При взгляде на фотографию у Ромы возникло странное чувство, как будто он уже видел этот снимок раньше. Парень внимательно всматривался в лицо девушки. Нет, её черты были ему не знакомы. Надо запомнить фамилию, почитать потом про неё в интернете, может тогда Рома поймёт, почему фото показалось знакомым.
Ещё пара совсем недавних снимков, где Полина Васильевна с Валентиной Семёновной на празднике «День города», и тоненький чёрный альбомчик закончился.
— Жаль, что у Вас нет фотографий Таёжного, сделанных в последние годы. Очень бы хотелось посмотреть, каким стал Ваш посёлок сейчас.
— Если тебе интересно, радость моя, попрошу внука. Он вышлет.
— Хорошо с Вами, девочки, — сказал Рома, допив последний глоток уже остывшего чая, — но мне пора. Завтра рано вставать.
Парень торопился домой, потому что хотел найти и изучить информацию о знаменитой ученице Полины Васильевны. В одной из социальных сетей Рома легко отыскал страничку микробиолога Елены Осиповны Пермяковой. Местом её рождения был указан посёлок Таёжный. Всё сходится. И Рома начал читать. Изучив биографию Елены Осиповны, в которой парень не нашёл ничего для себя интересного, он переключился на её работы. Безусловно, они имели для науки огромное значение, но, опять же, не натолкнули Рому на мысль, отчего его так заинтересовала фотография автора этих работ. На этом парень решил не останавливаться. Теперь он обратил своё внимание на личную жизнь микробиолога. Детей у Елены Осиповны не было, а муж оказался известным сибирским фотохудожником. Рома внимательно изучил все его работы, которые можно было отыскать в интернете. Красивые городские пейзажи одного из сибирских мегаполисов, оригинальной обработкой стилизованные под акварель, говорили о тонком художественном вкусе, но кроме чувства эстетического удовольствия, не вызвали у Ромы никаких других эмоций или мыслей. Парень уже было решил, что эта ветвь поиска тоже является тупиковой, как вдруг среди ранних чёрно-белых работ фотографа, он заметил снимок, очень похожий на тот, что показывала сегодня Полина Васильевна. Работа называлась «Истоки». Юная девушка и её учительница стоят рядышком, освещённые первыми лучами восходящего солнца, на фоне ослепительной красоты таёжного пейзажа. Не было никаких сомнений, что эта фотография была сделана в то же время и в том же месте, что и снимок, который хранит Полина Васильевна, только, видимо, с другого ракурса. На одном фото девушки крупным планом, на другом они уже кажутся крохотными фигурками на фоне вековых сосен, упирающихся в небо. И, теперь глядя на второй вариант снимка, Рома понял, почему первый показался ему знакомым. Елена Пермякова была тут совершенно ни причём, он узнал место съёмки. Это было то же самое место, что и на фотографии Викиной мамы с Артёмкой на руках, которую сделал отец девушки. Рома не мог ошибаться. На том фото была интересная деталь, бросившаяся в глаза парню — две, сросшихся причудливым образом сосны, как двоё влюблённых, сплетённых в страстных объятиях. В точности такое же дивное дерево красовалось и на снимке сибирского фотохудожника.
Рома соскочил со стула и начал быстро ходить по комнате взад-вперёд. Его головоломка начинала сводить его с ума. Получается, Викины родители были в посёлке Таёжный со своим сыном незадолго до его смерти. В посёлке Таёжном, который является родиной Полины Васильевны, которая почти всю жизнь прожила там, а сейчас работает консьержкой в тысячах километрах от родины в подъезде, где живёт Вика. Совпадение? Нет, Рома не верил в такие совпадения.
Глава 19. Он знал, где искать
— Теперь, Люба, когда я точно знаю, что они здесь, я должен действовать.
Викины родители разговаривали шёпотом, хотя дочки не было дома. То ли сказывалась многолетняя привычка, то ли им просто не хотелось говорить вслух о том, о чём шла речь.
— Я боюсь, Саша! Боюсь, что мы можем сделать что-то не так, навредить им обоим.
— Я буду осторожен, — Александр Александрович нежно коснулся щеки жены тыльной стороной ладони, стирая слезинки, медленно скатывающиеся из её глаз. — Мы так долго ждали. Мы устали ждать.
— А как же Вика?
— С нашей девочкой всё будет хорошо. Полина присмотрит за ней. Она обещала.
Любовь Николаевна придвинулась поближе к мужу и положила голову ему на плечо:
— Ты думаешь, у тебя получится?
— Получится. Я разработал план. Теперь я не пойду у них на поводу, как тогда.
Любовь Николаевна глубоко вздохнула:
— Это был трудный выбор. Но у нас не было другого выхода.
Каждый из супругов задумался о своём.
Любовь Николаевна вспомнила тот чёрный день, когда они с мужем узнали, чем болен их сын. Вспомнила, какое отчаяние охватило её. Нет, она не собиралась сдаваться. Она собиралась бороться. Они нашли лучших врачей, они нашли лучшую клинику. Артёмка получал самое передовое на тот день лечение. Но ничего не помогало, малыш всё равно медленно угасал. Нет-нет, родители не имели право терять надежду. Надежда — это была последняя тонкая ниточка, которая удерживала их от падения в пучину отчаяния. Они искали новых врачей и новые клиники. Но всё равно неотвратимо настал день, который на всю жизнь глубокой раной врезался Любови Николаевне в память, день, когда её последняя надежда угасла.
— Валерий Иванович, почему Вы отменили очередной курс химиотерапии? — спросила она лечащего врача Артёмки, торопливо шагавшего куда-то по больничному коридору.
Доктор притормозил. Серая тень пробежала по его лицу.
— Любовь Николаевна, — начал он мягко, — понимаете…
Женщина заглянула ему в глаза и всё поняла, он мог бы не продолжать.
— …мой Вам совет — заберите сынишку ненадолго домой. Пусть отдохнёт от этих больничных стен, пропахших запахами лекарств, от медсестёр с их страшными иголками в руках.
— Ненадолго — это навсегда, да? — сердце Любови Николаевны разрывалось на тысячи мелких частей, но она не зарыдала, у неё уже не было слёз. Она их все выплакала длинными бессонными ночами.
— Сочувствую, — сказал Валерий Иванович так опостылевшую ему самому фразу и решительно направился прочь. Больше он ничем помочь не мог.
Женщина смотрела ему вслед. Звук его удаляющихся шагов, эхом отдающийся в пустом больничном коридоре, звучал как приговор, гасил последний луч надежды.
Любовь Николаевна вернулась в палату к сыну. Артёмка спал. Женщина присела рядышком на кровати. Она смотрела на него и легонько гладила его худенькую, истыканную капельницами ручку. Почему? Почему её малыш должен так страдать? Горькое чёрное отчаяние окутывало женщину, душило, лишало смысла жизни.
Тогда она не представляла, что буквально через несколько дней судьба подарит им ещё один шанс. Новую надежду…
Любовь Николаевна встряхнула головой, пытаясь прогнать грустные воспоминания, и ещё теснее прижалась к мужу. Александр Александрович поглаживал её по руке. Его глаза были закрыты. Ему тоже вспоминались события того далёкого лета…
…Заканчивалась тяжёлая душная ночь. Последняя июльская ночь того года. Самая страшная ночь в его жизни. Сегодня ему пришлось принять трудное решение. И он не знал, правильно ли поступил, у него было слишком мало времени, чтобы всё обдумать.
Уже чуть брезжил рассвет. Но всё равно мужчине тяжело было сориентироваться в незнакомом месте. Высокая, почти по пояс, густая трава мешала бежать. Но он должен был найти её раньше всех. Должен был успеть. Он очень торопился. И у него было преимущество. Преимущество даже перед поисковыми собаками — он знал, где искать.
Глава 20. Часть 1. Понедельник — день тяжёлый
«Какой-то Рома сегодня молчаливый», — думала Вика, когда ребята заканчивали пробежку, — «Наверно, не выспался за выходные, как и я, а тут как тут уже „понедельник — день тяжёлый“».
На самом деле, ни понедельник, ни бессонная ночь не имели никакого отношения к немногословности парня. Он терзался сомнениями, надо ли поделиться с Викой всей той информацией, которая обрушилась на него за последние дни и которая имела самое непосредственное отношение к его компаньонке по утренним пробежкам. «Если рассказать», — рассуждал Рома, — «значит, опять вызвать у Вики беспокойство и смятение, когда она только-только забыла о своём странном визитёре и его газете. Но, с другой стороны, честно ли по отношению к ней молчать, а самому продолжать копаться в секретах её семьи?»
— Как ты смотришь на то, чтобы поужинать сегодня вместе в кафе? — спросил Рома. Он понял, что всё-таки должен рассказать Вике обо всём. Ну, или почти обо всём.
Прямо в скверике, в тени старых коряжистых дубов стояли столики уютного летнего кафе. Здесь под приятную музыку и шелест деревьев Вика воспримет информацию гораздо спокойней.
— У тебя, наверняка, кроме бутербродов ничего сегодня на ужин не было предусмотрено. А здесь в кафе готовят вкуснейшие стейки из сёмги. Да и десерты у них — пальчики оближешь.
— Отличная идея! — радостно согласилась Вика. — Я люблю сёмгу.
Впрочем, девушка бы согласилась, даже если бы в кафе была отвратительная кухня. Она уже успела нарисовать у себя в воображении романтический ужин при свечах под сенью старых дубов.
— Ты чего сегодня светишься от счастья, как новогодняя ёлка? — спросила Наташа, инженер компании, которая работала с Викой над одним проектом. Наташа давно пыталась навязаться Вике в друзья.
«Разве новогодняя ёлка может светиться от счастья?» — мысленно возмутилась Вика, — «Новогодняя ёлка светится от лампочек». Девушку раздражала и сама Наташа, и её панибратские манеры. Настроение у Вики действительно было прекрасное — она предвкушала сегодняшний ужин в компании Ромы, но Наташе об этом знать совершенно не обязательно.
— Закончила с документами. Шеф доволен. Теперь занимаюсь любимым делом, — Вика ткнула пальцем в экран монитора. Там Наташа увидела графики, чертежи и расчеты и сразу охладела к теме разговора.
— Ладно, пойду, у самой куча работы. Слушай, а, может, поужинаем сегодня вместе, посплетничаем? У тебя вечер свободен?