–Что случилось? – хриплым голосом спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Почему замедлились?
«Гарпия» сейчас двигалась со скоростью пешехода, медленно пробираясь среди скал, высившихся теперь с обеих сторон.
–Скалы кругом, – ответил за всех Нейтан, заглянув в кубрик. – В иллюминатор выгляни. Похоже, раньше их здесь не было.
–А-а, – равнодушно протянул Трамп. – Тогда понятно.
Он завалился обратно в гамак и закрыл глаза. Вот железные нервы у человека! Или просто такой пофигист по жизни, что всё ему до одного места, бывают такие. Защитники на корме перестали издавать резкие хэкающие звуки, с которыми они наносили удары, прервали свои занятия и теперь так же смотрели на завораживающее зрелище, которое разворачивалось вокруг нас. А скалы впереди и с боков не кончались, становясь всё выше и выше. «Гарпия» шла среди этого каменного нагромождения, сверху придавленного свинцовыми облаками уже около трёх или четырёх миль, а оно и не думало заканчиваться, простираясь во все стороны так далеко, что не хватало взгляда, что бы охватить всё это величие. Сразу стало как-то тихо вокруг, лишь вода едва слышно плещется о борта судна. Проникшись окружающим мрачным великолепием, люди на катере невольно притихли и настороженно поглядывали по сторонам. То и дело слышны были резкие возгласы вперёдсмотрящего, сидящего в специальной кабине на крыше рубки управления. Сейчас там находился чернокожий матрос Скамейка. Он предупреждал рулевого, если «Гарпия» слишком опасно приближалось одним из бортов к скалам. Ему сверху лучше видно, чем из рубки с её небольшими продолговатыми окошками. Тому, кто находился у штурвала и так приходилось вести судно почти вслепую, петляя среди гигантских валунов, словно в лабиринте. Два матроса встали на носу с обоих бортов с длинными шестами в руках, которыми не переставая прощупывали чёрную бездну впереди катера. Наконец, когда уже казалось, что скалам не будет конца, далеко впереди мелькнул просвет, обозначавший окончание каменной гряды. Но тут в окружающее безмолвие вторгся какой-то посторонний звук.
Сначала тихий и едва различимый, на самой грани слуха, он зародился где-то в глубине скал и с каждой секундой нарастал, звучал всё громче, заполняя собой всё окружающее пространство. Протяжное, на одной ноте звучание, в какой-то момент разделилось на два голоса, превратившись в напев, своей необычной мелодией проникавший в самую глубину души. Невозможно было не замереть в восхищении, начав прислушиваться к мелодии в попытке уловить каждый перелив, каждый оттенок этой чудесной песни. Спустя минуту все, кто был на катере превратились в статуи, неподвижными фигурами с закрытыми глазами и блуждающими улыбками наслаждения на лицах, застыв на месте, всем существом внимая чудесному песнопению. Всё это я отмечала той часть сознания, которая обычно наблюдает за происходящим как будто со стороны, отстранённо подумав, что так в древних легендах поют морские сирены перед тем, как навсегда увлечь в морские глубины впавших в гипнотический транс мореплавателей. Медленно повернув голову я увидела, что посланники Джесси Джеймса лежат кучкой в своём углу и не шевелятся, как и их товарищ, спящий сейчас в гамаке. Я посмотрела туда, где был угол Отступников. Специалист Олин застыл, склонившись над клавиатурой, пальцы лежат на клавишах, но не шевелятся, голова с закрытыми глазами безвольно свесилась на грудь. Плеска опускаемых в воду шестов и возгласов вперёдсмотрящего то же не было слышно, замолчал на полуслове капитан, гулкий бас которого перед этим непрерывно доносился из рубки. А прекрасный напев всё звучал и звучал, завораживая всё больше, магией звука вводя в глубокий транс каждого, чьего слуха он касался. Я почувствовала, как закрываются глаза, а сознание уплывает в дальние дали, заполняясь целиком и полностью волшебной мелодией. Я тряхнула головой, размахнулась и со всей силы дала сама себе пощёчину. Жестокий метод, и не сказать, что приятный, но действенный – в голове сразу же прояснилось. И тут боковым зрением я заметила, как мимо иллюминатора что-то промелькнуло, потом ещё и ещё. Кто-то или что-то проникло на катер извне и шныряло сейчас по палубе. Почему же команда бездействует?
На ватных ногах, пошатываясь и хватаясь руками за что попало я добрела до выхода из надстройки и выглянула наружу. То, что я увидела, не прекращая бороться с накатывающей с новой силой сонливостью, потрясло меня до глубины души. По катеру сновали существа, очень похожие на людей, но это были не люди. Голые, мокрые, склизкие, с лысыми продолговатыми головами, увенчанными маленькими костяными гребнями на макушке, они громко шлёпали по палубе босыми ступнями, похожими на миниатюрные ласты. Кожа у этих существ походила на шкуру акулы, но в отличие от акульей была тёмно-синего цвета. Всё это я успела разглядеть до того, как один из них повернул голову и посмотрел на меня. Физиономия пришельца доверия не внушала ну совершенно никакого, скорее наоборот. Как сказал бы Нейтан в подобной ситуации: «Ой бля, ну и рожа!». Прозвучало бы это по-русски, так выражаться он научился у Старика из Добрососедства. Мой муж вообще довольно много русских слов знает. Я его просила и меня просветить на эту тему, но Нейтан всегда отнекивался, ссылаясь на сложности освоения русского языка. По-моему то, что он произносит, это сплошь одни русские ругательства, вот и не хочет меня им учить. Ну, не хочет – и не надо, я и на родном английском хорошо материться умею, хоть и не люблю этого делать. Меня надо хорошенько из себя вывести, что бы я матюкаться начала.
Так вот, морда того, кто сейчас пялился на меня своими круглыми, как у рыбы и такими же бессмысленными глазами, человеческое лицо напоминала лишь очень условно. Носа нет, вместо него две узкие щели, лоб покатый, челюсти выдвинуты вперёд, как у пираньи. С двух сторон на шее возле плеч видны закрытые кожистыми пластинками узкие полоски жабер. Ихтиандр, мать его за ногу, самый натуральный! Простите – не удержалась. Разве мог подумать тот русский писатель, давным-давно написавший столь замечательную повесть о любви обычной девушки и парня, умевшего дышать под водой, что его фантазии три века спустя сполна воплотятся в реальность! Только эти вот натуральные, не книжные «ихтиандры», желания влюбляться в них сходу почему-то совершенно не вызывали, скорее наоборот. Так и хочется дать им по башке чем-нибудь тяжёлым. Это злодейское побуждение во мне вызвал тот самый мокрый гад, который сейчас вовсю глазел на меня. Поиграв в гляделки пару секунд, он моргнул вертикальными полупрозрачными мембранами, разинул неожиданно широко раскрывшуюся пасть, всю сплошь усеенную мелкими, но чрезвычайно острыми зубами и зашипел. Из разинутого рта существа на меня пахнуло смесью тухлой рыбы и водорослей, непередаваемым «ароматом» обдав буквально с головы до ног. Я на секунду аж зажмурилась от отвращения. А в следующую секунду увидела нечто такое, что заставило меня буквально взорваться от возмущения и перейти к активным действиям.
Синекожих тварей, вылезших из морских глубин и проникших на катер с каждой секундой становилось всё больше. Когда я вышла из кубрика, их было трое или четверо, во всяком случае, столько я видела на корме. Но сейчас набиралось уже с десяток и всё новые руки с перепончатыми когтистыми ладонями хватались за борт. Но возмутило меня другое: я увидела, как два синих гада подскочили к Защитникам Николсону и Томпсону, один из которых стоял на коленях, свесив голову на грудь и безвольно опустив руки, а другой и вовсе лежал ничком возле борта, время от времени вяло шевелясь. Схватив Томпсона под руки с двух сторон, они потащили его к краю кормы. Ещё секунда, и они попросту вышвырнут его за борт! Я не стала больше ждать, и зашипев в ответ на синемордого, отчего тот испуганно отшатнулся, бросилась на спину одному из тащивших в воду слабо упирающегося Отступника. Ну, бросилась – это слишком сильно сказано, я просто схватила внезапно неприятно ослабшими руками ближайшего ко мне «ихтиандра» за плечи и попыталась оттащить его от Томпсона. Попытку спасения товарища сразу можно было засчитать, как неудачную. Синий гад вывернулся, клацнул вонючей пастью прямо перед самым моим лицом и так двинул мне в грудь лапой с растопыренными пальцами, что я, словно лёгкое пёрышко, несомое ветром, улетела обратно в кубрик. Пролетела его весь и приземлилась у входа в ходовую рубку. Когда падала, нехило так приложилась головой об пол, благо он покрыт толстыми резиновыми квадратами, а то могла бы затылок в кровь запросто разбить.
А завораживающая песнь всё звучала, ни на секунду не умолкая, и люди на судне окончательно потеряли всякую волю к сопротивлению. Один только мой Нейтан по непонятной причине сопротивляясь гипнотическому воздействию упорнее всех, попытался дать отпор заполонившим палубу монстрам. Он, держась одной рукой за голову и ежесекундно ею встряхивая, другой вытащил – не выхватил, а именно вытащил из кобуры пистолет, гуляющей из стороны в сторону рукой направил его на самого здорового из «синих» и нажал на спуск. Но выстрела не последовало, лишь боёк сухо щёлкнул впустую. Патрона в патроннике не было. Видимо, находясь под мороком таинственной песни, многократным эхом отражающейся от окружающих скал, мой муж забыл, что разрядил пистолет перед тем, как начать тренироваться. Это и сыграло с ним злую шутку. Я, всё ещё лёжа на полу, через дверь кубрика видела, как житель океанской пучины широко замахнувшись ударил Нейтана по голове своей мускулистой лапищей. Тот только и успел, что подставить руки, попытавшись хоть как-то прикрыть ими голову. Отчасти защита ему удалась и удар, отклонившись от руки, прошёл вскользь. Но и этого хватило, что бы Нейтана снесло с ног, словно кеглю для боулинга. Он отлетел в сторону, с силой врезался в стену надстройки и медленно сполз по ней на пол. Его пистолет куда-то улетел, было слышно, как он несколько раз обо что-то звякнул. Я в ярости сжала зубы и попыталась сесть, оперевшись сначала локтями, а потом ладонями, и это мне, хоть и с огромным трудом, но всё-таки удалось. И в этот момент что-то произошло.