Так, Хэмфри Богарт в Рике. Отменить. Джимми Стюарт направляется в Вашингтон. Отменить. Путешествие на южный полюс Луны глазами космических роботов. Джулиан уже видел все это пару лет назад, но все равно – передача довольно интересная, и можно посмотреть ее еще разок. Заодно и программа поиска откорректируется.
Когда я вошел в зал, все посмотрели в мою сторону. Но они, наверное, сделали бы так и при любых других обстоятельствах. Разве что на этот раз взгляды присутствующих задержались на мне чуть-чуть дольше, чем обычно.
За столиком, где сидели Марти, Риза и Франклин, было свободное место.
– Ну, как там она, нормально устроилась? Ты все уладил? – спросил Марти.
Я кивнул.
– Она удерет оттуда, как только ей разрешат ходить. Три дамы, с которыми она делит комнату, словно вышли из «Гамлета».
– Из «Макбета» – если ты хочешь сказать, что они жуткие старые ведьмы, – поправил меня Риза. – Или это молоденькие полусумасшедшие симпатяшки с суицидальными наклонностями?
– Старые ведьмы. С Амелией как будто все в порядке. Из Гвадалахары мы доехали нормально, только ехали очень долго. – Рядом возник официант в кошмарной, жутко измазанной футболке без рукавов. Я заказал кофе и тут заметил комичную испуганную гримасу на лице Ризы. – И кувшин риохи. – Снова близился конец месяца. Официант собрался спросить мою рационную карточку, но узнал меня и молча ушел исполнять заказ.
– Надеюсь, тебя не выгонят с военной службы, – сказал Риза и перевел на мой счет стоимость всего кувшина риохи.
– Разве что когда Портобелло запретят законом.
– Они не сказали, когда Блейз выпишут? – спросил Марти.
– Нет. Невропатолог посмотрит ее только завтра утром. Она мне перезвонит.
– Пусть бы она позвонила еще и Хайесу. Я сказал ему, что с ней как будто все в порядке, но он все равно нервничает.
– Это он-то нервничает!
– Хайес знает Амелию дольше, чем ты, – резонно заметил Франклин.
– Ты погулял по Гвадалахаре? Как тебе тамошние злачные места? – поинтересовался Риза.
– Я просто немного побродил по городу. Не ходил ни в старый город, ни на окраины – не знаю, как там их называют.
– «Tlaquepaque», – подсказал Риза. – Я как-то раз провел там целую неделю. Наприключался вдоволь.
– Давно вы с Блейз вместе? – спросил Франклин. – Надеюсь, мой вопрос тебя не обижает?
Он, конечно, хотел сказать не «вместе», а совсем другое слово.
– Мы близки уже три года. И еще пару лет до этого были просто хорошими друзьями.
– Блейз была его научным консультантом, – добавил Марти.
– По докторской диссертации?
– Кандидатской, – поправил я.
– Понятно… – сказал Франклин и чуть улыбнулся. – Ты заканчивал Гарвард…
Джулиан подумал, что только такой сноб, как Франклин, мог произнести это с оттенком жалости в голосе.
– Сейчас, наверное, ты спросишь, добропорядочные ли у меня намерения? Ответ такой: у нас нет никаких намерений. И не будет до тех пор, пока я не уволюсь с военной службы.
– И сколько тебе еще осталось?
– Пока война не закончится. Может, еще лет пять.
– Блейз будет уже пятьдесят.
– Если точно, то пятьдесят два. А мне – тридцать семь. По-моему, это волнует тебя больше, чем нас с ней.
– Нет, – сказал он. – Может, это волнует Марти? Марти глянул на него исподлобья.
– Что вы будете пить?
– То же, что обычно, – Франклин продемонстрировал дно своей чайной чашки. – Давно ли это было?
– Я желаю вам обоим только добра, – сказал Марти. – Ты знаешь это, Джулиан.
– Восемь лет? Или девять?
– Господи, Франклин! Ты что, в прошлой жизни был терьером? – Марти потряс головой, как будто хотел очистить ее от грустных мыслей. – Все это закончилось еще до того, как Джулиан перешел в наше отделение.
Появился официант, принес вино и три бокала. Почувствовав напряженность за столом, смышленый парень разливал вино по бокалам так долго, как только мог. Мы все следили за ним, не говоря ни слова.
Потом Риза сказал:
– Ну, так что там насчет этих салонов с девочками?
Невропатолог, который на следующее утро пришел осматривать Амелию, был слишком молод и вряд ли имел достаточную квалификацию хоть в какой-то области медицины. У него была жиденькая козлиная бородка и прыщавая кожа. В течение получаса лекаришка задавал Амелии одни и те же простенькие вопросы, то и дело повторяясь.
– Где и когда вы родились?
– В Стурбридже, штат Массачусетс, двенадцатого августа тысяча девятьсот девяносто шестого года.
– Как звали вашу мать?
– Джейн О'Баниан Хардинг.
– В какой школе вы учились?
– В начальной школе Натан Хэйл, в Роксбури. Он помолчал, потом сказал:
– Сперва вы говорили – в Стурбридже.
Амелия глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Мы переехали в Роксбури в две тысячи четвертом году. Или в две тысячи пятом.
– Ах вот как. А где вы получали высшее образование?
– В высшей школе математических наук доктора Джона Д. О'Брайена.
– Это в Стурбридже?
– Нет, в Роксбури! И в среднюю школу я ходила тоже в Роксбури. Что вы себе…
– Какой была девичья фамилия вашей матери?
– О'Баниан.
Он что-то записал в своем блокноте, потом проронил:
– Так, хорошо. Встаньте.
– Что?
– Встаньте с кровати, пожалуйста. Встаньте! Амелия села на постели и осторожно опустила ноги на пол. Она прошла, пошатываясь, пару шагов, придерживая сзади полы больничного халата-распашонки, на котором не было ни пуговиц, ни завязок.
– Голова кружится?
– Да, немного. Конечно, кружится!
– Поднимите, пожалуйста, руки.
Амелия сделала, как он велел, и полы халата разъехались в стороны, обнажив ее спину.
– Славненькая у тебя попка, малышка! – прокаркала старушенция с соседней койки.
– А теперь закройте глаза и медленно сведите вместе вытянутые пальцы, чтобы они соприкоснулись.
Амелия попробовала – и промахнулась. Она открыла глаза и увидела, что промахнулась больше чем на дюйм.
– Попробуйте еще раз, – сказал «невропатолог».
На этот раз пальцы соприкоснулись. Доктор снова записал что-то в блокнот.
– Вот и все. Вы свободны.
– Что?
– Вы выписаны. Можете идти домой. Не забудьте захватить свою рационную карту на проходной.
– Но… Разве меня не осмотрит врач? Я имею в виду настоящий врач.
Он покраснел, как рак.
– Вы что же, думаете, я – не врач?
– Да. Разве это не так?
– У меня хватает образования на то, чтобы вас выписать. И вы выписаны, – прыщавый развернулся и ушел.
– А что с моими вещами? Где моя одежда? Он лишь пожал плечами и скрылся за дверью.
– Поищи в третьем шкафчике, лапушка. Амелия проверила все шкафчики, один за другим.
Дверцы открывались туго, с противным громким скрипом. Внутри были только тощие стопки простыней и больничное белье, но ничего похожего на кожаную дорожную сумку, которую Амелия брала с собой в Гвадалахару.
– Похоже, кто-то их унес, – предположила другая старушка. – Наверное, тот черномазый парень.
Ну да, конечно же! Амелия вдруг вспомнила, что сама попросила Джулиана забрать сумку домой. Сумка была дорогая, ручной работы, и здесь просто негде было ее поставить, чтобы не опасаться за сохранность вещей.
Интересно, что еще она забыла? Высшая школа математических наук доктора Джона Д. О'Брайена находилась на Нью-Дадли. Кабинет Амелии в лаборатории – номер 12–344. Номер телефона Джулиана? Восемь.
Амелия забрала из душевой сумочку с косметикой и разными мелочами и достала оттуда мини-комм. На панели с кнопками остался застывший мазок зубной пасты. Амелия села на кровать, отчистила комм и набрала номер Джулиана.
– Мистер Класс на занятиях, – сказал автоответчик. – У вас что-то срочное?
– Нет. Просто сообщение, – Амелия помолчала. – Милый, принеси мне какую-нибудь одежду. Меня выписали.
Она положила комм обратно в косметичку и потрогала затылок. Пальцы наткнулись на прохладный металлический диск в основании черепа. Амелия смахнула набежавшие слезы и коротко ругнулась:
– Черт!
Высокая, массивная санитарка вкатила в палату кресло-каталку, на котором сидела маленькая дрожащая китаянка.
– Это еще что за новости? – возмутилась санитарка, увидев Амелию. – Эта кровать должна быть свободна!
Амелию разобрал смех. Она взяла под мышку косметичку и книжку Чандлера, другой рукой запахнула поплотнее больничный халатик и вышла в коридор.
Я отыскал Амелию далеко не сразу. В ее палате были только крикливые старые склочницы, которые или ничего не говорили, или обманывали меня. Амелия оказалась в приемном покое. Ей нечем было заплатить за комнату и за медицинское обслуживание, но зато ей бесплатно принесли порцию какой-то совершенно несъедобной пищи – хотя она ее и не заказывала.
Наверное, эта еда оказалась последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. Когда я подал Амелии одежду, она одним движением сбросила убогий голубоватый больничный халат и осталась совершенно обнаженной. В комнате, кроме нас, было еще восемь или девять человек.
Я застыл, словно громом пораженный. И это – моя скромница Амелия?
Регистратор, кудрявый молодой человек, вскочил с места.
– Стойте! Вы… Что вы такое делаете! Здесь нельзя!..
– Ничего, смотрите, – Амелия первым делом надела рубашку и неторопливо застегнула ее на все пуговицы. – Меня вышвырнули из моей комнаты. И мне просто больше негде…
– Амелия!.. – она и бровью не повела, будто не услышала меня.
– Пройдите в женский туалет! Уйдите скорее!
– Спасибо, но я не уйду, – Амелия встала на одну ногу и принялась натягивать носок, но пошатнулась и чуть не упала – я едва успел поддержать ее. Все присутствующие замерли в почтительном молчании.
– Я вызову охранника!
– Не вызовете, – Амелия, в одних носках и рубашке, совершенно голая от талии до лодыжек, прошагала через всю комнату и остановилась у столика регистратора. Она была на пару дюймов выше парня-регистратора и смотрела на него сверху вниз. Он тоже смотрел вниз – так, будто никогда в жизни не видел рядом со своим столиком треугольного островка женских лобковых волос. – Не вызовете. А то я закачу истерику, – ровным голосом произнесла Амелия. – Можете мне поверить.