— А маузер с вальтером с вами не вернулись, я так понимаю, — улыбнулся в ответ Просперо. — Хоть разок выстрелить-то из них успели?
— Давайте ближе к делу, — оборвал его Андрей.
— Как скажете, — не обиделся Просперо. — Вот форма зимнего образца. Теплое пальто, меховая шапка, зимний шарф. Деникинский вариант, с соответствующими нашивками и знаками различия. Все командующие белыми фронтами — и сам Антон Иванович, и Юденич, и Миллер — признали свое, пусть номинальное, но все же подчинение власти верховного правителя и верховного главнокомандующего Колчака, так что придраться будет не к чему. Даже наоборот, начнут задавать вопросы, как дела на юге, можете врать напропалую, со связью там не особо.
Оружие — револьвер системы Нагана, офицерский, самовзводный. Предохранитель, обратите внимание, отсутствует, но при ненажатом спусковом крючке специальная деталь не позволяет бойку соприкасаться с капсюлем, — он положил на прилавок тяжело брякнувший револьвер в кожаной кобуре, — и портупея к нему. Саблю не предлагаю. — Он улыбнулся, словно приглашая Андрея сделать то же самое.
Но ему было не до того. Мыслями он находился уже в Прибайкалье тысяча девятьсот двадцатого.
— Вот еще сумка, — продолжал оружейник. — Тут всякие хозяйственные мелочи. Там же ваш документ, все как в прошлый раз. Немного денег царским золотом, их везде принимают. Патроны…
Андрей молча кивнул в ответ.
— Про еду тоже вы сами в курсе. Ну, с богом. — Он обернулся к интеркому, щелкнул кнопкой, негромко проговорил в черную решеточку: — Сергей, забирайте.
Видя, что его подопечный прекрасно справляется сам, Сергей даже не стал заходить в оружейную, просто взмахнул рукой с порога и сам первый пошел к камере перемещения. Они свернули в знакомый коридор. С момента его последнего посещения ничего не изменилось. Да и с какой стати тут что-то может измениться?
И опять стакан воды, и снова капсула. На сей раз он закинул пилюлю в рот без колебаний и сомнений. Запил. Присел, сгруппировался, как учили в инструкции, и закрыл глаза.
Потянулись секунды ожидания. Сколько их было в прошлый раз? Двадцать, сорок, шестьдесят? Теперь уж и не вспомнишь. А вот, началось.
Его качнуло, тряхнуло, вывернуло словно внутрь себя и понесло куда-то. Голова закружилась, разноцветные пятна перед глазами слились в безумную палитру, перетекая друг в друга. Раздалось тонкое, надрывное пение флейт, переходящее в ультразвук. И когда уже казалось, что голова Андрея взорвется, он неожиданно поутих и стал напоминать вой метели. Он вернулся в Прибайкалье 1920 года.
Налетевший ветер не казался таким уж злым, холод тоже не был запредельным. «Однако быстро привыкаешь», — думал он, выискивая взглядом огоньки поселка. Ага, вот они. Сначала склады, сараи какие-то, дальше жилые дома. Правее станция. Забор высокий, какие-то грузы в навал, за которыми не видать ни черта. Старые шпалы свалены горой. Какие-то разрозненные вагоны. Маневровый локомотив под парами, расталкивая эти вагоны, формирует состав. Те же, что были… э… будут в том составе. Черт, не разобрать в темноте.
— Стой, куда прешь? — раздалось из темноты.
Андрей, прищурившись, разглядел невысокую деревянную будку, обложенную вокруг мешками с песком, порядком занесенными снегом. Блокпост?
— В город, с поручением! — крикнул он, приложив ладони рупором ко рту.
— С каким таким поручением? — подозрительно спросили из-за мешков. Над бруствером поднялся керосиновый фонарь с пляшущим на кончике фитиля огоньком. Две головы в фуражках, обмотанные поверх бабьими платками.
— Из штаба южного фронта. Бумага вот. — Он достал из-за пазухи состряпанный Просперо документ и, подойдя к часовым, показал.
Приняв лист задубевшими на морозе руками, они долго читали ее, светя высоко поднятой керосинкой.
— Так тут не написано, чего за поручение-то. Словеса одни, — пробормотал один из солдат, выглядящий худее и злее своего напарника.
— Да вам про то и знать не положено, — смело ответил Андрей, глядя в заросшие морщинистые лица с синими кругами под глазами.
— Но-но, ты это… — взъярился худой. Отойдя на два шага, он передернул затвор трехлинейки.
Прежде чем Андрей успел испугаться, другой положил руку на казенник его винтовки. Пригнул ствол к земле:
— Ты, ваше благородие, его извини, тяжело сейчас всем.
— Ничего, братцы, я понимаю, — кивнул Андрей. Ему стало жалко людей, попавших в жернова войны и чувствующих, как земля уходит из-под их ног. — А где тут штаб у вас?
— Да нету у нас толком штаба. Господа офицеры предпочитают в ресторане встречаться, там и решения принимают.
— Далеко ли до того ресторана?
— Да вот по улице идите, не ошибетесь, — ответил солдат, не отпуская винтовки напарника.
Андрей предпочел воздержаться от дальнейших расспросов. Миновал караулку и заспешил к городу, спиной чувствуя колючий взгляд солдата.
Город был построен вокруг станции, ею начинался, ею, по всей видимости, и заканчивался, пропуская через себя серую ленту «железки».
А вот и паровоз, заметил он черную, казавшуюся безжизненной махину на одном из запасных путей. Фонари там не горели, и только отблески на отполированных о рельсы колесах выдавали его присутствие да огоньки папиросок часовых. Еще какие-то люди топчутся, едва различимые за снежной вьюгой. Не секретный объект, а проходной двор. Если, конечно, часть будущего состава здесь, а не в каком-то другом месте.
Лабазы скрыли от него одноэтажное здание вокзала, виднелся только шпиль. Однако, сколько складов… До войны тут добывали слюду, отсюда и название. Потом мрамор, тут же перегружали в составы и гнали в Иркутск или в другую сторону, в Харбин. Понятно, что складских помещений множество. Однако должны ж старатели где-то жить и прогуливать свое жалованье! Ну, жили, понятно, тут — он оглядел вереницы домов с потухшими окнами и двухметровыми сосульками под крышами. А гуляли? Может, тут? Вдали, за чередой темных жилых домов в один-два этажа, он увидел ярко освещенную витрину. Пошел быстрее. Катя говорила, что работает в ресторане, там она и узнала про поезд, о нем же говорил солдат. Вряд ли в таком городишке несколько ресторанов, где собираются высшие офицерские чины.
Навстречу стали попадаться люди. Гражданских практически не было, зато военные — на любой вкус. От денщиков до высших офицеров. Разных возрастов и степени упитанности. На улице слышалась русская, британская, французская, польская, румынская, японская речь, но чаше всего попадался характерный чешский говорок. Виднелись погоны и знаки отличия самых разнообразных расцветок и конфигураций.
Несколько караулов при винтовках с белыми повязками на рукавах тоже состояли из чехов. Они подозрительно смотрели на офицерскую шинель с незнакомыми нашивками, но не останавливали, даже не подходили.
Мимо прокатили сани, запряженные понурой кобылкой, два русских офицера возлежали на них, как римские патриции, между ними сидела развязного вида девица в богатой шубе, но без головного убора. Она пронзительно смеялась. Андрей посторонился, пропуская экипаж, покачал головой. Почему-то всегда находятся люди, даже в самые трудные моменты только и думающие, где снять телок да нажраться, а там и трава не расти.
Наконец он добрался до цели своего путешествия. В окружающей темноте заведение являло собой праздник среди запустения, пир во время чумы. Над козырьком — светящаяся электричеством надпись «Империал». У дверей — выставленные в кадках туи, долженствующие обозначать кипарисы, и халдей в шубе и «боярской» шапке. С поклоном он распахнул перед посетителем дверь.
Андрей вошел, оглядываясь, обо что бы вытереть налипший на сапоги снег, но не нашел, постучал один об другой, оставляя на мраморном полу быстро таящие комья. Другой халдей во фраке и бабочке подскочил сзади, потянул с плеч пальто. Сунул в руку позолоченный номерок с обтертыми краями. Третий широко распахнул двери со вставками матового стекла. Волна теплого воздуха обдала Андрея. В ней причудливо мешался запах жареного мяса, дорогого одеколона, табака и давно не стиранных портянок.
Он прошел в зал, комкая в руках дорожный мешок и пригибаясь, чтоб не глотнуть густого папиросного дыма, как туман собиравшегося под высокими потолками.
Курили в зале почти все. Несколько затрапезных штатских в старомодных костюмах, несколько дам с нарочито яркой помадой и слишком оголенными плечами и, конечно, офицеры. Последних здесь было абсолютное большинство. В форме всех мастей и всех родов войск, они сидели за небольшими квадратными столиками иногда по четыре, иногда и по пять-шесть, притом что в зале оставались свободные места. Андрею показалось, что они собираются не просто так, а по определенному признаку. Скорее по национальному — русские с русскими, британцы с британцами, чехи с чехами… Мультикультурных — вот слово-то какое вспомнилось! — компаний не было вообще.
Не дожидаясь метрдотеля и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Андрей свернул к столику возле окна, стоящему за большим бронзовым светильником в виде держащего в руке фонарь Гермеса. Уселся, положил на свободный стул мешок. Взял меню, красиво написанное от руки. Делая вид, что листает, внимательно оглядел зал, отыскивая глазами Катю. Не нашел. Все носящиеся с подносами между столами официанты были мужчинами.
Понятно дело, их господа офицеры хлопать по попам и хватать за мягкое особенно не будут, не то что девчонок молодых. А может, она не в зале работает, а при кухне? А про официантку так соврала, солидности добирала? А что, по современным меркам вполне поступок, может, и по здешним. Надо что-то заказать, потом пойти в уборную и осмотреться. Сделать вид, что не туда попал, или еще что? Он снова полистал меню, на этот раз уже читая внимательно.
М-да, не богато. В основном свежая дичь, битая по окрестным лесам. Для рыбы не сезон. Хотя можно вот селяночки заказать. Как особо помечено напротив блюда, с японским рисом. Интересный рецепт. А вот винная карта впечатляла. Русская водка, английский ром, французский коньяк и мар, итальянская граппа и еще дюжина названий, которых Андрей и не слышал. Такое впечатление, что союзники решили залить Сибирь, сплавить туда все излишки крепкого алкоголя. Цены… Черт их знает, дорого или дешево, но выданных Просперо золотых рублей должно хватить.