апашок этот, наверное, смог бы свалить с ног и супермутанта, случись тому оказаться здесь и втянуть своими большими ноздрями этот «сказочный аромат».
Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, набрав побольше свежего уличного воздуха в лёгкие, я собрал волю в кулак и решительно шагнул в подъезд, стараясь при этом сильно не дышать. Сделал пару шагов и остановился прислушиваясь. Позади послышался негромкий стук, звяканье и шуршание ткани. Затем раздался сдавленный возглас – это Нора сначала зацепилась поклажей за дверной косяк, а после, видать, здешнего «аромата» вволю нюхнула. Предупредить-то я её не успел, что бы дышала потихоньку и не сильно глубоко, хе-хе. Погрозив жене кулаком и сделав знак не шуметь, я поудобней перехватил винтовку и двинулся по коридору. Внутри убранство полуразрушенного дома создавало ещё более гнетущее впечатление нежели то, которое вызывал дом снаружи: облезлые, все в каких-то мерзких сырых потёках стены, огромные отвратительные пятна плесени повсюду, сгнившая, рассыпающаяся в труху мебель, растрескавшийся и стоящий торчком паркет. Все углы густо заплетены паутиной, да еще на глаза попался паук с баскетбольный мяч величиной и лапами длиной почти как моя рука, в чёрно-красную полосочку, нарядный весь из себя такой. Сидел себе, раскинув свои мохнатые конечности по паутине, добычу поджидал, ага. Я аж в сторону шарахнулся, когда его увидел, отскочив подальше от такой-то мерзости.
На одной из стен моё внимание привлекла потемневшая и поблёкшая от времени картина в треснувшей раме. Я подошёл поближе. На покрытом пылью полотне были изображены какие-то три мужика верхом на лошадях. Выглядели молодцы довольно-таки странно и это сразу бросалось в глаза. Видно было, что это люди военные: суровые лица, грозные взгляды. Да и оружие, которое они держали в руках выдавало в них воинов. Но в остальном… это была довольно таки странная троица. У одного, самого молодого из них и самого тщедушного в руках лук с наложенной на него стрелой. Второй за тесак на поясе держится, из ножен тянет. Третий, бугай здоровый, копьё поперёк седла положил и из-под ладони козырьком в даль смотрит. Рожи наглые, бородатые у всех, кроме молодого – тот гладко выбрит, лишь усишки жиденькие нарисованы, а у двух других бородищи аж до пояса! На головах какие-то смешные остроконечные то ли шлемы, то ли шапки… По виду железные. И рубахи на всех трёх металлом отливают – доспехи такие, что ли? Только уж больно какие-то облегающие, будто футболки. Вот что за несуразные фигуры? На индейцев не тянут – те всё в перьях больше, хотя оружие похоже, это да. Но бороды-то, да и физиономии для индейцев не характерные – вроде как свои, бледнолицые братья… Не понятно в общем. Да и хрен с ними, идём дальше.
Вы можете спросить: мол, а что же ты тут всему удивляешься-то? Ведь сам сказал, что эта дорога тебе знакома и ты бывал здесь уже. А сейчас ведёшь себя так, как будто в первый раз попал сюда, в это самое место? А я вам отвечу: быть-то я тут был, да только мимоходом с группой товарищей, так сказать, по несчастью. Вот они-то, товарищи эти самые мне и показали, причём издали, где на хайвей можно взобраться и подробно объяснили, как это сделать. А лично сам я этим путём ещё ни разу не пользовался, вот так вот. Всё просто. Ничего мне тут не знакомо.
Мрачный коридор вывел нас в довольно просторный холл с лестницей, ведущей на второй этаж. В центре холла лежал на боку помятый аппарат по продаже Нюка-Колы. Разбитые бутылки валялись повсюду ковром стеклянных осколков, предательски захрустевших под подошвами наших ботинок покрывая пол. Создавалось впечатление, что кто-то очень и очень большой, кому сил просто некуда было девать в припадке ярости своротил несчастный аппарат, выдрав буквально «с мясом» крепления, которыми тот был прикручен к полу. Да с таким усилием приложился, что гайки попросту посрывало с резьбы. Вон, одна как раз в сторонке валяется, ржавая уже вся. Сейчас и не узнаешь достоверно, кто же здесь такой могучий бушевал, помимо аппарата с газировкой сокрушивший все двери, что вели в квартиры, вырвавший с корнем батарею отопления и запульнувший ею в противоположную стену, и разбивший в щепу конторку консьержки. Дико и совершенно инородно на общем фоне смотрелась люстра, висевшая под потолком, которая сейчас сияла всеми своими завитушками, висюльками и прочими финтифлюшками так, словно её только вчера распаковали и повесили электрики. И плафоны с лампами на ней все целы до единой… Только что не горят, лампы-то.
Вообще-то если вдуматься, то в нынешнем постъядерном мире встречается довольно много таких вот несуразностей, разных нелепых мелочей, бросающихся в глаза, которые выбиваются из общей картины тотальной разрухи и запустения. Вот, допустим, иногда среди сопревших, ржавых и совершенно ни к чему не пригодных вещей вдруг попадается одна, которая будто бы ещё вчера лежала на витрине магазина и совсем недавно сошла с конвейера завода или фабрики. Или, к примеру, где-нибудь в давно заброшенном доме находишь остатки продуктовых запасов бывших жильцов и в куче мятых, вздутых и покрытых ржавчиной консервных банок натыкаешься на одну, совершенно целую, сверкающую красочной этикеткой. А если её вскрыть, то внутри обнаруживаешь совершенно свежие, издающие восхитительный аромат ломтики «Солтсбери Стейка». Говорят, некоторые уникумы вполне себе спокойно такие вот аномально свежие продукты едят, когда находят и вроде бы как совершенно безвредно для своего здоровья. Но я не рискнул бы на себе подобные опыты ставить. Ну его нафиг. Жизнь дороже.
Указав Норе на ряд дверей слева я двинулся по краю холла вдоль стены к дверям справа, стараясь по возможности поменьше наступать на стекляшки. Подошёл к первой, бывшей ко мне ближе всех, с привинченной латунной цифрой «один». Дверь висела перекосившись на вывороченной с мясом петле. Я посмотрел в щель. Прислушался – вроде тихо. Шагнул дальше. И тут заметил, что Нора со своего места делает знаки руками, пытаясь привлечь моё внимание. Я кивнул, вижу, мол. Быстро прошёл чуть вперёд, заглянув в каждую из следующих квартир – везде тишина, пыль и труха, грязь и мусор. Но вроде никто оттуда не нападает на нас пока, не рычит свирепо, не скребёт когтями пол и стены. Ну и хорошо, ну и ладно. Успокоив самого себя таким образом, хотя во рту уже пересохло от нервного напряжения, я пересёк холл, обогнув по пути несчастный аппарат «Арктик-Колы». Как не старался ступать аккуратно, но всё же иногда весело похрустывал стёклышками под ногами. Подошёл к Норе, которая стояла сбоку от двери и держала вход в квартиру под прицелом. Встав с другой стороны, указал пальцем на дверь. Нора на мой немой вопрос кивнула и жестами пояснила, что услышала внутри какой-то подозрительный шум. И тут я сам вдруг услышал какие-то негромкие, невнятные звуки, коснувшиеся моего слуха и идущие из глубины помещения. Да и запашок явно усилился, как только я к этой квартире подошёл, хотя казалось бы – куда ж ещё-то. Потом внутри квартиры зашуршало, словно что-то тащили по полу, негромко шлёпнуло чем-то мягким и снова воцарилась тишина. Блин, жутко здесь прямо скажем. Что-то страшновато мне как-то… Вон и Нора то же дышит часто. Видно, как грудь под курткой ходуном ходит, колбасит девочку мою нехило. Ладно, всё, берём себя в руки! Я приложил палец к тому месту на шлеме, где примерно находились мои губы и мотнул головой в сторону коридора – мол, двигаем к выходу и как можно тише. Тем же путём, которым проникли внутрь дома, мы с Норой выбрались на улицу. Снаружи как-то потемнело, помрачнело и поднялся сильный ветер, а небо плотно заволокло свинцовыми тучами. Не иначе дождь скоро пойдёт, а то и с грозой, вон какое небо страшное, налитое синим с оттенками чёрного. Мы завернули за угол дома и присели, укрывшись за ржавыми мусорными баками от порывов ветра и выставив стволы в разные стороны. Стали совещаться.
–Ну что, теперь хоть точно определились, что в доме кто-то есть, – тихо произнёс я. – Теперь остаётся самая малость: решить, как действовать дальше. Или переть напролом с боем, что нежелательно, учитывая, как мы с тобой нагружены, или попробовать проскользнуть потихоньку, но это тоже сомнительный вариант по той же причине. Ты вон, в дом зайти не успела, как задела всё, что только можно – какая уж тут тишина!
Супруга на мой пассаж в её сторону повернулась и стукнула меня кулаком в плечо, а потом ещё ладонью по шлему добавила.
–Ладно, ладно, – пошёл я на попятную, отстранившись и уворачиваясь от её рук. – Это случайно, я понимаю, а так ты у нас просто супер-мастер скрытности!
–Вот то-то же, – ответила Нора. – Ну, что решаем?
–А сама ты что думаешь? – решил я отдать инициативу в руки жены, она у меня тётка умная, может что дельное посоветует, хе-хе.
–Я думаю, что рисковать и оставлять за спиной непонятно что не стоит. Вряд ли там кто-то белый и пушистый завёлся – у меня тот запах до сих пор в носу стоит, трупниной так и шибает.
–Ну, значит так и поступим, – кивнул я. – Разбираемся с тем, кто внутри, а потом идём на второй этаж, или что там от него осталось, и ищем, где там можно на шоссе взобраться, о-кей?
–О-кей.
–Тогда пошли.
Вернувшись обратно в дом мы двигались по коридору, ведущему в холл с удвоенной осторожностью, каждый миг готовые открыть шквальный огонь по таинственному и судя по запаху не брезгующему мертвечиной обитателю этого дома, чтоб он провалился. Вот и холл со ставшим уже привычным аппаратом «Нюка-Колы», люстра под потолком сияет ярче прежнего надраенной латунью, просто вопиюще контрастируя со стенами и прочим интерьером в холле. И та самая дверь, открывать которую ой как не хочется, но надо.
Дальше мы с Норой действовали по ставшей уже привычной схеме: я вхожу первым, она прикрывает спину. Если что, то присоединяется ко мне и помогает огнём. Вот так всё просто. Но в действительности всё произошло, будем говорить, не совсем так гладко, как планировалось. Вернее – совсем не гладко. Дверь, а точнее её верхнюю половину, что оставалась висеть на петлях после того, как само дверное полотно раскололи пополам мощным ударом мне удалось открыть практически бесшумно, и я с винтовкой у плеча шагнул внутрь квартиры. Вонь, до этого казавшаяся очень сильной превратилась просто в сногсшибательную, аж глаза зарезало – не спасали даже фильтры шлема. Но я упрямо, хоть и медленно двигался вперёд несмотря на то, что почти перестал дышать.