– Плохая собачка, – изловчившись, погрозил я недовольно сопящему личу оставшимся свободным средним пальцем. – Или ты – ящерка?
А затем, улучив момент, от души засветил ему в нос.
– Будешь знать, как обижать хороших дядей-некромантов! Фу!
Барон утробно зарычал и отшатнулся, пытаясь высвободить из захвата важную часть своего уродливого тела. Резко дернулся, чуть не подпрыгнул, пропустив хвост между задних лап. Наконец решительно повернулся ко мне лиц… то есть мордой, и, все еще пятясь, угрожающе рявкнул, надеясь, что это меня устрашит.
Но фигу – я вцепился в добычу намертво. Уже двумя средними руками. А затем еще и подался назад, надеясь, что упершийся лич поскользнется на склизком полу и потеряет равновесие.
Он в ответ обозлился еще больше и так громко скрипнул зубами, что издалека, наверное, могло показаться, что тяну я его с редкой жестокостью вовсе не за хвост. А потом до господина барона дошло, что таким образом он «канат» на себя не перетянет. И довольно быстро в его дурную голову все-таки пришла «светлая» мысль о том, что достаточно откусить мне лапы, и проблема исчезнет сама собой.
Внезапно прекратив упираться, он так рьяно метнулся навстречу, что я едва успел отдернуть пальцы. После чего, не дожидаясь, пока взвившийся в воздух хвост щелкнет меня по носу, прыгнул вперед и с оттяжкой полоснул длинными когтями уродливую морду противника.
Он, к моему огромному сожалению, успел отдернуть башку, поэтому вместо глубоких ран заполучил лишь три неглубоких царапины на носу. На его настроении, правда, это не сказалось, но я был глубоко разочарован: кажется, скорость реакции у нас не слишком отличается. Более того, я едва успел вернуться на исходную позицию, избежав ответного удара. А когда снова взглянул на застывшего напротив лича, то всерьез озаботился новой проблемой.
Какое-то время мы стояли неподвижно, буравя друг друга одинаково горящими глазами. Барон нетерпеливо рвал когтями каменные плиты под ногами. Я прислушивался к его тяжелому дыханию и лихорадочно думал. Некроголем мирно почил где-то между нами. А разбросанные повсюду куски плоти так гармонично дополняли картину эпохальной битвы, что моя клятая трансформа, едва подумав об этом, тут же приосанилась и постаралась принять более выгодную позу. Причем ее нисколько не волновало ни отсутствие зрителей, ни то, что некому было запечатлеть ее воинственный и грозный облик. Нет. Она просто развлекалась и в который уже раз за эту ночь навела меня на размышления о том, из кого мы, собственно, ее собрали.
Может, в состав этого чуда затесалась частичка какого-нибудь шутника-маньяка, склонного к самолюбованию? Или туда волшебным образом просочилась частичка плоти прирожденного художника, попавшего в опалу из-за неудачно нарисованного портрета какой-нибудь себялюбивой герцогини?
Честно говоря, никогда не интересовался, какие именно тела поступают на мой секционный стол в качестве подопытного материала. Но, видимо, на будущее следует это учесть, потому что остаточные эманации прежних владельцев во мне все-таки сохранились. И не одна, не две, а гораздо больше, потому что для работы нам с учителем приходилось порой соединять фрагменты от разных носителей. Такие, которые лучше всего подходили для формирования той или иной функции, без оглядки на происхождение образцов.
И вот теперь это аукнулось совершенно неожиданным образом. Причем чем меньше я себя контролировал, тем больше проявлялись эти низменные, глубоко зарытые в подсознании инстинкты. О которых пятьдесят лет назад не мог знать ни я, ни мой многоопытный наставник.
Возможно, именно из-за них я в последние годы так сильно изменился?
– Ты ум-решь! – вдруг пролаял барон, видимо, устав стоять молча. – Сдохнешь! Я р-разорву тебя на куски!
– Фи, как примитивно, – рассеянно заметил я, продолжая напряженно думать. – Коллега, для человека вашей профессии это как минимум непрактично. Может, мы уладим наши разногласия более цивилизованным способом?
– Нет! – непримиримо рявкнул лич. – Ты убил моих женщин!
– Ах вот в чем дело… Если вы помните, господин барон, к моменту моего появления они были уже мертвы. Так что никто не мешает вам воскресить их снова.
– Как?! Ты же забрал у них всю жизненную силу!
– Неужели? – удивился я, машинально погладив впалый живот, который тут же отозвался довольным урчанием. – Ах, и правда. Ну, значит, воскресить уже не получится. Придется вам, барон, искать новую супружницу. Впрочем, выбор большой: на кладбище осталось так много неразоренных могил…
В конце концов, до лича дошло, что я над ним просто издеваюсь. Захлебнувшись бешеным воем, он прекратил портить пол в своем замке и, проревев что-то невнятное, снова бросился в атаку, полный просто невыразимого желания порвать меня, как котенок – бабушкин клубок. Вот только не учел, что не он один умеет красиво тянуть время, и не сразу понял, для чего я резко присел и, оттолкнувшись ногами, высоко подпрыгнул.
Мне повезло – частично разрушенный потолок все еще был способен выдержать вес гигантского боевого таракана. Надо признать, эта форма оказалась на редкость удачной, подвижной, выносливой и очень легкой. А уж как она умела взбираться по вертикальным поверхностям… Просто сказка!
Зря Нич ворчал по поводу своего внешнего вида. Надеюсь, теперь, когда он понял, что не один такой шестиногий, ему станет чуточку спокойнее. Все-таки знать, что нас таких двое и оба мы в хитине, здорово помогает уменьшить размеры комплекса неполноценности. Мужская солидарность, что и говорить. Может, теперь он поймет, почему я выбрал для него столь экстравагантный образ?
Прижавшись брюхом к шершавому камню и свесив вниз голову, я увидел резко остановившегося лича и гнусно ухмыльнулся: попался, голубчик! Щас я тебя съем! Даже жалко, что он не видел мою эпохальную битву с големом. Тогда бы не таращился так дико по сторонам и сообразил бы посмотреть наверх несколькими секундами раньше.
Я спикировал ему на спину, как гордый орел: быстро, уверенно и красиво. Под влиянием возбужденной трансформы и некстати накатившей эйфории, которая от одного лишь воспоминания об удачном нападении на голема вновь полыхнула предательским огнем. Едва «клюв» не разинул в предвкушении быстрой победы, но, хвала вовремя проснувшемуся прагматизму, все-таки успел его сразу закрыть. И только поэтому, когда почуявший неладное лич отскочил назад и, извернувшись, с силой двинул сразу обеими лапами, не лишился львиной доли зубов. После чего успел только мысленно выругаться, сжаться в комок и, проклиная свое тело на чем свет стоит, с размаху ударился о дальнюю стену холла.
Удар оказался так силен, что у меня на мгновение помутилось в глазах. Вернее, это произошло потому, что брызнувшая во все стороны каменная крошка моментально забилась под веки, лишив меня удовольствия лицезреть мрачную рожу барона. Более того, сразу отлепиться от стены не удалось – силушка у лича оказалась поистине великанской, так что меня как вбило в стену по самые ноздри, так я там и застрял.
Подумав пару мгновений, негромко поскрипывающая стена, в которой от места удара начали подозрительно быстро расползаться ветвистые трещины, несколько секунд еще сомневалась, стоит ли ей падать, или имеет смысл повременить с этим неприятным делом. Но в итоге приняла решение не в мою пользу и, мерзко скрипнув напоследок, с оглушительным грохотом провалилась куда-то внутрь. Вместе со мной, моим громким негодующим воплем и заодно остатками потолка, который, не выдержав веса наших с бароном аргументов, именно в этот момент окончательно рухнул.
…Мы уложились точно в срок: ровно через две недели после разговора с мастером Твишопом образец под номером триста пятьдесят шесть был полностью готов для полевых испытаний.
Правда, из-за дикой спешки и быстро ухудшающегося здоровья наставника я не сумел снабдить его всеми функциями, которыми хотел, поэтому слегка нервничал, снимая простыню с погруженного в химический стазис тела. Но мастер к тому моменту был уже так плох, что не думал ни о чем. И когда обнаружил, что ради скорейшего завершения работы я пожертвовал второстепенными вещами – такими, как волосяной покров, внешняя привлекательность и возможность интимной близости, – даже ворчать не стал. А просто отвернулся от каменного ложа с серьезно изменившимся с прошлого раза телом и устало прошептал:
– Вот и все… Даже странно, что ты успел его закончить, мой мальчик.
В самый первый момент я даже не понял, зачем он это сказал. А когда до меня дошло, то почему-то стало неловко от внезапного понимания: старый магистр, безумно устав от гонки за мечтой, оказался слишком близок к мысли о возможной неудаче. И если бы не был так плох, то, вполне вероятно, не рискнул бы сделать решающий шаг лишь потому, что всерьез опасался провала. Ведь гораздо приятнее умереть простым человеком, чем окончить свой век безмозглой, послушной, тупо исполняющей приказы нежитью. Ведь результаты этого эксперимента не смог бы предсказать ни один оракул.
То, что мы хотели сделать, никто и никогда не пытался воплотить в жизнь. Мечтали – да. Хотели до ужаса и дрожащих коленей. Но обе гильдии так остервенело отстаивали свою независимость, что даже помыслить не могли о совместной работе. В то время как тайна нашего возможного успеха лежала именно в сочетании двух противоположных по знаку искусств.
– Учитель? – деликатно поторопил я наставника.
Тот тяжело вздохнул и мельком посмотрел на второе, пока еще пустое ложе, находящееся рядом с образцом. Над каменным столом, только и ждущим своего единственного клиента, был развернут магический стазис, который должен был погрузить наставника в глубокий сон, плавно переходящий в естественную смерть. С боков свисали многочисленные провода, над которыми в полнейшем молчании колдовал мой ученик. Со стороны головного конца находился выразительно поднятый стеклянный колпак, поверхность которого пестрела сложнейшим узором из рун. А под ним тихонько гудел небольшой агрегат – так называемый стабилизатор, который мы с Невом создали по чертежам мастера Твишопа и который должен был обеспечить защиту склепа в случае непредвиденной ситуации. Вплоть д