Но есть и другое чувство. То самое ощущение хаоса внутри. Или созидательный импульс – так, пожалуй, звучит менее драматично. Даже если вы не артистка, не художница и не та невероятно креативная дама, придумавшая делать резинки для волос из собственного нижнего белья, этот созидательный импульс у вас имеется – просто потому, что вы личность. На свете нет двух одинаковых людей, мы все индивидуальности, и уже исходя из этого определения человека каждый из нас думает по-своему, мечтает по-своему и видит жизнь так, как никто другой. По сути, мы всегда стремимся быть собой и никем другим, даже когда притворяемся своей полной противоположностью и спрашиваем у какой-нибудь пустоголовой куклы по имени Финли, сидящей через два стола, что думает она. Да просто каждый человек полон противоречий, и это одно из них!
Знай я тогда то, что знаю сейчас, я доверяла бы хаосу больше, чем упорядоченности. Хаос старается вам сказать что-то вроде: беги, ты, идиотка! Там прячется человек с ножом! По крайней мере, в кино все происходит именно так, и я почти уверена: в театральной постановке, которой руководит ваш мозг, дела обстоят похожим образом. В действительности же ваше сознание пытается до вас донести примерно следующее: «Ты достойна большего. Вперед».
Увы, многие из нас игнорируют внутренний хаос, даже когда подвергаются сильному давлению. Мы смотрим по сторонам, приглядываемся к тому, что делают другие, и если они собирают волю в кулак и упираются дальше, то и нам не следует отставать. Мы подчиняемся многочисленным «надо потерпеть», «мужественно пережить», «концентрироваться на хорошем». Списываем все подряд на «Божью волю», «Вселенную», «ретроградный Меркурий», «ничто не случается просто так» (последнее – мое любимое). Люди произносят подобное спокойно и решительно, с интонацией серийного убийцы, который рассказывает жертве, как отрежет ей ногу. «Что ж, пожалуй, начнем с бедра».
Зная, какие советы принято давать в обществе, вы можете многое узнать о самом этом обществе. Разумеется, перечисленные мотивирующие фразы отражают безграничный оптимизм западного мира, однако ни одна из них не свидетельствует о другой отличительной черте западной культуры – о личностном самоопределении. Да, несколько красивых фразочек мы приберегаем на случай, когда и так все идет хорошо: «Нет ничего невозможного!», «Было бы желание, а способ найдется!». Но в ответственный момент, когда надо решать и выбирать, мы часто просто задираем лапки: «Чему быть, того не миновать», «Дам этому еще один шанс», «Подожду, пока не буду знать точно», «К чему стараться изменить ход событий».
Эти мудрейшие мысли должны бы поддерживать нашу мотивацию посреди серых будней – как насчет позитивных утверждений, Барб? – но я убеждена, что они способны оказать прямо противоположный эффект: иногда «принятие» – это эвфемизм, прикрывающий вашу безоговорочную капитуляцию. А в других случаях, вместо того чтобы продолжать бороться, несмотря на трудности, мы по ошибке пускаем все на самотек.
Но что произошло бы, если бы не пустили?
Что случилось бы, не посчитай вы свою реакцию слишком драматичной?
Доверились бы себе хотя бы один раз?
Прокрастинация – это протест. Сопротивление – это мятеж. Ваше сердце пытается донести до вас: все получается с таким трудом именно потому, что ты решила быть обычной.
Глава 4. «Добро пожаловать в реальный мир» – всего лишь замаскированный синдром маленького пениса,
Открыв с Терри Врата Хаоса, я твердо решила привнести в свою работу больше творчества. В результате вскоре я оказалась в лобби офисного здания, в котором работала, с огромной сумкой весом килограммов сто.
Пот стекал даже с кончиков моих волос, и я выглядела так, будто только что вылезла из бассейна. Я понятия не имела, как мои коллеги отреагируют на гигантский рулон рубероида, который я тащила, но меня это не слишком заботило. Я с трудом одолела наш невзрачный коридор, чуть не врезалась в стену, остановилась перевести дух, затем повернула ручку, попой открыла дверь настежь. И поволокла свою ношу дальше. Вскоре вокруг меня собрались все. Венди, секретарь, в недоумении качала головой. Кристал, еще одна специалистка по работе с клиентами, смотрела на все огромными глазами. Эйприл выглянула из финансового отдела и вытаращилась на меня. Никто не предложил помочь.
– Ради всего святого, Эмбирджи, что ты творишь? – Моя коллега Тиффани вывернула из-за угла и резко затормозила.
Маленькие кусочки битума осыпались на ковровое покрытие. Я улыбалась, с трудом прокладывая себе путь через лабиринт квадратных офисных отсеков.
Тиффани проанализировала ситуацию, с вызовом положила руку на бедро и, убедившись, что все ее слышат, объявила на весь офис:
– У тебя в самом деле крыша поехала, ты в курсе?
Меня ее замечание не удивило, всего несколько недель назад, когда я обратилась к Тиффани за помощью с ксероксом, она ответила так же злорадно:
– Не пора бы тебе уже научиться им пользоваться? Разве ты чем-то другим на своей прошлой работе занималась?
Я с шумом затащила тяжелый сверток в свой отсек, сбросила туфли, достала из выдвижного ящичка ножницы и приступила к делу. На моем столе в сумке из магазина Target уже лежали серебряная краска с эффектом металлик и кисточки.
Тиффани появилась снова, теперь в ее глазах читалась паника. Казалось, ей важно было найти хоть какое-то доказательство того, что мое поведение неприемлемо.
– Ну серьезно, что это за куча? – потребовала она объяснений.
Я ее проигнорировала и принялась расправлять рубероид. Я не собиралась покупать так много, но в магазине стройматериалов Home Depot он продавался только рулонами.
– Венди, иди сюда, ты не поверишь! – воскликнула Тиффани, поняв, что это такое на самом деле. Венди тут же явилась – как и все остальные. Они рассматривали меня с головы до ног так, будто я монстр из сериала «Очень странные дела».
– Это мягкая кровля, – спокойно пояснила я.
– И что ты собираешься делать – заняться стройкой прямо здесь, в офисе? – фыркнула Тиффани, довольная своим чувством юмора.
– Нет, – ответила я, увлеченно раскраивая рубероид на ламинате. – Я собираюсь заняться своей репутацией.
Даже если ваша работа не творческая, это не означает, что вы неспособны выполнять ее творчески. Почти каждая работа может приносить удовольствие, но для этого иногда приходится делать то, что другие никогда не делали.
Увы, люди не любят тех, кто отличается от них.
Согласно придуманному в тот день плану, рубероиду предстояло стать частью маркетинговой кампании по привлечению новых клиентов. Суть работы в отделе продаж заключается в том, чтобы уговорить клиентов отдать вам деньги. Но сперва вы должны убедить их в том, что у вас есть что-то для них интересное. Мне требовался способ привлечь внимание и выделиться в ряду одинаковых костюмов и пластиковых улыбок.
В моей компании сотрудники должны были (согласно инструкциям свыше) прозванивать совершенно незнакомых людей по списку. По очень длинному распечатанному списку, одно воспоминание о котором вызывает у меня ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство). После короткой и неловкой беседы по телефону каждый сотрудник отправлял почтой стандартный информационный пакет – сияющую белую папку с логотипом компании и такими словами, как «синергия», «переворот в сознании», повторенными и в тексте буклета – на случай, если кто-то действительно решит все прочитать. Такая стратегия была чудовищно неэффективной, однако все продолжали ей следовать. Мне предстояло узнать, что подобный конформизм живет в каждой компании. Сотрудники выполняют обязанности в соответствии с должностной инструкцией, сначала руководствуясь желанием соответствовать требованиям, а позже – по привычке. «Это не входит в мои обязанности» – становится боевым кличем. Любое отступление от инструкции воспринимается как открытое неповиновение. «А кто вам разрешил? Кто сказал, что вы можете так сделать?»
Однако существует тонкое различие между тем, чтобы приходить на работу, и тем, чтобы приходить работать. Я понимала, что рекламные проспекты, которые мне полагалось рассылать, были откровенно позорными и неэффективными, но на собственном опыте уже знала, что творческий подход никому еще не мешал двигаться по жизни, и потому больше следовало волноваться о результатах, чем о форме. На кону стояла не только моя зарплата, но и моя индивидуальность. Свобода действия, возможность проявить себя, свой потенциал, не ограничиваясь какими-то рамками, – именно этого требовала моя личность, только так она могла оставаться в порядке.
Я вырезала из гигантского листа цвета мокрого асфальта деталь за деталью, и вскоре стопки отдельных элементов высились повсюду – на столе, под столом, вокруг стола, на стуле. Тиффани периодически пробегала мимо, закатывая для вида глаза, но я-то знала, что она буквально кипит от любопытства.
Закончив с вырезанием, я открыла баночку с серебряной краской. Я надеялась добиться эффекта настоящего металла. Моя бабушка работала в Филадельфийском колледже искусств и дизайна, и, хотя она умерла еще до моего рождения, я вывела ее работу на новый уровень. Я сомневалась в том, что краска хорошо ляжет, но предчувствие подсказывало: все должно получиться, так как обратная сторона рубероида была черной, гладкой, блестящей. Я обмакнула кисть в краску и начала писать.
– У тебя урок рисования? – не удержалась Тиффани от насмешливого комментария, в третий раз шествуя мимо меня к принтеру. Я снова ее проигнорировала, усердно работая кистью и раскладывая элементы для просушки окрашенной стороной вверх. На каждой детальке было написано от руки:
ВЫ + Я = ВЗЛЕТ ПРОДАЖ ВЫШЕ КРЫШИ.
Полагаю, сейчас самое время немного отвлечься и пояснить, что по иронии судьбы я работала в журнале, который назывался