– А Невзуны? – растерянно спросила графиня де Ривье. – Хамелеонка – ваших рук дело?
Старик смачно сплюнул на пол.
– Барон захотел войти в долю. Он решил, что я добился успеха и собираюсь продать секрет бессмертия за баснословную сумму. Пожелал получить свой процент, о чем и сообщил при очередной встрече. Даже угрожать вздумал, болван, потому что был так же жаден и глуп, как его дед. Когда стало ясно, что записи мы расшифруем и без его участия, один из моих помощников распылил на его землях экспериментальные образцы и покончил с этой проблемой. Ну и убедился заодно, что о тетради старик не имел ни малейшего понятия. После его смерти все результаты исследований мы забрали, потому что в них могло быть рациональное зерно. Тела, естественно, тоже, потому что о личе, признаюсь, мы узнали слишком поздно, и надо было выяснить, что же он такое с собой сотворил, опираясь на черновики Валоора… Жаль, что я не сумел предусмотреть появление наследника…
Ворг с неподдельным сожалением посмотрел на скромно молчащего меня.
– Барон скрывал ублюдка ото всех. И я не успел от него избавиться до того, как история получила огласку. Потом, естественно, махать кулаками стало поздно. Легче было привязать его к одному месту и надоумить пошарить в отцовских подвалах – может, чего полезного бы нашел. Да и принадлежность к роду некромантов сыграла свою роль… поначалу. Потому что никто не распознал, что мальчишка порченный.
– Что ж вы меня тогда не убили? – мрачно осведомился я, придерживая рукой заволновавшегося Нича. – Когда поняли, что мой дар вам не использовать, как у того мальчишки-Оракула?
– Да некогда мне было… А потом и вовсе стало не до сопливых выродков с запутанной родословной. Потом появились сведения, что ты заполучил очень интересную печать от какого-то некроманта, и мне захотелось на нее посмотреть. Два года для такого, как я, конечно, большой срок. Но я ждал и дольше. А когда мне удалось-таки на нее взглянуть, – взгляд Ворга стал невероятно острым и колючим, – моему разочарованию не было предела. Оказалось, что такой печати просто не существует. Она не занесена ни в один реестр и абсолютно нигде не числится. Я даже рискнул вскрыть старые архивы и просмотрел записи столетней давности, касающиеся всех темных семей, кто хотя бы теоретически мог уцелеть после войны. Но так и не понял, кем был тот ушлый некромант, которого граф Экхимос случайно нашел в какой-то глубинке.
Я принял независимый вид и горделиво задрал нос.
– Видимо, он был хорошим мэтром, раз сумел остановить лича.
– Не сомневаюсь… Плохих некромантов и без того достаточно. Но вот тело у него и правда было очень интересным. Жаль, что я не успел посмотреть ему в глаза. Своих врагов надо знать в лицо, не так ли?
Я тут же снова насупился и непримиримо буркнул:
– Вы все равно ничего не измените: ваши лаборатории сейчас тщательно проверяются насмами – патриарх выделил четырнадцать звезд, чтобы зачистка прошла одновременно. Задачу свою они знают хорошо, так что все образцы будут уничтожены. Пленников освободят, и они охотно дадут против вас показания. Смею надеяться, никто из ваших помощников не избежит возмездия. Потому что в это самое время еще одна звезда находится во дворце – разбирается с королевским магом и его учениками. Последняя как раз заканчивает допрос самых юных ваших последователей, при этом записывая разговор, чтобы потом его могли использовать в суде.
Ворг, в очередной раз прокашлявшись, криво улыбнулся.
– Ну и пусть, шансов все равно было мало. Последний Оракул тоже что-то такое предсказывал, пугал пустыми линиями вероятностей, но я сказал, что так далеко заглядывать не собираюсь. Меня не волнует, что будет дальше. Мой срок подошел к концу, так что трепыхаться просто нет смысла. Единственным, что по-настоящему не дает мне покоя, это тот некромант… Знаешь, есть в его печати что-то знакомое, да только проверить случая не было… до сегодняшнего дня. И разве кто-то на моем месте упустил бы такой шанс?!
Когда он выдернул руки из рукавов, никто, кроме меня и Хиссы, наверное, даже не заметил. А если и заметил, то просто не успел отреагировать. Когда же в одной из них блеснул ободок рассеивателя, а между пальцев брызнули струи ослепительного чистого света, подобно тому, что я видел в заброшенном святилище, я даже восхитился. И решил про себя, что недооценил старого змея, приберегшего для себя самое безотказное оружие, какое только можно придумать.
Мгновением позже до меня вдруг дошло, что на линии удара стою не только я, но и де Регилль, и мысленно охнул. После чего быстрее молнии сдвинулся влево и, на чем свет стоит проклиная свое невезение, торопливо закрыл его собой.
«Он должен жить! – успел подумать я перед тем, как мой разум затопило слепяще белое сияние. После чего направленное воздействие истинного рассеивателя стало невыносимым, и все то, что мгновение назад составляло мою личность, с оглушающим звоном разлетелось на тысячи крохотных осколков.
В себя я пришел не скоро – ошеломленный, растерянный, с гудящей, хотя и ясной головой. В которой роились непривычные, совершенно несвойственные мне мысли и воспоминания.
Удар оказался такой силы, что мне потребовалось несколько минут, чтобы привести сумбурные ощущения в некое подобие порядка. А потом с некоторым недоумением взглянуть на царящую вокруг суету и пораженно присвистнуть.
Ого! А старик-то, оказывается, молодец! Хоть и беззубый змей, но все равно кусается! Вон как меня разделал – бедный копчик до сих пор отчаянно гудит. Хорошо еще, между ним и стеной отыскалась мягкая прослойка в виде несчастного графа. Которого при этом расплющило так, что он до сих пор не пришел в себя.
А в кабинете тем временем царил настоящий хаос. Занавески с окна оказались сорваны какой-то неведомой силой. Вырванный с мясом карниз висел, опасно накренившись, на одном кронштейне. И, вероятно, он хотя бы один раз стукнул ошеломленного ректора по седой голове. Более того, стекол в окне больше не было – разлетелись вдребезги. Подоконник в центре просел, а вокруг рам виднелось огромное выжженное пятно, как если бы туда кто-то забавы ради швырнул мощный огненный шар.
Сам магистр выглядел потрепанным и несколько… подкопченным. По крайней мере стоящие дыбом волосы, прожженная в нескольких местах мантия и пятна сажи на лице позволяли думать, что досталось ему неслабо. Правда, он этого, похоже, не замечал, потому что в этот самый момент торопливо лечил человека, который совершенно неожиданно для всех закрыл его от угрозы.
Лиурой обгорел жутко – похоже, принял на себя основной удар. От его красивой мантии остались лишь почерневшие лохмотья, на груди зияла приличных размеров дыра, которую совместными усилиями медленно, но упорно закрывали ректор, вспотевший от напряжения Рух и сосредоточенно хмурящая брови Шариэль де Фоль. Обугленный стол еще дымился, намекая на то, что в беспамятстве я провалялся не очень долго. Опрокинутые кресла валялись в полном беспорядке. Невозмутимые насмы, словно ничего не случилось, следили за обстановкой. Проигравший свой последний бой Ворг неопрятной тряпкой валялся под стеной. А неподалеку от него с испуганными лицами толпились потрепанные, но невредимые преподаватели.
Похоже, Ворг не рассчитал сил или отвлекся на самоубийственный маневр моего «наставника». Потому что его огнешар, который наверняка должен был хоть краешком, но задеть всех, ударил преимущественно по старому другу. По ректору. Который, как оказалось, был совершенно не готов к такому повороту событий.
Сидящих к нему ближе всего лишь слегка опалило, зацепив уже на излете. Кому-то испортило модное платье, кто-то, инстинктивно шарахнувшись, растрепал сложную прическу, кому-то отдавили ногу, кто-то просто испугался, но в целом они легко отделались. Даже граф Экхимос, тревожно склонившийся надо мной, выглядел вполне пристойно.
– Ты как? В порядке? – вполголоса поинтересовался он, помогая мне встать.
Я помотал гудящей головой. Тьфу… Да что там за бардак такой творится?! Столько лет потратил, чтобы от него избавиться, и нате вам – опять образ мыслей с нуля перекраивать!
– Я решил, что тебе конец, – пристально всматриваясь в мое недовольное лицо, так же тихо заметил граф. – Он ударил в тебя тем же заклятьем, каким ты спалил мозги тем четверым светлым. Разве ты не должен был сегодня спечься?
– Перебьешься, – пренебрежительно фыркнул я и, решив отряхнуться, неожиданно обнаружил, что в моей мантии явно не хватает длины. Вернее, задумчиво тронув ее обгоревший край, я с опозданием посмотрел себе под ноги. Присвистнул уже вслух, обнаружив там еще одно выжженное дотла пятно. Затем перевел взгляд на припорошенного пеплом, покрытого сажей, но невредимого де Регилля, и снова вопросительно обернулся к Экхимосу.
– Он успел ударить дважды, – с легким раздражением признал тот. – Огненное заклятие висело у него на обеих руках. Очень мощное. Направленное. Маги едва справились. А Ворг, ударив по вам светом, сразу добавил еще раз. Для верности. Одновременно с этим швырнул огонь в сторону окна. И только после этого его остановили. Тебе, кстати, повезло – тебя выручил Нич. Граф был прикрыт твоим телом, поэтому тоже уцелел. Ректора мы вообще очень удачно спасли, а остальные почти не пострадали.
Я со злым восхищением оглядел разгромленный кабинет.
Ай да Ворг… Ай да молодец! А еще говорят, что беззубые гадюки не кусаются! Подозревал я, что у него остался при себе второй рассеиватель, раз уж один он без сожаления отдал малолеткам, но чтобы еще и огонь… То-то у меня до сих пор мантия дымится!
Торопливо себя ощупав и убедившись в отсутствии серьезных повреждений, я с облегчением констатировал, что отделался малой кровью. Опустошенный резерв – это пустяки. Темную его часть я сам выкачал досуха, чтобы ничем себя не выдать. Светлую опустошил наполовину, как если бы всю ночь практиковался перед сложным экзаменом. Оставшуюся часть сил слил в защиту – максимум того, что мог сотворить даже очень талантливый первокурсник. А в остальном я явился сюда практически голым. Ни сумки, которая могла меня выдать. Ни амулетов. Ни охраны… Ну почти. Тем более Хисса должна была «запоздать» с ответной атакой, иначе меня могли посчитать соучастником.