«Все для нового дома».
Что входило в мои обязанности? Для печатной и онлайн-версии журнала я подбирала рекламные материалы о продаже новеньких домов стоимостью несколько миллионов долларов. Разве это не прекрасно? Девчонка из трейлер-парка помогает продавать особняки. Моими клиентами были как огромные международные строительные корпорации вроде Toll Brothers и Ryan Homes, так и местные независимые строительные фирмы. Клиенты могли купить и целую обложку журнала за несколько тысяч долларов, и самую маленькую рекламную площадь – треть страницы. Конечно, обещание «взлета продаж выше крыши» сработало бы в любой сфере, однако именно в строительстве выбранный мною слоган оказался тем самым гвоздиком, способным закрепить сотрудничество.
Тиффани наблюдала, как я упаковываю каждый кусочек в красивую коробку с тонкой оберточной бумагой и своей визитной карточкой и отправляю почтой с уведомлением о вручении.
– Подлиза, – едва слышно фыркнула она.
Тем не менее на следующий день телефон звонил не умолкая. Звонок за звонком Венди кричала из-за перегородки:
– Эш, тебя спрашивает Келли Маркс… Это Джеймс Сили, Эш… Скотт Апрайт на линии…
Это были те потенциальные клиенты, на которых я больше всего рассчитывала. И звонили они мне, а не я им. Больше всего я ждала звонка от дамы по имени Сьюзан, и когда Сьюзан наконец позвонила, в офисе воцарилась полная тишина.
– Ну ладно, вы меня зацепили, – засмеялась она в трубку. – Как насчет встречи в эту пятницу, в два?
Когда о моем поступке узнал босс, он вызвал меня в свой кабинет.
– Эмбирджи, – начал он, глянув на меня из-под очков. Я кивнула. Грант был тихим человеком, такие люди заставляют меня нервничать. От страха в горле появился комок: вдруг мои действия нарушили протокол компании, вдруг отделу продаж следовало соответствовать фирменным стандартам. Возможно, меня собираются уволить.
Грант закончил печатать предложение, отодвинулся от компьютера и устроился в кресле поудобнее, скрестив руки за головой.
– Чертовски хорошая работа, – с улыбкой произнес он.
Когда год спустя я решила уйти из этого журнала, первым позвонившим мне клиентом была та самая Сьюзан.
– Ты точно хочешь уволиться? – спросила она. – Ты лучший специалист по работе с клиентами, с которым мне доводилось сотрудничать.
Большинство воздерживаются от творческого подхода к работе, так как всем нам вбивают в головы лет с четырех, насколько важно действовать по инструкции. Школа (святое место, где подают бутерброды с мясом неизвестного происхождения) – это двенадцатилетний тренинг по выполнению инструкций, разогревающая разминка перед последующими шестьюдесятью годами жизни в качестве продуктивного члена общества. Школьный день неслучайно строится по той же схеме, что и рабочий. И не просто так школьники учатся ставить галочки в тестах, вместо того чтобы думать вне поставленных рамок.
Теоретически стандарты – это хорошо. (По крайней мере, мне так говорили, когда я была подростком.) Но на практике «обучение» совершенно перепуталось с «профессиональным образованием». В школе нам снова и снова напоминали, что ее задача – подготовить нас к реальному миру, но определение «реального мира» было слишком узким. Мы осваивали в основном трудовые навыки. А как же навыки, необходимые для жизни? Почему детей не учат быть любопытными, увлеченными, готовыми к открытиям? И самое важное – кто решает, что именно надо знать человеку?
Ответ на этот вопрос содержит в себе меньше морали, чем нам хотелось бы. Большой бизнес всегда оказывал влияние на образовательную политику – и делает это до сих пор. В 1903 году Джон Рокфеллер создал Комитет по всеобщему образованию. В 1905 году Эндрю Карнеги основал фонд Карнеги по улучшению преподавания. Всего несколько лет назад Билл Гейтс направил 200 миллионов долларов на поддержку инициативы по внедрению универсальных образовательных стандартов, весьма противоречивой реформы образования, сутью которой является стандартное тестирование как способ измерения результатов. Недавно Джей Пи Морган легко расстался с 75 миллионами ради проекта «Новые навыки для молодежи», на сайте которого написано следующее: «Не сумев должным образом подготовить молодых людей для работы по этим специальностям, мы лишим молодежь шанса получить работу, а кроме того, мы оставим крупные компании без возможности нанять те таланты, которые им необходимы для процветания и конкурентоспособности».
Крупные компании… для процветания и конкурентоспособности. Мы предпочитаем думать, что образование – это вклад в лучшее будущее, но его суть – в получении доходов, а не в человеколюбии. Образование служит благополучию не людей, а компаний, на которые эти люди работают. Не хочу показаться сторонницей теории заговора, но вы тоже, скорее всего, часть системы, созданной для чьего-то обогащения; делать счастливыми вас никто не собирается. Ребята, я обожаю деньги, но нужно осознавать: множество вещей, которые вы от всей души считаете хорошими, плохими, правильными, неправильными, важными или неважными, созданы искусственно.
Сложно отрицать, что школы по большому счету функционируют как сеть залитых светом фабрик, где штампуют стандартные человеческие ресурсы. В этой модели образования – не обучения – предусмотрено наличие просторных классов, в которых группы детей одного возраста могут одновременно получать знания, в том числе тренируются постоянно кивать в знак согласия – навык, необходимый на протяжении всей жизни. Нас отправляют на ленту конвейера – то есть за парту – с одной единственной целью: изготовить полезный элемент человеческого капитала. Нам велят сидеть, соблюдать тишину, достойно себя вести и слушать. Предполагается, что таким образом дети приобретут подходящий «формат»: станут цивилизованными, терпимыми, уступчивыми, исполнительными работниками. На самом деле первые американские политические деятели когда-то даже посещали Пруссию (современную Германию), чтобы изучить систему образования и перенять опыт использования методов, позволяющих воспитать послушное и единообразное общество. Например, звонок, который звучит в начале и конце каждого урока, заимствован из прусской системы. Согласно ей, ученику преподавалось, что именно он должен думать, как долго ему надлежит об этом думать и когда он может начать думать о чем-то еще. Говорят, так обучали и солдат прусской армии.
Неудивительно, что многие из нас ощущают себя кучкой посредственных белых людей со Среднего Запада, вершиной карьеры которых стали футбольные победы в средней школе. Смысл всегда был в эффективности, а не в творческом подходе. Чтобы обеспечить большую «эффективность», в некоторых китайских школах, к примеру, детям выдают медицинские дозы водки.
Таким образом, фабричная модель образования не только занимается штамповкой премиальной и отлично подготовленной рабочей силы, но и планомерно внедряет массовый контроль над обществом, которое в других условиях могло бы стать неуправляемым и поднять восстание. Ну-ка, кто-нибудь, быстренько придумайте хитрый способ держать в узде население всего земного шара – скажем, часов по десять в день? (К счастью, теперь у нас есть Facebook.) Мы росли, сидя за партами, выстроенными аккуратными рядами, и действуя по инструкции, и продолжаем заниматься тем же во взрослой жизни. Проблема заключается в том, что со временем мы теряем собственные инстинкты. И когда в конце концов начинаем задавать вопросы: «Так, секундочку, а я действительно хочу прожить всю жизнь, отправляя по почте проспекты, которые никто не читает?» – остальные пытаются «спустить нас с облаков на землю».
«Добро пожаловать в реальный мир», – повторяют они хором.
«Цени, что имеешь», – настаивают они.
Большинство людей готовы сказать что угодно, лишь бы оправдать свои поступки, ведь безопасность они ставят превыше счастья.
Результаты, которых я добилась своей творческой кампанией в журнале, оказались беспрецедентными. Никого не волновало, что я не следовала правилам, – ведь я заработала много денег. Но важнее было другое: я начала учиться общаться с людьми, считывать их настроение и намерения, больше доверять собственным идеям – и все это пригодилось мне позже. Я помогала клиентам (на безвозмездной основе) составлять привлекательные рекламные тексты и снимать на видеокамеру проморолики – хотя это не входило в мои обязанности и я не имела для этого достаточной квалификации, – просто результаты моих клиентов волновали меня не меньше, чем собственные достижения. Общим знаменателем моего успеха была работа не по готовому сценарию.
Я живое доказательство того, что не существует единого верного способа выполнять свои обязанности. На самом деле нет единого верного способа заниматься любым делом. Мы каждый день как будто носим универсальные маски и думаем: «Если я буду говорить определенные вещи, никто не усомнится в моих знаниях. Если я стану вести себя определенным образом, все решат, что я уверенный и опытный профессионал». Мы опасаемся демонстрировать переполняющий нас энтузиазм, нашу искренность, честность, увлеченность, ведь нас учили, что «профессиональный» означает «безликий», а индивидуальность тестами не проверяется.
Мы всегда готовы допустить, что другие знают что-то лучше, чем мы сами. Мы считаем, что все эти люди в строгих костюмах владеют неведомыми нам знаниями и, чтобы двигаться вперед, нам следует стремиться походить на них. Вы когда-нибудь ехали в лифте с толпой белых воротничков? Кажется, что кто-то умер прямо там, в лифте, – настолько каждый сосредоточен на демонстрации остальным своей серьезности.
Но повторю: никто не знает, что на самом деле надо делать. Все мы просто притворяемся, будто знаем это. Каждый человек в офисном здании, где вы работаете, сотрудники выше вас по должности, ваш босс, босс вашего босса. Некоторые из них, без сомнения, отличные руководители, но никто из них не пуленепробиваемый. Иногда и их суждения оказываются неверными. Порой и они действуют наугад.