– Гипертония, – сказала я. – Болезнь сердца, при котором скачет давление, называют гипертония.
Сказала и сама пожалела. Ну вот кто меня за язык тянет? Нет-нет, да и блесну своей эрудицией. И это в мире, где далеко не каждый читать-то умеет, а найденные довоенные книги и журналы если и используют, то зачастую совсем не по их прямому назначению, да. Шейфилд, вон, после моей тирады глянул на меня этак загадочно и о чём-то задумался. Ещё не хватало заронить в его коротко стриженную голову подозрения в том, что я его дурю напропалую и в моей истории о пропавшей экспедиции правды от силы на четверть, а может и того меньше.
–Точно! – воскликнула Санни, тыкая в меня указательным пальцем. – Док так и говорил – ги-пер-тония, – по слогам произнесла девушка.
Она поставила таз, развесила полотенце на ограде, после чего посмотрела на нашу пару.
–А вы, вообще, куда направляетесь? – спросила девушка, поочерёдно глядя то на меня, то на помощника шерифа.
–Сейчас шли сюда, к тебе, – пожала я плечами, а Шейфилд кивнул. – Хотели узнать, как тут у вас с мамой дела и заодно выпить воды. Жара стоит просто невыносимая. А так, мы направляемся в клинику к доку Уэзерсу. Роберт хочет узнать, как дела у его напарника, а я показать свои руки.
–Роберт? – переспросила девушка, лукаво глянув на помощника шерифа.
–Да, – ответила я. – Помощника шерифа округа Шейфилда зовут Роберт. А что здесь такого?
– Да нет, ничего, – протянула подруга, сдерживая улыбку. – Приятно ещё раз познакомиться… Роберт.
Помощник степенно кивнул, а я спросила:
–Ты не знаешь – у Уэзерса в клинике рентген есть?
И я показала подруге синяки на предплечьях. Та от увиденного присвистнула и сказала, что вроде бы в клинике есть какой-то аппарат, который, как говорит док, «делает снимки». Я ответила, что это скорее всего он и есть. После чего попросила Санни вынести воды. Та пригласила нас в дом. Я и помощник шерифа вошли, подруга принесла нам стеклянный кувшин с водой и стаканы. Мы наконец-то напились, причём я пила воду с такой жадностью, словно шла по пустыне под палящим солнцем несколько дней к ряду. Поблагодарив девушку, мы покинули дом, продолжив свой путь в клинику доктора. Перед этим я зашла в свою комнату и убрала подарок в тумбочку возле кровати – потом Санни покажу.
Больница дока Уэзерса находилась у подножья холма на противоположном конце поселения, если смотреть от салуна. Это был длинный одноэтажный дом. Чем он являлся до этого, я затрудняюсь сказать. Похоже на какое-то административное здание. Ну, которым оно было когда-то в прошлом. Очень-очень далёком прошлом, да. Ну и ладно – мне до всего этого дела нет. Для меня сейчас самое важное – это не стихающая пульсирующая боль в левой руке. Я аккуратно покрутила кистью туда-сюда. Ух, больно-то как! Роберт толкнул дверь, пропустил меня и вошёл следом. Внутри, в прихожей царил полумрак. Я пригляделась, привыкая к местному освещению. Длинный коридор уходил вдаль и оканчивался большой гостиной, где горел яркий свет и откуда доносились голоса. По обе стороны коридора находился ряд дверей, по большей части закрытые. Возле двери, справа, если смотреть из прихожей в коридор, и впрямь стояли носилки. Лет им было, наверное, столько же, сколько и самому дому. Рядом стоял стеллаж, на полках лежало несколько пластиковых коробок с красным крестом на крышках. Аптечки с медикаментами, да. Ещё на полках лежали и стояли какие-то баночки, коробки с лекарствами, использованные шприцы стимуляторов, бутыли, наполненные разного цвета жидкостью и маленькие пузырьки.
–Наверное, нам туда, – указал рукой в конец коридора Шейфилд.
–Похоже на то, – кивнула я, баюкая раненную руку и первой пошла вперёд по коридору.
По пути заглянула в приоткрытую дверь одной из комнат. Две кровати у стен с наброшенными сверху матрасами и набитыми соломой подушками, тумбочка в проходе возле окна, выгоревшая фоторамка на стене… На тумбочке стоит керосиновая лампа, возле неё лежит книга с заложенными страницами. В общем, комната имеет вид обычной больничной палаты. Скорее всего, весь этот ряд дверей – это отведённые под больничный стационар комнаты. Ну, может и не все – доку Уэзерсу то же ведь нужно где-то здесь жить. А проживает он, как я уже знаю, именно тут, в здании клиники. Хотя, дом-то большой, помещений в нём много, и одинокому человеку, а у доктора, насколько опять же мне стало известно, семьи нет, много места для комфортного проживания в общем-то и не нужно.
Когда мы с помощником вышли в гостиную, то там уже находились сам врач, его паренёк-помощник, которого можно определить, как медбрата, и их подопечный Хорхе Родригес, который увидев нас сразу заулыбался. Он сидел на диване возле камина, положив забинтованную ногу на низкий табурет. Помощник шерифа был одет в не очень белую майку, чёрные застиранные трусы-боксёры и светло-серые носки, через дыры в которых прорывались наружу большие пальцы ног. Все вещи помощника вместе с оружием лежали на стуле в углу комнаты.
–Они хотели разрезать штанину, но я не дал этого сделать! – на всю комнату произнёс он.
–Я в тебе ни капли не сомневался, amigo, – в тон ему ответил Шейфилд, подходя ближе.
–М-да, мастер Родригес оказался на редкость упрямым пациентом, – сказал поправляя очки на большом мясистом носу доктор Уэзерс. – Хотя, надо отдать ему должное, насколько он упрям, настолько же и терпелив. Ни слова не произнёс, только шипел от боли, пока мы стягивали с него сапоги и брюки.
–Ха, док, всё это сущая ерунда! – махнул рукой Хорхе. – В пустошах и не такое порой приходилось терпеть.
–Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Уэзерс. – Только не горячитесь и подождите, когда прекратится действие обезболивающих, которые я вам вколол.
–И что тогда может случится? – спросил доктора Шейфилд.
–Ничего такого, о чём можно было бы волноваться, – пожал плечами врач. – Просто тогда настроение у мистера Родригеса, я боюсь, не будет таким уж радостным. Я дам настойку, которая будет облегчать неприятные ощущения при заживлении ран. К тому же она будет способствовать более быстрому заживлению повреждённых тканей.
Док подошёл к одному из шкафов со стеклянными дверцами и достал из него бутыль, наполненную мутно-коричневой жидкостью. Подойдя, протянул её Хорхе со словами:
–Вот, помощник, берите и принимайте по глотку примерно через каждые два часа. Только не переусердствуйте, иначе могут начаться галлюцинации.
Родригес взял из рук дока настойку, вытащил пробку и с подозрением принюхался к содержимому. Слегка сморщился, понюхал ещё и удивлённо отметил:
–Виски пахнет! И чем-то ещё таким… – он покрутил пальцами в воздухе, – необычным.
–Понятное дело! – усмехнулся Уэзерс. – Виски – это основа. Там ещё много всяких других, к-хм… ингредиентов.
–Это каких же? – с детской непосредственностью спросил дока Родригес, пробуя на язык содержимое бутылки.
–Ну, сок кактуса, некоторые травы, семена кое-каких растений и ещё что-то по мелочи, – ответил док. – Названия многих составляющих ничего вам не скажут. Если вы, конечно, не специалист-ботаник.
–Не-е-е, – засмеялся Хорхе. – Вот кто-кто, но я уж точно не ботаник и никогда им не был. Скажи, Роберто?
Шейфилд кивнул, улыбаясь, а я подошла к доктору, и протягивая к нему свои руки, сказала:
–Мистер Уэзерс, посмотрите, пожалуйста, что у меня с руками. А ещё лучше было бы сделать рентген.
–Что такое, леди, – засуетился док, поправляя очки на носу, – вас ранили в перестрелке?
–Нет, док, я свалилась на землю укрываясь от выстрелов. Но вышло неудачно и я обо что-то сильно приложилась предплечьями. Вот, посмотрите.
И я показала врачу свои многострадальные руки. Док осмотрел повреждения, аккуратно пощупал, покрутил так и эдак. Покачал головой, снова поправил очки и спросил:
–Вы точно уверены, что в вас не стреляли? Ну, в смысле, что не попадали?
–Уверена, мистер Уэзерс, – не моргнув глазом в который уже раз за сегодняшний день соврала я.
Кажется, я незаметно превращаюсь в профессиональную лгунью… Но что делать – не рассказывать же каждому встречному и поперечному о том, что я киборг в женском обличье, единственный в своём роде универсальный солдат и подобных мне пока ещё нету. Во всяком случае, мне о них ничего не известно. И что моё тело в разы превышает крепость физической оболочки обычного человека, но при этом синяки и ссадины на нём всё-таки остаются. Ведь, во-первых никто не поверит, не так ли? А во-вторых что-то кому-то доказывать, умышленно нанося себе вред, я уж точно не собираюсь, увольте.
Доктор пару секунд смотрел на меня, во взгляде его за прозрачными стёклами очков отчётливо читалось недоверие. После чего он сказал идти за ним и направился в комнату, куда вела одна из дверей в коридоре. Там, прямо посреди помещения стоял стол с нависающим над ним аппаратом, делающим рентгеновские снимки. Комната была поделена перегородкой на две неравные части. В одной находился стол, в другой, меньшей по площади, располагался пульт управления. Глядя на всё это великолепие медицинской техники, я испытала некоторый умственный диссонанс.
Посудите сами: вокруг мир, погружённый в трясину разрухи и упадка, где днём с огнём не сыщешь самых простых, обыкновенных вещей и удобств, к которым привыкли мы, люди эпохи до Великой Войны. И тут же, к примеру, в этом самом посёлке, где верх совершенства – повозка, запряжённая парой быков, работает самый настоящий рентгенн-аппарат. Причём не какой-нибудь допотопный и покрытый ржавчиной, эпохи середины двадцатого века, нет. Это прибор, произведённый незадолго до начала Великой Войны на самом продвинутом производстве одной из известных фирм-изготовителей. А может, вот так он и должен выглядеть, мир Эпохи Полураспада? Где нищета, дикость и сплошная разруха соседствуют бок о бок с остатками высоких технологий, создавая тем самым удивительные сочетания, вызывающие порой когнитивный диссонанс. Да, уж…
Посадив меня на стул и расположив мои руки на поверхности стола, док опустил аппарат, наведя перекрестие на светящемся прямоугольнике так, что бы оно расположилось точно между предплечьями. После чего убежал в соседнюю комнату. Крикнул, что бы я не шевелилась. Аппарат издал короткое гудение и стих. Доктор вышел из-за перегородки и сказал, что бы я подождала вместе с остальными, пока он будет проявлять снимок. Я кивнула и отправилась обратно в гостину