Он разулся, выдернул две дощечки из настила нар, разорвал полусгнившую ткань матраса и набил ватой шерстяные носки. Скрутив жгуты из шнурков кальсон, Ганс прочно стянул ими носки вокруг рукояток факелов.
«Готово!» — обрадовался он и посмотрел вниз.
Крысы обеспокоено зашевелились, предвкушая что-то нехорошее.
Вайгель побоялся спускаться в копошащееся скопление грызунов. Поджег оба факела и один бросил вниз. Помещение заполнил смрадный и удушливый запах паленой шерсти и ваты. Крысы волной откатились к стенам, приникли и смотрели на Ганса, словно спрашивая: «Ты куда собрался, приятель? Сидел бы с нами и не дергался! Оно тебе надо?»
Но Ганс не разделял крысиного мнения — слез с нар и, опасливо озираясь на притаившихся крыс, подошел к двери. Из коридора, освещенного одинокой лампочкой, через дверную щель пробивался луч света, наполненный пылью.
Что-то шустро прошмыгнуло.
Что-то размером с таксу.
Ганс замер, озадачился: «Откуда взялась собака?.. Или все-таки крыса?.. Такого размера?.. Нет. Звук намного громче, чем могла бы создать эта тварь».
Он просунул кисть руки между створок, схватил цепь, скованную замком, и громко потряс.
— Э-э-эй! Франц! Грязная свинья! — заорал Вайгель. — Где ты, кусок дерьма! Тащи сюда свою жирную задницу, пока я тебе ее не оторвал!
Холодный, сырой воздух ударил в нос и горло.
Ганс затих.
Рядом послышалось чье-то глубокое дыхание.
Показалось?
Звук повторился. Уже ближе.
Нет, это было не дыхание. Нюхали дверь. А затем — затихло.
— Эй, кто здесь?.. — слабым голосом окликнул он неизвестно кого или что.
Снаружи не донеслось ни звука. Затухающий факел и тишина усугубили впечатление.
Неужели померещилось?
Ноги вросли в пол.
Тело дрожало.
Ганс стоял, вцепившись пальцами в цепь, и ждал, когда дыхание повторится.
В следующую секунду в руку вонзились острые клыки — хрустнули сломанные суставы пальцев, брызнула кровь. Ганс взвыл от боли и ткнул факелом в лохматую морду существа с красными глазами, отдернув руку.
За дверью раздался пронзительный визг и звук бегущих по тоннелю лап.
Рука представляла жалкое зрелище: два пальца тварь успела отхватить до основания, а остальные сильно кровоточили, беспомощно свисая на разорванной коже.
— Мать твою! О Боже! — Ганс осматривал свою искалеченную руку. Он никогда не чувствовал себя таким несчастным. И неожиданная боль сковала на миг все тело. — Что за… Господи!.. Моя рука…
Факел догорел и зачадил.
Ганс будто очнулся, расторопно отступил назад и обернулся.
И тут его сердце едва не остановилось.
Крысы молча смотрели на кровоточащую руку и медленно надвигались. Вайгель отчетливо прочитал в их злобных светящихся глазках свой смертный приговор.
Карцер был полон резкого, удушливого животного запаха.
Кровь капала на пол, и человеку показалось, что некоторые крысы жадно облизывались.
Огонь факела лежащего возле нар задрожал, вот-вот готовый угаснуть.
Ганс бросил в крыс тлеющую рукоятку факела, отступил назад и судорожно вжался спиной в дверь.
Крысы приближались, быстро сокращая расстояние.
Их дыхание смердело смертью.
Ганс заслонил лицо руками, чтобы не видеть своих убийц.
«Господи! Мне все это снится! Этого не может происходить со мной! Это сон! Сумасшедший сон! Меня нет здесь! Наверняка, мне вкололи что-нибудь, и я вижу галлюцинацию одурманенного каким-нибудь лекарством мозга… Я в лазарете! Я сплю! Должна же зайти медсестра Хельга и разбудить меня?! Должна же?..»
Крысы набросились на Ганса одновременно и опутали его словно липкие нити паутины. Острые зубы, как бритвы, разрезали тело несчастного узника.
Из карцера долго раздавался оглушительный, душераздирающий крик.
* * *
Едва ученые подошли к питомнику — остолбенели.
Во входной двери зияла огромная рваная дыра, точно выгрызенная острыми зубами.
Прошли внутрь помещения.
Там не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало царивший когда-то порядок.
Профессор Майер и доктор Фогель медленно продвигались среди хаоса и не верили глазам. Под ногами лопались стеклянные осколки. Половина террариумов лежали разбитыми на полу, в других — высохшие бурые пятна и какая-то слизь; перевернутые стулья и экспериментальный стол были словно изрублены топором.
В полном молчании они подошли к клетке, где должен был находиться шимпанзе Клаус — любимец профессора, всегда весело выплясывавший при его появлении.
Майер глухо застонал, словно зубы заболели.
В клетке лежала бесформенная масса всклоченной шерсти, слипшейся от крови, вывернутого мяса и торчащих обломков костей. Вокруг — многочисленные следы крысиных лап, размазанные в засохшем кровавом месиве.
— И это все, что осталось от Клауса… — хмуро констатировал Майер, осматривая останки своего любимца. — Поверить не могу. Неужели крысы способны на подобное? Они ведь крохотные… совсем…
— Клаус был неплохим парнем, — проявил сочувствие Фогель. — Но насчет крохотных крыс вы заблуждаетесь. Посмотрите на отпечатки лап. У моего дога были и то поменьше.
— Бедный, бедный Клаус, — растянуто произнес Майер. — Вспомните только, как он танцевал… Но как крысы могли дорасти до таких размеров за одну ночь? Это биологически невозможно.
— Я бы не был так уверен в этом. Вы забываете, что крысы участвовали в нашем эксперименте и подверглись воздействию сыворотки.
— Да, но тогда это значит, что процесс трансформации пошел ненормально… снова эта проклятая мутация…
— Мы рано обрадовались, профессор…
Майер сглотнул слюну. Ему захотелось плюнуть на все и бежать… бежать без оглядки… бежать подальше от всего этого кошмара… от этой клетки… от растерзанного Клауса… от всей этой крови… подальше от спятивших крыс… К горлу подступила тошнота.
— Нужно сворачивать проект, Эрих. — Майер осматривал разгромленное помещение. — И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Исследования вышли из-под контроля.
Фогель смотрел куда-то в сторону. Замер. Глаза сузились.
— Эрих…
Доктор приложил палец к губам:
— Тихо… Слышите? — и указал на дренажную решетку. — Там что-то есть.
Ученые приблизились к решетке. Остановились. Прислушались.
Из дренажа раздавался тихий шорох и царапанье.
Эрих склонился над решеткой и протянул руку.
— Осторожно, Эрих, — обеспокоено сказал Майер. — Вдруг там одна из этих тварей? Это опасно.
— Куда подевался ваш неизменный оптимизм, профессор? — Фогель поднял решетку и достал из сточной ямы небольшую белую крысу, держа ее пальцами за хвост. — Видите кольцо на лапке? Эта особь не мутировала как остальные, хотя и поучаствовала в опытах.
Крыса жалобно пискнула.
— Что вы собираетесь с ней делать?
— Проведу исследования. — Фогель подошел к стеллажу, взял с полки металлический контейнер и положил в него крысу. — Думаю, эта малышка поможет нам создать вакцину против мутации.
Профессор недоверчиво смотрел на контейнер.
— Крысу нужно уничтожить, — предложил он. — Прямо сейчас… Пока не поздно.
— Нет, — отрезал Фогель. — Возможно, это наш единственный шанс исправить то, что произошло. А сейчас нам лучше убираться отсюда и как можно скорей. Крыс пока нет, но они не замедлят сюда вернуться — питомник когда-то был их домом. Доложите Штольцу о происшествии, он сможет организовать поисковую команду для уничтожения сбежавших крыс, пока они не успели размножиться.
— Да, Эрих, здесь действительно опасно, — согласился Майер и поспешил за доктором к двери, озираясь по сторонам.
Когда ученые вышли, растерзанный труп обезьяны едва заметно вздрогнул…
* * *
Трое эсэсовцев подошли к карцеру. Ржавый контейнер напоминал огромный металлический гроб, примостившийся в притоптанной пыли тоннеля.
— Тьфу ты! Воняет-то как! — поморщился эсэсовец с огнеметом на спине. — Запах, как в свинарнике. Грязнуля Франц здесь сто лет не убирал, наверно. Старый лентяй!
— Да, — согласился с ним другой солдат. — Он всегда был неравнодушен к крысиному дерьму. Наверное, и сам ходил сюда по нужде вместе со своим усатым другом.
— Плохое место. Плохие запахи, — философски пробормотал третий эсэсовец.
Первые два солдата дружно рассмеялись.
— Я когда увидел, что осталось от Франца, так сам чуть в штаны не наложил, — брезгливо скривил рот один из них. — Ну и гадость! Неужели это сделали крысы? До сих пор не могу поверить!
— Не просто крысы, Краузэ… А гигантские, кровожадные крысы! — стараясь придать значение своим словам, сказал огнеметчик. — Слышал, что говорил господин штандартенфюрер? Ничему удивляться не надо! Просто уничтожать и все.
Солдаты подошли к двери. Один из них заглянул внутрь контейнера.
— Хорьх, подсвети-ка сюда, — попросил он рыжеволосого здоровяка с огнеметом. — Ни черта не вижу… но здесь, кажется, что-то есть.
Хорьх достал из кармана фонарик и тоже прильнул к дверной щели.
Пятно света медленно задвигалось по полу и стенам.
— О мой Бог! — словно простонал рыжеволосый Хорьх. — Курт, ты видишь то же, что и я? Их тут сотни. Глазам своим не верю!
Карцер просто кишел крысами. Они попискивали и старались удалиться в темноту.
Свет фонарика переместился дальше и застыл на лежащем человеке.
Остекленевшие глаза мертвеца смотрели прямо на них.
Человек лежал на животе, и, казалось, хотел доползти или хотя бы дотянуться до двери скрюченными пальцами вытянутой руки. На окровавленном лице (на том, что от него осталось) застыла страшная зубастая усмешка, которая из-за обгрызенных крысами губ казалась еще более зловещей.
Сверху на трупе сидели две крысы и жадно вырывали куски мяса из его шеи.
Курт стиснул зубы.
— Это Вайгель… Я знал его… Может, еще жив? — потусторонним голосом проговорил Хорьх, который и сам не верил в то, что сказал. — Давай откроем дверь… нужно же убедиться…