— Конечно, если сам товарищ Ленин послал. Вон как раз и чехи восвояси убираются.
Андрей выглянул в окно. Действительно, чехи разворачивали сани в сторону едва расчищенной дороги. Практически несолоно хлебавши. Несколько мешков да бочка какая-то. Да еще к задку последних саней привязаны несколько собак. Они рвались с веревок, но пересилить лошадиную силу не могли. Куда их, на съедение что ль? Блин, жалко песиков.
— Ну что, можно выходить?
— Лучше уйти тихо. Деревенские сейчас злые из-за убытков, чужих могут нехорошо встретить.
— Так ты им вроде не чужая?
— Я-то не очень, а вот ты — не сильно свой. Они могут и на мандат не посмотреть.
— Хорошо, куда?
— Давай спустимся потихоньку — и к лесу. Там у околицы дома брошенные, за ними нас видно не будет.
— Да ты что, там снегу по колено, несколько часов идти будем, — вспомнил Андрей свой путь в деревню.
— Это если ногами, а у меня снегоступы есть. Свои и еще одни приметила там у сарая. Пойдем.
Она взяла Андрея за руку и потащила к люку. Он откинул крышку и пропустил девицу вперед. Спустился следом, заметив с лестницы, что та шарит вокруг стола. Неужели съестное ищет? Может, батончик ей дать? Додумать мысль он не успел — не найдя ничего подходящего, девица выскользнула в сени, а там и на улицу. Андрей вышел за ней, на ходу застегиваясь и накидывая капюшон.
Ветер немного утих, и снежинки теперь не летели пулями, а, медленно кружась, оседали на плечах. Горизонт прояснился, дышать стало легче. В разрывах туч появилась луна. Ее неяркого света хватало, чтобы идти уверенно, ни обо что не спотыкаясь.
Они довольно быстро добрались до околицы, как раз около того дома, к которому вышел Андрей. Девица забежала за сарай и вернулась с парой широких лыж. Не целиковых, а каркасных, гнутых из целых прутьев и обмотанных поверху лыком.
— Приматывай пока к ногам, сейчас я другие принесу, — бросила она и снова убежала.
Пока Андрей разбирался с веревочными креплениями, она снова вернулась, неся другую пару, поменьше.
— Да нет, тут вот так, а это сюда продевай и тяни, — объяснила она, на ходу приматывая свои. — Ну вот, теперь вставай. Нет, не так, не как на обычных скользи, а ноги поднимай и шагай. Ага. Вот, проваливаться не будешь. Совсем вы там у себя в Москве и Петрограде жизни не знаете, — засмеялась она, мило морща носик.
Не слушая его возражений, развернула тупые носы своих лыж к лесу и зашагала, высоко задирая колени. Смешно, но достаточно грациозно. Ему ничего не оставалось, как последовать за ней.
Минут десять они молча шли по снежной равнине. Андрей экономил дыхание и привыкал к такому способу ходьбы. Наконец он немного освоился и окликнул девушку:
— А чего тут чехи делают? Большие станции-то далековато.
— По всей дороге разъезды и гарнизоны на каждом полустанке, — ответила она, не оборачиваясь. — Чужих отгоняют, хотя и странно. Эшелон бы лучше незаметно прогнать, не привлекая внимания. Ну да кто их, европейцев, разберет? Ну и продовольствие запасают по возможности.
— Понятно, — ответил Андрей, а про себя добавил: «Там же золота больше чем на Клондайке». — А ты сюда как добралась?
— Сначала на паровозе, который путейцев возит, потом на снегоступах. Тут недалеко, версты четыре.
«Да уж», — подумал Андрей, у которого с непривычки начали болеть ноги. А прошли-то всего — он оглянулся на едва заметные огоньки деревни — метров восемьсот.
— А далеко в лесу отряд?
— Нет, не очень. Правда, наши давно в деревню не ходят. Больше охотой живут.
— Что ж так?
— Мужиков тоже понять можно: узнают колчаковцы, что деревенские партизан подкармливают, пожгут все. Да и еды на двадцать мужиков не вдруг напасешься.
— А на фига они в красные пошли? Сидели бы себе спокойно, землю обрабатывали, ни в какие авантюры не ввязываясь. Красная армия уж сама как-нибудь с белыми разберется.
— Как знать? Колчаку кто только не помогает. И англичане, и американцы, и японцы, и чехи вот, и поляки, румыны, китайцы. Половина географии. Оружием снабжают, провизией. Сами за него воюют.
— Так и что, думаешь, под красными лучше будет, чем под Колчаком?
— Красные пока только обещают, землю всем, да мир, да хлеб. А белых мы уже повидали. Они целые деревни пороли, мужиков, баб, детишек малых. Всех. Расстреливали деревнями же. Вешали. По домам запирали да жгли. Глаза вырывали, кишки. Тут такое творится… — Она замолчала на полуслове.
— Понятно, помогают, значит, мужики Красной армии по мере сил? А дядя у тебя партизанским отрядом командует?
Она кивнула, не оборачиваясь.
— А родители где?
— Каппель, — коротко ответила она, и от слов ее повеяло могильным холодом.
«М-да, впору таким упырем детей пугать», — подумал Андрей, удерживая себя от следующего вопроса. Не надо девчонке душу травить.
Наконец добрались до леса. Ветер окончательно утих, разогнав перед этим тучи. Воздух стал тих и прозрачен. Снег под ногами заискрился в свете полной луны. Тени от ветвей легли на него причудливым узором.
— Господи, красота-то какая! — невольно вырвалось у Андрея.
— Что? — Девица остановилась так резко, что он чуть не наступил на концы ее снегоступов.
— Красота, говорю, — повторил Андрей, чуть не закашлявшись от попавшего в легкие холода.
Она посмотрела на него странно, мол, не поймешь этих городских, и свернула в узкую расселину, поначалу неглубокую, но круто уходящую вниз. Изредка прорывающаяся сквозь тучи луна высветлила сглаженные временем стены с нависающими над дорогой каменными глыбами. Они-то и задерживали основную часть снега наверху, не давая занести дорогу. Девушка присела на камень, отцепила снегоступы, ловко связала их вместе и закинула за спину.
Андрей присел рядом, попытался развязать путаницу веревок, но замерзшие пальцы не слушались. Девушка нагнулась, в несколько движений распутала узлы. Улыбнулась открытой, почти детской улыбкой и пошагала вперед по уходящей вниз тропе.
Он поспешил за ней.
Лощина, извиваясь змеей, уходила все глубже. «Наверное, русло реки», — думал Андрей, разглядывая высокие обрывы. Текла она к Байкалу тысячи лет, прорезая и полируя скалу, да где-то пресеклась, нашла новое русло, а это теперь вот…
Неожиданно стены разошлись в стороны, и они очутились в глубокой каменной чаше, раньше, видимо, бывшей небольшим озерцом. В центре ее стояли несколько приземистых, срубленных из толстых бревен домов с курящимися сизым дымком трубами. Пара сараев. Поленницы, какие-то тряпки и чугунки на плетнях. На столбах масляные фонари со специальными абажурами, чтоб свет не рассеивался по сторонам. Небольшая деревенька или, скорее, хутор. Для партизанского логова очень даже неплохо.
— Пришли что ль? — спросил Андрей.
— Ага, пойдем, я тебя к дяде отведу.
— А что ж раньше-то караулов не выставили? Только тут.
— Был там караульный, только внимательностью городские не отличаются, — усмехнулась девица.
— А…
Они свернули на протоптанную тропку, ведущую к самой большой избе. Снега тут почти не было, и вообще в котловине было значительно теплее, чем наверху. «Может, термальные воды или вулканы близко?» — подумалось Андрею. Хотя какие тут вулканы, сама по себе речка, если не замерзает, имеет вполне приличную теплоемкость, чтоб обогреть этот уютный закуток. По-любому классное место для курорта. Железка недалеко, природа обалденная, Байкал рядом. От иностранцев, желающих причаститься русских красот, отбоя не будет. Если журналиста пригласить с телевидения какого-нибудь, чтоб сюжет сняли. Вон как про долину гейзеров. Недешево, конечно, выйдет, но и выхлоп…
— Эй, ты чего задумался? — Девица дернула его за рукав полушубка.
— Да так, — вернулся он в мир, ставший на ближайшие часы для него реальностью, и с удивлением созерцая стоящих перед ним бородачей с охотничьими двустволками наперевес.
— Ну, подтверди им. — Девица снова дернула его за рукав.
— Что? — хлопнул ресницами Андрей.
— Что ты из Москвы, самим товарищем Лениным сюда посланный. Бумагу покажи.
— Да, покажи бумагу, — протолкнул слова сквозь густую растительность на лице один из них.
— Вот. — Андрей порылся в сумке и извлек мандат. Протянул бородачу.
Тот благоговейно принял из его рук бумагу, отстранил, приблизил к самому носу, шевеля губами.
Если он и умел читать, то по слогам, с трудом подгоняя один к другому, а может, просто делал вид.
— Ну что, прочитал? Увидел подпись самого товарища Ленина? — спросил Андрей, припомнив, чему его учили на курсах управления людьми.
— Да, прочитал, — ответил мужик, которому неудобно было признаться, что не осилил, и отвел винтовку. — Проходите.
Второй молча отступил в сторону. Миновав пост, они прошли по широкой расчищенной дороге к самой большой избе. Поднялись на крыльцо. Зашли в сени без стука. Девушка привычно зачерпнула ковшом из стоящей тут кадушки ледяной воды и отпила. Не оборачиваясь, протянула Андрею. Тот принял, но пить побрезговал, вспомнив крошки, застрявшие в бороде караульного. Он ведь тоже наверняка прикладывался.
Девица открыла дверь, отстранилась от клубов пара и дыма, вырвавшегося из теплой горницы в холодные сени. Нырнула внутрь. Андрей шагнул следом.
В комнате было жарко натоплено. Ощущался крепкий мужской дух и какой-то кошмарный запах, отдаленно напоминающий выхлоп «Беломора». Махра, догадался Андрей, заметив в руках и ртах сидящих за столом мужчин самокрутки.
Мужчин было человек десять. Они низко склонились над листом бумаги, расчерченным какой-то схемой. Не меняя положения тел, разом обернулись на скрип открываемой двери. Сцену можно было бы счесть комичной, гоголевской, если б не их лица. Истинно русские, бородатые, с суровыми складками над переносицей и тяжелыми, давящими взглядами из-под кустистых бровей. И фигуры под стать. Массивные, литые, плечистые, кряжистые. Руки и ноги не мускулистые, но толстенные, как бревна, привычные к тяжелой работе. И кулачищи пудовые, иначе не скажешь. Такими в фильмах про революцию изображали обычно кулацких предводителей. М-да…