– Вы поняли, что я имел в виду.
– А много ему известно о том, почему это надо сделать так спешно? – поинтересовался я.
– Только в общих чертах, без подробностей, – ответил Марти.
– Вы, наверное, толкуете об этом «абсолютном оружии», какое бы оно там ни было? Мы привыкли уживаться с «абсолютным оружием» аж с тысяча девятьсот сорок пятого года, – ухмыльнулся Инграм.
– Даже раньше, – вставил Мендес. – Аэропланы, танки, нервно-паралитический газ тоже когда-то считали абсолютным оружием. Но эта штука чуточку более опасна. И чуть более абсолютна.
– И это вы ее придумали! – воскликнул Инграм, глядя на Амелию со странным, благоговейным выражением на лице. – Но все другие люди, все эти «Двадцать» – они тоже знают о ней.
– Не знаю, как много им известно, – ответила Амелия. – Я с ними не подключалась.
– А вот вы подключитесь, и очень скоро, – пообещал ему Мендес. – Вот тогда вы сами все узнаете и все поймете.
– Это преступление – принуждать кого-то подключаться против его воли!
– Да, преступление. Но похищение человека и введение ему наркотиков – тоже преступления, которые вряд ли порадуют федеральные власти. Ах да, кроме того, мы еще связали вас и допрашивали.
– Вы можете меня развязать. Я уже понял, что физическим сопротивлением ничего не добьюсь.
– Не думаю, – сказал Марти. – Вы слишком быстро двигаетесь и вообще – слишком хороши в своей профессии.
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, если меня не развяжут!
– А я думаю – будете, так или иначе. Меган, у вас все готово?
Доктор Орр взяла шприц-пистолет и повернула рычажок на два деления. Механизм сухо щелкнул.
– Только скажи, Марти, – Мег улыбнулась и сказала Инграму: – Тазлит F-3.
– Это же запрещенное вещество!
– Боже ж ты мой! Ну подумаешь – наши трупы откопают и вздернут еще разок.
– Это не смешно, – голос Инграма заметно дрогнул.
– Он, наверное, в курсе насчет побочного действия, – сказала Меган. – Оно остается надолго. Слишком дорогая плата за то, чтобы похудеть, правда?
– Хорошо, я буду говорить.
– Он соврет, – предупредил я.
– Возможно, – согласился Марти. – Но мы узнаем об этом, когда подключимся с ним в следующий раз. Вот вы говорили, что мы – самые опасные люди во всем мире. Что мы собираемся привести человеческую расу к вымиранию. Вы не могли бы объясниться немного подробнее?
– Так будет, если вы преуспеете – в чем я сильно сомневаюсь. Вы обработаете множество людей, большую часть военной верхушки – а потом придут нгуми или кто-нибудь еще и поработят нас. Вот и все – конец эксперимента.
– Мы собираемся «обработать» и нгуми тоже.
– Не многих и недостаточно быстро. Их руководство слишком разрозненно. Если вы переделаете всех до единого латиноамериканских нгуми, сюда приедут африканские и сожрут их с потрохами.
«Какой расистский образ мыслей!» – подумал я, но решил придержать это мнение при своей каннибальской натуре.
– Но если нам все-таки удастся то, что мы задумали… Вы что же, считаете, что будет только хуже? – спросил Мендес.
– Ну конечно же! Проиграв войну, можно собраться с силами и снова вступить в бой. А потеряв способность сражаться…
– Но ведь сражаться будет не с кем! – заметил Мендес.
– Ерунда какая! Такие штуки годятся не для каждого. У вас рассчитано, что у одной десятой процента это не сработает – значит, они вооружатся и возьмут верх над остальными. А вы преподнесете им на блюдечке ключи от города и будете выполнять все, что они прикажут.
– Все не так просто, – сказал Мендес. – Мы можем защитить себя, никого при этом не убивая.
– Что? Точно так же, как вы защитились от меня? Траванете всех газом и посвязываете?
– Я уверен, что со временем мы сумеем выработать подходящую стратегию самозащиты. В конце концов, среди нас будет достаточно таких опытных военных, как вы, например.
– Вот ты – настоящий солдат, – обратился Инграм ко мне. – Как ты мог ввязаться в эту глупость?
– Я не просил, чтобы из меня делали солдата. И я не могу представить большей глупости, чем та война, в которой мы все увязли.
Инграм покачал головой.
– Ну да, конечно, они ведь тебя уже обработали… Так что твое мнение не в счет.
– На самом деле он поддерживает нас совершенно сознательно, – возразил Марти. – Он не прошел процесса «обработки», как вы это называете. И я тоже не прошел.
– Значит, вы еще большие дураки, чем я думал. Раз вы сошли с дистанции, отказались от борьбы – какие же вы после этого люди?
– Дух соревнования нам не чужд, – прервал его Мендес. – Даже в физическом плане. Элли и Меган например, играют в гандбол. Большинству из нас подвижные виды спорта недоступны из-за возраста, но мы соревнуемся мысленно – причем так, как вы себе даже представить не можете.
– Я подключался. И знаю, о чем вы – молниеносные шахматы на трехмерной доске и все такое… Но даже вы должны понимать, что мы говорим о совершенно разных вещах.
– Вот именно, это – далеко не то же самое. Вы, конечно, подключались, но не настолько долго, чтобы хотя бы понять правила, по которым играем мы.
– Я говорю о ставках в игре, а не о правилах! Война – ужасная и жестокая штука, но такова сама жизнь. Все остальные игры – это всего лишь игры. А война – это по-настоящему.
– Вы пещерный неандерталец, Инграм, – сказал я. – Вам бы в самый раз завернуться в шкуры, схватить каменный топор и пойти вышибать людям мозги.
– Я нормальный человек! А вот ты кто такой? По-моему, просто жалкий трус и предатель!
Не стану отпираться – он меня таки достал. Мне жутко захотелось остаться с ним наедине и измолотить его так, чтобы живого места не осталось. Не сомневаюсь, что ему тоже хотелось именно этого – уверен, этот чертяка исхитрился бы захватить мою ногу одними зубами и вставить ее мне в задницу, так, чтобы пятка высунулась изо рта.
– Прошу прощения, – сказал Марти и щелкнул пальцем по правому наушнику – он принимал какое-то сообщение. Спустя несколько секунд Марти покачал головой. – Его начальство сидит слишком высоко. Я не сумел выяснить, когда они ожидают его возвращения.
– Если я не вернусь через два…
– Заткнись! – Марти кивнул Мег. – Отруби его. Чем раньше мы его подключим, тем лучше.
– Вам вовсе не обязательно меня усыплять!
– Нам надо перейти в другое крыло здания. А я скорее соглашусь тебя нести, чем еще раз тебе поверю.
Меган переключила шприц-пистолет на другое лекарство и быстро всадила Инграму порцию снотворного. Он несколько секунд растерянно таращил глаза, потом как-то сразу обмяк. Марти потянулся было, чтобы развязать его, но Мег предостерегла:
– Выжди полминуты. Может, он притворяется.
– Разве это не то же вещество, что здесь? – спросил я, показывая свой пистолет.
– Нет, он и так уже получил приличную дозу такого транквилизатора, для одного дня этого многовато. То, что я ему ввела, действует не так быстро, зато и отрицательных последствий от него меньше, – Меган взяла Инграма за ухо и сильно крутнула. Тот никак не отреагировал. – Все, порядок!
Марти отвязал ему левую руку – и рука вяло дернулась к горлу Марти, но на полпути обмякла и упала. Губы Инграма болезненно изогнулись, а глаза он так и не открыл.
– Крепкий парень! – Марти подождал еще немного, потом отвязал правую руку и ноги.
Я хотел было помочь нести его, но не смог – в груди резко заболело.
– А ты сиди на месте, – распорядилась Меган. – Не бери в руки даже карандаша, пока я не приду и не посмотрю, что там с твоими ребрами.
Все взялись за бесчувственного Инграма и поволокли его отсюда, оставив нас с Амелией одних.
– Дай-ка я взгляну, – сказала Амелия и начала расстегивать мне пуговицы на рубашке. У края реберной дуги налилось темно-красное пятно, которое уже начинало становиться синюшным. Амелия не стала до него дотрагиваться. – Он же мог тебя убить!
– И тебя тоже. Каково это – знать, что тебя разыскивают, что ты нужна им живой или мертвой?
– Отвратительное чувство. А ведь он наверняка не один такой.
– Я должен был это предвидеть, – сказал я. – Я должен был догадаться, в каком направлении заработают мозги военных – в конце концов, я же сам был частью военной машины!
Амелия нежно погладила меня по руке.
– А нас волновало только то, как воспримут статью другие ученые… Теперь даже немного смешно, правда? Если бы я задумалась о реакции окружающих вообще, я бы сказала, что люди просто признают нашу правоту и будут благодарны нам за то, что мы вовремя обратили внимание на эту проблему.
– Наверное, большинство людей так бы и сделали, даже военные. Только вот не та служба первой прознала о нашем открытии…
– Шпионы чертовы! – Амелия скривилась. – Домашние стукачи, почитывающие журнальчики…
– Теперь, когда мы знаем, что они существуют, само их существование кажется нам естественным и неизбежным. И подумать только: все, что им нужно, это завести машину, которая регулярно просматривает на наличие ключевых слов и словосочетаний все новые публикации и статьи, поданные на разбор редколлегий в области физических наук и инженерных технологий. Если попадается что-нибудь, чему можно найти военное применение, они отслеживают такую статью и запрещают публикацию.
– А авторов убивают?
– Скорее всего, призывают на военную службу. Позволяют им выполнять ту же работу, но уже в военной форме. В нашем случае – то есть в твоем случае – они решились на такие крайние меры потому, что оружие получалось слишком уж мощным. Настолько мощным, что его даже нельзя использовать.
– Выходит, они просто набрали нужный номер, позвонили кому надо и отдали приказ одному – убить меня а кому-то еще – убить Питера? – Амелия подозвала автоматический бар и заказала себе вина.
– Насколько я понял то, что Марти вытянул из этого Инграма, у него был первоначальный приказ забрать тебя и отвезти обратно. Может быть, Питер сейчас сидит в комнатке вроде этой, где-нибудь в Вашингтоне, накачанный по самые некуда тазлитом F-3, и рассказывает им все, чего они еще не знали.