Социологу, кажется, все понравилось.
Я молча кладу голову ему плечо Шмелеву. Я действительно рада, что мы сдали, но теперь для меня оценки – не главное в жизни. Есть вещи важнее. Ярик. Быт с папой. Терапия, которая дается мне непросто, хоть мне и нравится психолог. Отношения с собственным телом. Мама, которую я бы очень хотела простить.
Яр целует меня в лоб, гладит по голове. Я прикрываю глаза и просто наслаждаюсь ощущениями. От каждого его движения колючие мелкие мурашки разбегаются по телу. Потом он скользит пальцами по моей щеке, берет за подбородок и поднимает, чтобы прямо посмотреть в глаза. Вижу, что хочет что-то сказать, но едва заметно качаю головой. Мне слова сейчас не нужны. Хочу просто, чтобы сегодняшний день закончился, и закончился хорошо. Яр, как всегда, понимает. Целует в губы и укладывает мою голову обратно себе на плечо. И я даже задремываю, пока мы доезжаем до здания суда. Успеваем, конечно, вовремя. Иначе с Яриком не бывает. Во многом из-за этого мне стало легче расслабляться, потому что я знаю, что он всегда все решит. Глупо перекладывать ответственность на любимого человека, но делиться ею никто не запрещал.
Когда выходим из машины, нас встречает весь неловкий набор родителей – мои мама и папа, отец Ярика и даже его Де. Последний слишком за нас переживает, чтобы оставаться в стороне. Подозреваю, что его пытались уговорить остаться дома, но он всем продемонстрировал свой любимый жест – средний палец.
У ступеней суда мама ловит меня за запястье. Вид у нее нервный, но все еще привычно идеальный.
– Жень? – спрашивает папа, оборачиваясь.
Машу ему рукой, не глядя:
– Все в порядке. Я сейчас.
В конце концов, это моя мама. Почему я должна ее бояться? Нам нужно научиться общаться, я же не могу просто вычеркнуть ее из жизни.
Останавливаемся друг напротив друга, и она сцепляет руки перед собой, а потом резко разводит их в стороны. Она же юрист, даже сейчас ее выдержка берет верх над эмоциями.
Мама смотрит мне в глаза.
– Жень, я хочу только одно сказать. Я тебя люблю. И надеюсь, что мы сможем наладить отношения.
Я киваю. Медлю, потому что говорить-то с ней мне сейчас совсем не хочется. Но надеюсь, что это пройдет. Хоть когда-нибудь.
Отвечаю:
– Хорошо, мам. Мы постараемся.
– Постараемся, – повторяет она за мной и поправляет волосы.
Я снова тянусь рукой за ухо и прослеживаю мамин взгляд. Ну конечно, она недовольна. Я знаю этот холодок и осуждение. Возможно, нам понадобится чуть больше времени, чем я думала.
– Женя? – зовет меня уже Ярик.
Тогда я наконец разворачиваюсь и бегу вверх по лестнице, на ходу обтирая взмокшие ладони о брюки. В который раз за день.
– Все будет хорошо, – произносит он тихо, касаясь ладонью моей талии.
Я улыбаюсь. Ну конечно. Все будет хорошо. В этом я не сомневаюсь.
Эпилог
– Глеб! Андрей! Стоп игра! Где ваши рюкзаки? – ласково выговаривает Женька нашим сыновьям, пока они самозабвенно играют в салочки. Только с дополнительным приколом – догнав, лупят друг друга по спине.
Я ухмыляюсь, не влезая. У этих троих своя атмосфера, у Жени свои методы. К слову, очень действенные, два чертенка слушают ее в девяноста процентах случаев. Для таких парней, как наши, это идеальный результат. Вот и сейчас они успокаиваются и гуськом идут в детскую, вполголоса переговариваясь.
– Я поймаю самую большую рыбу.
– Нет, это я поймаю просто огромную рыбу.
– А я тебя в пруд выкину и ее себе заберу.
– Ну ты и дебил.
– Сам дебил.
Тут уж я не выдерживаю, отвлекаюсь от ноутбука и строго говорю:
– Эй! Пацаны, речь.
Они делают вид, что раскаиваются:
– Извини, пап.
– Да, нам стыдно.
– Ага, как же, – бормочу себе под нос, возвращаясь к работе.
Женя подходит ко мне со спины и обнимает за шею. Наклоняется и мягко целует в висок:
– Долго тебе еще?
– Пара минут, родная, – подставляю ей щеку, и она послушно целует туда тоже.
Чуть сильнее поворачиваю голову и ловлю взгляд зеленых глаз. Улыбаюсь жене и наблюдаю, как она непроизвольно оглядывает мои ямочки на щеках. Обожаю, когда она так делает.
– Ярик.
– А?
– Работай давай, скоро деды наши приедут. Если оставишь меня с ними одну, я тебя убью.
– Расслабься, Гольцман, – фыркаю, с трудом возвращаюсь к тексту письма, – не оставлю.