ке. Никого не было. Лошадь, привязанная поводом к задку предыдущей повозки, трусила самостоятельно. Зато впереди слышались взрывы хохота и голос престарелого слуги моего соседа. Отлично. Они там развлекаются, а нас тут чуть не убило! Или…
На тщательно закрытой тентами эльфийской «половине» царила подозрительная тишина.
– Лорд Фразиэль… – испуганно окликнула я.
Ни звука в ответ. Только скрип колес и топот копыт.
Я вцепилась в край ткани, намертво прибитой к полу и потолку, и – о, Лунная Дева, помоги! – дернула ее изо всех сил. Ткань с треском оборвалась. В этот миг наша кляча нашла очередную рытвину, повозку опять тряхнуло, и я с размаху свалилась на гору чужих чемоданов. Из недр горы донесся тихий стон.
Жив!
Чемоданы один за другим полетели на мою «половину». Сопушки вопросительно защелкали.
– Нет, это не наши новые вещи, – пропыхтела я, швыряя последний, особенно тяжелый баул.
Покачнулась, взмахнула руками в попытке удержать равновесие и… Упала. Прямо на пострадавшего. Тот охнул, я удивленно замерла. Эльф оказался слишком мягким в некоторых местах.
Я откатилась, села и потрясла головой, собирая расползающиеся мысли в кучу. У лорда Фразиэля совершенно точно не могло быть девичьей груди. Но она была! Что происходит вообще? Мальчик внезапно превратился в девочку? Внимательно оглядев одежду пострадавшего… пострадавшей, я заметила несколько крохотных булавок на воротнике рубашки и на брюках. Артефакты… Ага! Именно они скрывали лишние части тела, придавали фигуре нужную угловатость и добавляли выпирающий кадык. Только вот кто-то не учел, что его могут обнять! Видимо, этот «кто-то» считал, что манерного, страшно занудного портного никто не решится трогать. Никто и не трогал. Кроме меня.
Лорд… леди… Нет, скорее всего мисс. Мисс Фразиэль пошевелилась и охнула.
– Лежи смирно! – шикнула я. – У тебя вывих плеча и сильный ушиб бедра.
Повреждения я видела четко. Растянутые связки, вывернутый сустав и растекающаяся под кожей кровь просто стояли перед внутренним взором.
– Откуда ты это знаешь? – недоверчиво прошептала она.
Хороший вопрос. Хотела бы и я получить на него ответ. Сначала браслет Сандра, теперь вот суставы со связками. Я ведь не хозяйка подлунных земель, в конце концов! Может, проявился очередной побочный эффект от прерванного обряда?
– Я в лечебнице работаю, – уклончиво пробормотала я. И с любопытством спросила: – А ты… Как ты лечилась раньше?
Выкать и делать вид, что ничего не поняла, я не видела смысла.
– Лечи… лась? – придушенно пискнула мисс Фразиэль, цапнув себя за воротник здоровой рукой, и метнула испуганный взгляд в сторону облучка.
– Там никого нет. А булавки на месте, – усмехнулась я. – Так как лечилась?
– Я не болела! – буркнула она и покосилась на больное плечо. – Я была очень осторожна. Даже специально падать училась… чтобы случайно не…
– Слуга в курсе того, что ты… не лорд?
– Нет, конечно!
Весело.
Я дотянулась до сумки, вынула три пузырька с обезболивающим, заживляющим и снотворным. Подумала и убрала снотворное. Будет подозрительно, если наш манерный эльф внезапно впадет в спячку.
– Обезболивающее, – пояснила я, протягивая мисс Фразиэль первый пузырек. Та взяла его двумя пальчиками и с подозрением понюхала зелье. – Если не веришь мне, могу позвать целителя…
– Нет! – перебила она. – Сколько пить?
– Глоток.
Мисс быстро отхлебнула и вернула пузырек.
– Ты… – нерешительно начала она. В голубых глазах плескалась смесь из страха и недоумения.
– Никому ничего не скажу, успокойся, – перебила я, выглядывая наружу. На облучке по-прежнему было пусто. Я повернулась к сопушкам: – Ребята! Если эти двое все-таки вспомнят о нашей повозке и явятся, позаботьтесь, чтобы они не влезли внутрь, хорошо? – Подумала и добавила: – Чтобы вообще никто не влез.
Зверье шустро взвилось по стойкам и метнулось на крышу. Старательно задернув тент, я подбадривающе улыбнулась Фразиэлю… ле?
– Тебя как на самом деле зовут? – спросила я, незаметно для пациентки прицеливаясь к ее плечу.
– Натозаэлти…
– А сокращенно?
– Нати…
– Ну что, Нати, как бы страшно сейчас ни хрустело, молчи!
– Что? – она испуганно отшатнулась, но мои пальцы уже цепко держали и выворачивали.
Звук был не самый приятный, но сустав встал точно на место. Его я видела не так хорошо, как вначале. Но выглядел он неплохо, точно в атласе по анатомии. Нати протяжно выдохнула и открыла глаза.
– Пей, – я протянула ей пузырек с заживляющим зельем. – Все, до дна.
Пока она по глоточку цедила варево, я заговаривала травмы, нашептывала здоровье. Магия бирюзовым облачком кружилась над моими кистями, кончики пальцев покалывало, руны на запястьях едва заметно мерцали золотом, словно их тянуло к ранам. Найти, исправить… Кожа зазудела, руны на шее налились теплом. О Лунная Дева! Мне только обернуться не хватало! Я несколько раз вдохнула, выдохнула. И, дождавшись, когда руны прекратят мерцать, снова начала заговаривать.
– Все, – я развеяла остатки магии. – Завтра будешь как новенькая. Кстати, почему ты не взяла с собой целительские амулеты? Я бы на твоем месте с ног до головы ими обвешалась.
– Я редко болею.
Логика, ау?
– На будущее купи парочку. На всякий случай.
Нати кивнула.
Я сердито покосилась на гору чужих чемоданов в своем закутке и принялась перетаскивать их обратно, складывая стопкой и разворачивая ручками к одной из деревянных жердей, что поддерживали крышу.
– Будешь должна мне за уборку, – проворчала я, с трудом водрузив последний. – Веревка или ремень есть?
– Зачем? – вяло спросила Нати, с трудом села и прислонилась к бортику.
– Вещи твои привяжу. Чтобы еще раз лечить не пришлось.
Она огляделась и кивнула на самый нижний чемодан:
– Там!
Гр-р-р!
– Этот не подойдет. – Я подтащила поближе большой мягкий баул, который собиралась оставить раненой в качестве сиденья. – В нем найдется что-нибудь?
– Только ленты… – растерянно пробормотала Нати.
– Годится! – обрадовалась я, расстегнула замок и выбрала самую широкую и длинную. Подползла к стопе чемоданов и, прикручивая самый нижний из них за ручку к жерди, с любопытством покосилась на жертву недавней катастрофы: – Как так вышло, что ты стала парнем?
Нати с детства любила шить. И делала это куда лучше брата, отца и матери. Сначала никто не обращал на нее внимания. Но в один прекрасный момент чулочный папа оторвался от ваяния очередной «сбруи», внезапно обнаружил, что его дочь мастерски владеет иглой, и снисходительно свалил на нее львиную часть работы. А через какое-то время и вовсе самоустранился, посчитав, что Нати «уже освоилась и сама справится». Она и справлялась. Крутилась как белка в колесе, удерживая на плаву не только мастерскую, но и лавку. Придумывала новые фасоны, выбирала материалы, до хрипоты спорила с поставщиками, отдавала долги… И шила, шила, шила. Имя отца все чаще звучало среди модниц, сам он скромно выслушивал благодарности от косяком потянувшихся клиентов. Матери было все равно, а брат лишь насмешливо крутил пальцем у виска, когда заставал ее поздней ночью с иголкой в руках. Но именно ему все и досталось, когда отец отправился к предкам. На смертном одре призвал к себе любимого сына, не вспомнив про дочь, торжественно передал ему бразды правления и умер. Семейная традиция, да…
– Традиция… – не удержалась я. И с такой силой затянула узел на ручке очередного чемодана, что едва не оборвала ленту. – Такая же идиотская, как та, из-за которой сейчас мы тащимся по ухабистой дороге, глотая пыль. Сколько тебе тогда было?
– Пятнадцать, – вздохнула Нати. – А брат… Знаешь, он ненавидел все, что связано с портняжным делом.
– Ну, значит, вы оба пострадали, – отрезала я, намертво привязывая последнюю ручку. Теперь повозку хоть вверх тормашками переворачивай и тряси, ничего не рухнет. А если и рухнет, то вместе с жердью и крышей. – Отобрать у того, кому по сердцу, и отдать тому, кому и даром не надо, – очень разумно!
– Так сложилось, – ровно выговорила Нати. Приподнялась на локтях, села и, осторожно пошевелив плечом, удивленно улыбнулась: – Не болит! Спасибо тебе!
– Пожалуйста! Перебирайся сюда, – я кивком указала на мягкий баул, тоже прикрученный к жерди длинной лентой. Нати послушно приземлилась на импровизированное сиденье, я плюхнулась рядом и нетерпеливо поерзала: – Рассказывай дальше…
Получив наследство, брат быстро наигрался в хозяина. Он с облегчением свалил «семейное дело» – видимо, тоже традиция – на сестру и через какое-то время вообще исчез, прихватив остатки былого состояния. «Обворованная» мать закатила истерику, а спустя пару недель и сама сбежала с молодым любовником, продав из дома все, что представляло хоть какую-то ценность.
Нати осталась с пустыми карманами. Она отправилась на склад, распотрошила залежи отцовских чулок, срезала с них драгоценности. Часть камушков оставила для работы, часть отнесла ювелиру, на вырученные деньги накупила материалов и принялась за работу. Теперь она шила под именем брата. Время шло, мастерская и лавка снова стали приносить прибыль. Хорошую прибыль, которая, однако, надолго не задерживалась: мать и брат промотали все, что прихватили с собой, и теперь кочевали по миру, высылая Нати немаленькие счета. Погасив пачку, она тут же получала взамен другую, так что о расширении дела оставалось только мечтать.
Где-то спустя год вернулась мать. А через несколько дней поздно ночью в дверь постучался брат. Бледный, осунувшийся, он еле стоял на ногах. Переступил через порог, рухнул и рассыпался прахом. Настолько мелким, что даже собирать было нечего. «Проклятие тлена… – в ужасе прошептала Нати. – Где он его подцепил? Почему не снял вовремя? Нужно вызвать законников». Услышав про законников, подоспевшая мать шустро захлопнула дверь, заперла ее и, опустив ключ в карман, ударилась в слезы. Она кричала, что «глупая дочь прежде всего должна думать о матери», которая «непременно умрет, как только их обеих выгонят из дома и отберут семейное дело». «Все, что нажито непосильным трудом, уйдет в казну», потому что ее «глупый сын не оставил наследника». Нати просто «обязана выдать себя за брата», и тогда они все сохранят. И будут жить как прежде. Мать то ругалась, то увещевала, то стыдила, и к рассвету дочь сдалась.