Он поднял свою записную книжку над столом и показал Патрику карандашный набросок.
— Цветок? А что значит подпись под ним?
— «Нос sit exemplum discipulis». Это значит: «Это пример ученикам» или «моим ученикам». А буквы «C.R.C.» являются, возможно, инициалами художника.
— Значит, художник считал, что эта пещера является хорошим примером для его учеников?
— Возможно…
Питер раскурил трубку и, улыбаясь, приподнял бровь.
— Мы это еще выясним. Цветок, безусловно, роза. Но это совершенно особенная роза, и я знаю, кто ее нарисовал.
— Шутите!
— Боже упаси!
— И? Кто же это сделал?
— Не торопите события. Вам еще предстоит удивиться. Я уже договорился по телефону о встрече. Нам нужно лететь в Париж. Вы сможете?
— Конечно, — Патрик постучал себя по животу, — я уже позаботился о своем хорошем самочувствии. Когда вылетаем?
— После обеда мы едем в Безье, а оттуда полетим на частном самолете. Встреча состоится сегодня вечером. Назад вернемся рано утром.
— Вы уже все организовали, Питер?
— Женевский «Фонд Вавилона» сделал это возможным, — пошутил Питер и порадовался удивленному и в то же время восхищенному выражению на лице Патрика.
— А я предлагаю с пользой провести оставшееся время и послать факс Элейн.
— Какого содержания?
— Я хочу узнать у нее точное местонахождение пастуха.
— Согласен. Тогда мы должны использовать такую возможность и заказать лингвиста или специалиста по древним языкам.
— Неужели вы думаете, что Элейн найдет человека, который может читать и иероглифы, и клинопись, и тексты майя? А еще заодно хорошо бы древнеиудейский и греческий.
— Я как минимум рассчитываю на такого человека, который бы знал, где можно раздобыть перевод тех или иных фраз. Но для начала давайте просто оценим возможности мадам «средства не играют никакой роли», а?
— Питер, с каждым днем вы становитесь мне все симпатичнее.
2 мая, пивной ресторан «Ля Типиа», улица Рима, Париж.
— Профессор Лавелл! Рад снова видеть вас!
К столику исследователей подошел импозантный мужчина средних лет в костюме и галстуке. Питер встал и протянул ему руку.
— Позвольте представить вас друг другу: Патрик Невро, инженер и археолог. Мы работаем вместе. А это Себастьян Хоке, банкир и первый человек в нашем деле.
Себастьян сел за столик и жестом заказал себе кофе, потом повернулся к Питеру и улыбнулся:
— Мы так давно не виделись, господин профессор! А я с интересом слежу за вашими публикациями. Как жаль, что молва так несправедлива к вам и к вашей работе.
— Думаю, это только вопрос времени. Ничего же не пропадет.
— Ну, а сейчас вы снова работаете над чем-то? Почему так торопитесь?
— Мы нашли один рисунок и хотим знать, какое отношение он имеет к ложе.
Себастьян улыбнулся:
— Вы же знаете, что я связан с ложей обетом молчания.
— Да, знаю. Но ведь попытка не пытка, не так ли?
— Верно. А что за рисунок и где вы его нашли?
Питер передал мужчине копию розы с подписью. На какой-то момент тот потерял контроль над собственным лицом. Но уже через несколько секунд взял себя в руки.
— Откуда у вас это, господин профессор?
— Вам показалось это знакомым?
— Вы должны мне сказать, откуда срисовали эту розу!
— Я бы с удовольствием, месье Хоке, но, боюсь, мы находимся только в самом начале пути. В данный момент я работаю над проектом высшей степени секретности. И ничто не должно выходить за его рамки. А что вызвало у вас такое беспокойство?
Кажется, банкир успел немножко прийти в себя, но до сих пор крепко сжимал листок.
— Вот уже четыре года, как я перестал быть гроссмейстером ложи. Теперь дальнейшее развитие определяет Рене Колладон. Гроссмейстер решает, что можно говорить, а что нет. Он же отвечает за появление эмблемы в средствах массовой информации. Нам нужно договориться о встрече с Рене…
Банкир устремил взгляд в никуда и несколько секунд раздумывал о чем-то. Потом неожиданно встал.
— Мне нужно сделать пару телефонных звонков. Есть ли у вас время сегодня вечером? Подойдет, если я позвоню вам в отель и заберу оттуда?
— Без проблем, мы остановились в «Меридиане». Просто оставьте для нас сообщение. И я прошу вас, оставьте этот листок здесь.
Когда банкир вышел из пивной, настала очередь Патрика задавать вопросы:
— Вот это скорость! Откуда вы его знаете и о какой ложе шла речь?
— Я познакомился с ним давно. Тогда он был еще гроссмейстером «Братства истинных наследников креста и розы», одной из наиболее влиятельных масонских лож. Их эмблема очень похожа на рисунок из пещеры. Он мог бы пролить нам свет на то, как этот рисунок попал в пещеру и что значит эта надпись.
— Питер, что у вас общего с такими сектами? Я бы никогда о вас такого не подумал…
— Это не секта. Это масоны или, лучше сказать, тайное общество, но ни в коем случае не религиозное объединение. Они преследуют безобидные социальные цели, такие как братство, взаимопонимание и так далее. Одно из основных положений запрещает дискуссии на тему религии и политики во время их собраний.
— Это вовсе не значит, что они не секта. Это же масоны носят фартуки и капюшоны и в темных комнатах при тусклом свете свечей протягивают друг другу руки?
— Ваш глубокий дилетантизм просто поражает меня. Согласен, большинство их символов, обрядов и традиций кажутся религиозными. Но на самом деле все это имеет очень интересную культурно-историческую подоплеку, уходящую своими корнями в XVIII век.
— Ладно, профессор, раз вы так говорите… Надеюсь, ваши разговоры не доведут вас до оккультизма!
Питер вздохнул.
— Это не имеет никакого отношения к ложе, но я понял, на что вы намекаете. Не беспокойтесь. Оккультизм — это, пожалуй, последнее, чем меня можно заинтересовать.
Себастьян Хоке забрал исследователей из отеля ровно в одиннадцать часов вечера. Они сели в его машину и по окружной выехали в пригород Парижа.
— Было непросто организовать встречу, — рассказывал Себастьян, — в храме сегодня проходит рядовое собрание. Но гроссмейстер на месте. К сожалению, просто остаться снаружи никак нельзя. Поэтому нам вместе придется пройти церемонию приветствия, и только потом мы сможем уединиться с ним.
— Если нам придется есть или пить что-то необычное, — вставил Патрик, — я бы предпочел знать об этом заранее, чтобы успеть смыться оттуда.
— Об этом вам не стоит беспокоиться, месье, — Себастьян указал на коробку на заднем сиденье: — Внутри вы найдете черные капюшоны и фартуки. Мы все носим такие. Дальше вы везде будете следовать за мной и делать то, что я вам говорю. В остальном вам нужно только молчать.
— Черные капюшоны и фартуки! Я так и думал. Питер, вы это уже проделывали?
— Только слышал об этом.
— Что ж, очень успокаивает…
Голос Патрика звучал не слишком уверенно. Он распаковал фартуки и рассмотрел их. Они были сделаны из очень тонкой белой кожи ягненка и, судя по всему, должны были завязываться на талии так, чтобы прикрывать зад. Патрик покачал головой.
Все трое прибыли в очень тихий район. Из-за деревьев аллей и старых стен выглядывали фешенебельные виллы. Себастьян остановился около больших кованых ворот, прямо у окошка с переговорным устройством. Он опустил стекло и проговорил в микрофон несколько непонятных слов. Через пару секунд ворота отворились, и машина въехала внутрь. Проезд был довольно широкий, мощенный булыжниками. Освещения не было ни на дороге, ни на всей остальной территории виллы. И только благодаря свету автомобильных фар можно было видеть, что там находится. Себастьян повернул машину на парковочную площадку, достал из бардачка две черные тряпочки, вышел и завесил свои номера. Только после этого они продолжили поездку. По извилистой и заросшей по краям рододендронами дороге они доехали до просторной поляны, на которой стояла вилла внушительных размеров. Перед ней уже было припарковано два десятка автомобилей с закрытыми номерами.
— Это что, встреча анонимных алкоголиков? — спросил Патрик.
Себастьян повернулся к нему с сердитым выражением лица:
— Надеюсь, месье, вы в состоянии прикусить свой язык прямо сейчас. Заседания ложи всегда анонимные. Ни одни из посвященных не знает, кто скрывается под капюшоном рядом с ним. Благодаря этому мы можем не испытывать стеснения и сосредоточиться только на словах и поступках.
— А-а…
— Я вынужден попросить вас надеть капюшоны и фартуки прямо здесь.
— Если организация анонимна, откуда же вы знаете имя своего гуру?
Кажется, Патрик и не собирался замолкать, но Себастьян, видимо, решил больше не реагировать на его реплики.
— Разумеется, мы не используем наши настоящие имена, — ответил он.
— Ну да, мог бы и сам догадаться.
— Патрик, я прошу вас, — умолял Питер, — нам необходима эта встреча.
— Хорошо. Надеюсь, никто не сфотографирует меня в таком наряде, — он посмотрел на Питера сквозь прорезь в капюшоне и понизил голос: — Представляю, какие могут быть заголовки: «Фетишист Патрик Невро и его тайные сексуальные пристрастия».
Себастьян проводил их к двери, которая сразу открылась перед ними. Открывший был в таком же костюме. По фигуре можно было догадаться, что это был мужчина, а не женщина. Он обратился к Себастьяну на незнакомом языке, и они довольно долго беседовали, пожимая друг другу руки. Потом они несколько раз повернулись в сторону новеньких и продолжили непонятную беседу. В конце концов их пропустили, и они пошли по освещенным свечами коридорам в просторную комнату, где уже собрались посвященные. Они мало чем отличались друг от друга. У кого-то фартуки были украшены вышивкой, а у кого-то, наоборот, выглядели очень скромными.
— Что это был за язык? — прошептал Патрик на ухо своему коллеге.
— Думаю, что это древнеиудейский, — прошипел Питер в ответ.
— Древнеиудейский? Разве это не мертвый язык?
— Давайте я объясню вам это позже, Патрик.