По мере приближения даты свадьбы вопросы будущих тестя и тещи стали меняться. На смену общих и вежливых про дела и работу пришли более конкретные, даже настойчивые про быт молодых, насколько он готов и обеспечен.
– Олежек, смотри, вот такая мясорубка самая лучшая. Точно говорю! Вам надо себе такую же купить. Вот, запиши название, а то забудете! И места немного занимает. У вас какой метраж кухни будет? – переживала мама.
Папа не ходил вокруг да около:
– Олег, а что у вас с квартирой? Ищете? Или у тебя есть?
Олег потерял дар речи. Потом кивнул.
– Ну хорошо. Ищи! Получше смотри! Долг главы семьи – обеспечить эту самую семью домом. Так ведь? Давай, давай. И не с нами же вам… тем более молодым в медовый месяц, да?
И он задорно подмигнул! То, что молодые уже не один месяц живут вместе и медовый вряд ли грозит какими-то открытиями, папа не учел или намеренно проигнорировал.
Мэри вслед за родителями стала поглядывать на него вопросительно, молчала, когда задавались наводящие вопросы про доход и карьерные планы.
Олег отшучивался, но ситуация начинала тяготить. Ожидания, которые могут не оправдаться, сковывали, лишали желания действовать. И страшно хотелось прежней легкости, свежего воздуха.
В такие моменты образ Марины становился особенно привлекательным, почти как у феи. Лучшие качества бывшей – достаток и отсутствие претензий – сияли вокруг ее силуэта как волшебные искры. И он, как завороженный, летел к ней латать свои раны уязвленного самолюбия.
Примерно в это время Марина решила, что пора предложить ему остаться, вода камень точит, а совместное проживание больше располагает к деторождению. Если же придется признаться в беременности, подходящий момент скорее найдется, когда живешь вместе.
Чтоб усложнить отказ или побег, заказала в тот день еду из любимого ресторана. Все-таки установка «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок» прочно вбита даже в самые современные и деловые женские головы.
Олег забежал буквально на десять минут, сказал, что его срочно отправляют в командировку, но уехать, лично не попрощавшись, он не смог. Обещал позвонить, как только вернется, пока срок командировки не ясен. Собрал ее лицо в ладони, расцеловал: «Жди меня! Скоро буду!»
Неуверенность в своем положении порой толкает женщин на странные поступки. Недоверие к партнеру часто делает то же самое. Если два этих слагаемых встречаются, в голове женщины скорее всего родится неожиданное, но абсолютно понятное ей самой решение. Поэтому Марина возобновила шпионаж в социальной сети и оказалась права.
На следующий день на странице Мэри красовалось их совместное с Олегом фото, даже не в профиль, не со спины, а самый бесстыдный анфас – «Сбежали от всех на пару дней! Не ищите! Мы в раю!».
Какая глупость и… гадость… снова… Зачем, зачем она открыла эту страницу??? Почему эта Мэри выкладывает такие фото?.. А он улыбается… Неужели не стыдно?!
Напрасно Марина недавно решила, что у нее больше не осталось слез, по крайней мере из-за своего бывшего запас оказался внушительным. Настолько, что пришлось взять отгул на работе, идти с таким опухшим лицом в офис никто бы не решился.
Скорее всего, весь следующий день прошел был в приступах саможаления, вопросах «где я ошиблась?» и попытках анализировать каждую минуту, но, к счастью, позвонили из клиники и напомнили, что ждут ее сегодня на контроль.
Она чуть не забыла про самое главное! Да, несмотря на рухнувшие надежды восстановить отношения и на скорое «естественное» материнство, у нее был уже запущенный план Б! Какое счастье!
А через пару часов оглушительное, молниеносное падение на самое дно:
– Ну что ж…результат у нас отрицательный. Но не будем расстраиваться. В первый раз такое часто бывает.
– Ничего?
– Увы. Будем пробовать еще. Рекомендую в этот раз войти в протокол. Шансов будет больше. Значит, так, смотрите, что нам нужно…
Деловитый голос врача звучал еще какое-то время. Руки протянулись вперед и взяли новые бумаги, голова сама кивала на сухие инструкции голоса в белом халате.
Выйдя из клиники, Марина тут же выбросила все документы в ближайшую урну. Пришла домой, упала на кровать и в ту же минуту крепко уснула, провалилась, как когда-то в детстве, до самого утра.
Пункт необязательныйДетские травмы. Сам себе психолог
Марина не очень верила в психологов. Она верила в Светку: в ее светлый разум и холодный душ слов. А также в Лену, ее абсолютное понимание, принятие и мягкость, в которые можно закутаться, словно в плед. Этого вполне хватало для преодоления любых невзгод.
Но вокруг только и разговоров, что о психоанализе, проработке травм и терапии, искушение попробовать слишком велико. И пробы были. Сначала энтузиазм приводил к очередному коучу или психологу, заставлял записаться на курс и внести оплату, потом была пара лекций, воспринятых с охотой, и даже попытки выполнить какие-то домашние задания. А потом все, запал угасал, и максимум, на что хватало, – просто дослушать курс до конца, как лекции. Применять знания, анализировать и «прорабатывать» – уже нет, на это не хватало ни сил, ни времени, да и желания тоже.
Череда неудач на пути к замужеству и материнству снова навели на мысли о психологе. Может, дело в ней самой, в Марине? Сходить бы разобраться, проработать, поговорить о детстве… Вдруг поможет.
В детстве она сначала мечтала стать балериной, а потом художницей. После систематичного нытья – «ну, маааам» – мама отвела ее в балетный кружок.
Преподавательница осмотрела девочку, не скрывая скепсиса, и изрекла: «Ну, приходи, если хочешь».
Марина хотела. Прибежала на занятие первой, быстро переоделась в специально купленные лосины и сидела, вытянув спину в струну, почти полчаса в коридоре. Ждала. Каждые пять минут вскакивала и разглаживала несуществующие складки на лосинах, трогала пучок на голове, сооруженный мамой наспех, на месте ли? На месте. Фух.
Пришли остальные девочки. Спокойно-буднично переоделись, привычным движением поправили «пучки», обули чешки и равнодушно вышли в зал.
Марина за ними, самая последняя. А в зале!.. Зеркала! Станок! Даже пол под ногами казался особенно изящным и воздушным. Дыхание само собой замирало.
Преподавательница включила музыку и начала тренировку. Марина старательно выполняла па. Минут пять. Под звуки рояля. Правая стопа – «раз-два», «к себе – от себя», левая стопа – «носок тянем». Сама себе она казалась уже чуть ли не Майей Плисецкой.
Подошла преподавательница, на лице – выражение обреченной брезгливости.
– Пятка где?.. Нога прямая… Вот так… – она резко рванула ее ногу в сторону, кажется, даже послышался хруст. – Носок… еще!.. тянем!.. больше!.. еще!..
Вцепившись в стопу Марины, она потянула пальцы вниз, к полу, пытаясь выпрямить. Но стопа никак не гнулась. Было очень больно. Слезы выступили сами собой. А ногу все тянули и тянули, еще и еще…
– Ай… – не выдержала Марина и тут же возненавидела себя за это.
Преподавательница моментально выпустила ее ногу из руки, смерила равнодушным взглядом и отошла. А после занятия сказала маме, что не видит смысла в дальнейшем обучении – у девочки совсем нет данных.
Мама рассеянно кивала.
– Да-да, до встречи… Марин, собирайся побыстрее!
– Вы меня услышали? Вам не надо больше приходить. И мучить ребенка.
– Но мы же оплатили месяц… пусть походит. Вдруг разойдется.
– Не разойдется. Но как хотите, – пожала плечами педагог.
Марина восприняла слова педагога как вызов – нет данных, говорите? А вот я вам покажу! И докажу!
Но с каждым занятием, сопровождаемым равнодушным взглядом и бесконечной болью, задор угасал.
Последнее занятие стало самым приятным, потому что после него все должно было наконец-то закончиться.
Подумав один вечер, Марина решила обязательно стать художницей. Был еще вариант – пойти в музыкальную школу. Все девочки хотя бы год отходили в это заведение и могли сыграть что-то элементарное на домре или аккордеоне, а самые удачливые – на пианино. Последнее, конечно, считалось особым шиком, а уж если ты играешь «в две руки», то почти богиня!
Особенно выпендривалась Анька с девятого этажа. Она была старше Марины на три года, во дворе все дружили и смешивались независимо от возраста.
Анька училась в музыкалке третий год. И умела играть «К Элизе» Бетховена! Это было самое известное (или единственное известное?) и популярное классическое произведение среди девчонок. Марина в душе была готова пойти учиться музыке только ради того, чтобы тоже однажды его сыграть.
Когда Ане нужно было зайти домой – за мячом, скакалкой, мама позвала, – все девочки шли с ней, ждали в коридоре. Аня же оставляла дверь в квартиру открытой, садилась за инструмент (именно так она говорила, как профессионалы) и играла «К Элизе». А подруги слушали, забывая моргать от восхищения ее способностями.
Но Марина точно знала – мама не купит ей пианино. Ни за что. А учиться играть на домре или аккордеоне смысла нет. Кого она удивит, если начнет растягивать меха или бренчать на почти балалайке? Вообще не классно: останется только сесть на лавочке и натянуть на голову ушанку. Хотя и без того засмеют.
Поэтому она решила податься в живопись. Ведь каждая правильная и хорошая девочка должна была заниматься чем-то творческим. Спортивные секции были не в почете. Спорт и девочка? Ерунда какая-то! Будет мускулистая, как мужик. Это занятие для пацанов. А девочка должна была служить музам.
Совсем никуда не ходить тоже было нельзя – большой риск прослыть бездельницей, балбеской и ни к чему негодной.
«Только и знает, что на улице шляется весь день», – говорили про таких местные тети и бабушки.
А ровесницы относились с брезгливостью: «Что же тебя никуда не взяли? Ничего не умеешь? Это ж надо, никаких способностей у человека!»
Марина пришла в студию рисования. Там она прижилась. Задатков художника в ней не было, зато усидчивости и старательности хоть отбавляй. Этого хватило на то, чтобы овладеть почти в совершенстве натюрмортами в карандаше. Причем чем проще был предмет и меньше теней, тем лучше получалось. Чаще всего Марина рисовала просто геометрические фигуры в разных сочетаниях и композициях.