– Ты что тут забыла?! – свирепо прорычал я, слыша злорадное завывание ветра среди оголенных балок. – Решила убиться моим врагам на радость?! Или захотела сбежать?!
Лиш вздрогнула всем телом и сжалась в комок.
– Вон отсюда! – рявкнул я, испытывая редкое по силе раздражение, уже готовое перешагнуть за грань настоящего бешенства. А потом, не дожидаясь, пока парализованная девка шевельнется, в два шага оказался рядом, цапнул ее за тощий локоть и, рывком притянув к себе, активировал ключ повторно.
Портал вспыхнул и тут же погас, оставив плясать в глазах яркие синие точки.
Тряхнув головой, я выпустил амулет и, сжав челюсти, повернулся к застывшей служанке.
– Ну?! Чего молчишь?! – В моих глазах полыхнула еле сдерживаемая злость. – Я жду объяснений!
Она вздрогнула снова, побледнела еще сильнее, а потом вдруг опустилась на колени и, распластавшись по холодным камням, как безвольная лягушка, очень тихо прошептала:
– Простите меня, господин…
От ее безжизненного голоса у меня что-то царапнуло в груди.
– Я знаю, что нарушила приказ, и понимаю, что достойна самого жестокого наказания. Я следила за вами… это правда… и была так беспечна, что позабыла о том, что вы не терпите указаний. Я осмелилась перечить и проявлять самостоятельность. Многое делала по-своему. Возражала. Спорила. Принимала решения, на которые не имела никакого права. И я… усомнилась в вас, мой господин. В вашей силе, воле и… возможностях. Простите меня за это.
Мои зубы сжались еще сильнее. Правда, не от того, о чем она говорила… к предательству смертных я уже почти привык… Я просто не понимал. До сих пор ничего не понимал. А я терпеть не могу оставаться в неведении и порой готов убить ради того, чтобы выяснить правду.
– Я не собиралась бежать, господин мой, – снова прошептала она, не поднимая глаз. – И от слова своего не откажусь. Если вы прикажете, я взойду на любой алтарь, на который нужно, и сделаю все, что вы потребуете…
– Не сомневаюсь, – процедил я, борясь с острым желанием закончить этот разговор здесь и сейчас. Если бы не стремление докопаться до истины, так бы и сделал. Безо всякого сожаления. Но Лиш… эта неблагодарная, униженно согнувшаяся передо мной малявка, на которую я потратил столько времени и сил, тратить которые совершенно не собирался…
Кажется, она поранила коленки, когда упала на каменные плиты? Или же поцарапалась еще раньше, когда спотыкалась в темноте на ведущей к башне лестнице. А может, и еще где зацепилась, пока бродила там в поисках… чего? Успокоения? Спасения? Тишины? Не понимаю… но слишком хорошо теперь чувствую, как ноют ее ладони и саднящая кожа на коленях. Почему-то слышу, как гулко и обреченно стучит ее молодое и сильное сердце. Ощущаю ее безнадежность… нет, из-за дурацкой связи, от которой надо срочно избавиться, я почти отравлен ее тоской! Сам скоро готов буду ей поддаться! Почти вижу, как текут по девичьим щекам горькие слезы, но при этом все еще не знаю, как реагировать.
Она ведь пыталась предать меня, разве не так? Она ослушалась меня. Нарушила правила. Обманула. И эта ошибка действительно достойна самого строгого наказания, верно? Но тогда почему я до сих пор ее не наказал? Почему стою и даже сейчас мучительно сомневаюсь? Я что, стал настолько сентиментален к старости? Или же, на свой страх и риск, посмел привязаться к какой-то смертной? Я?!
– Говори, – велел я, отступая на шаг и с неприятным удивлением рассматривая последнюю мысль. – Зачем тебе понадобилось рисковать? Да еще так не вовремя?
– Я не хотела, – сдавленно отозвалась Лиш, по-прежнему не поднимая головы. – И я вас не предавала, господин. Никогда. Я… просто испугалась – вы были так слабы…
Я скривился.
Жалость… какое мерзкое слово! Вот уж не думал, что кто-то вдруг испытает это отвратительное чувство по отношению ко мне. Ладно бы влюбилась, дурочка. Но в том-то и дело: я не чувствовал в ней влечения или страсти! Их и сейчас не было! Зато была горечь. Тоска. Боль. Безнадежное ожидание. И что-то еще, чему я пока не мог подобрать определения.
Кажется, я слишком долго пробыл внутри лишенной обычных человеческих эмоций трансформы. А вот теперь расплачивался за годы беззаботного спокойствия и на ощупь шел по топкому болоту чужих чувств, тщетно пытаясь в них не утонуть.
– Значит, ты считаешь, что имела право меня жалеть? – наконец глухо осведомился я.
Лиш прерывисто вздохнула и поспешно замотала головой.
– Нет, господин. Я бы не посмела вас так оскорбить.
– Тогда в чем дело? – снова нахмурился я, окончательно перестав что-либо понимать. – Почему ты решила меня подвести?
– Просто… больше у меня никого нет, – сглотнула она. – Вы – единственный, кто захотел меня приютить и кому было хоть какое-то дело до моих трудностей. Вы один не замечали моего уродства. Не насмехались над ним. Не били по больному. Вы просто использовали меня… я это понимаю. Испытывали свои травы, эликсиры, заклятия, но при этом никогда… ни разу за эти годы… не позволили себе меня унизить или ударить, как остальные.
Я озадаченно замер.
– Что?
– Вы – самый лучший господин, какого только можно пожелать. – На холодные плиты упали две крохотных слезинки, а маленькие кулачки вдруг сжались с поразительной силой. – Мне все равно, что вы – некромант… неважно, что вы создаете чудовищ и играете, как с детьми, со своими умертвиями, часть которых гораздо больше похожа на живых, чем иные люди… и я не боюсь ваших слуг и не испугаюсь, даже если однажды вы призовете сюда настоящего демона. Я просто верю вам, господин. И мне страшно оттого, что ВЫ перестали верить мне, потому что однажды я совершила ужасную ошибку.
Я как стоял, так чуть и не сел, совершенно не ожидав такого странного признания.
Да, я использовал ее, и это сущая правда. Но я и дальше буду ее использовать, пока она сможет выдерживать последствия моих экспериментов. Конечно, я ее лечил, поскольку для работы Лиш нужна мне здоровой, невредимой и желательно невинной. Из крови невинных девиц можно изготовить самый чистый эликсир восстановления и, как ни странно, наиболее эффективное снотворное. Не говоря уж о том, что на алтаре такая жертва… даже если ее не умерщвляют, а всего лишь поранят с ее полного согласия… намного более желанна, нежели какой-нибудь истерично орущий придурок, на которого я должен дополнительно тратить силы, чтобы хотя бы на время заткнуть.
– Встань, – сухо велел я, прислушиваясь к охватившему служанку отчаянию. – Подними голову и прекрати лить слезы.
Лиш медленно встала с камней и послушно на меня посмотрела. Тем пустым, безмерно уставшим взглядом, который бывает у людей, дошедших до последней грани отчаяния.
– Я не готов от тебя избавиться из-за какого-то проступка, – ровно сообщил я, пристально глядя в ее заплаканные глаза. – Мне не нравится, когда слуги вмешиваются в мои дела, и ты прекрасно об этом знаешь… однако убивать за это я не буду.
Лиш едва заметно вздрогнула, а в ее глазах мелькнула и тут же исчезла странная искорка. Как будто она хотела сказать, что лучше умереть, чем потерять мое доверие.
– И мне еще больше не нравится, когда те, кому я поверил, поступают не так, как я от них ожидаю, – закончил я, не отводя от нее тяжелого взгляда. А потом тяжко вздохнул. – Но я благодарен тебе за заботу и проявленное внимание к трудностям, вызванным особенностями моего нового тела. В том числе и за стремление сохранить мой утренний сон. Мы, некроманты, не очень любим это время. Но для нас, как ни парадоксально, оно наиболее ценно, потому что именно утром, ближе к рассвету, наши силы восстанавливаются особенно быстро.
– Г-господин… – растерянно пролепетала девчонка, когда я подошел и, обхватив пальцами ее за подбородок, заставил поднять лицо еще выше.
– Конечно, ты об этом не знала, – словно не услышал я. – Но тем приятнее твое усердие. Поэтому, видимо, мне придется простить твою оплошность и принять серьезные меры для того, чтобы этого больше не случалось.
– Но я…
– Твое проклятие было снято моими силами, но вопреки моему желанию, – холодно сообщил я, тщательно отслеживая ее реакцию. – Была бы моя воля, в ближайшую пару лет я бы к нему даже не притронулся, пока не накопил достаточно сил. Тебе ясно?
– Да, – сглотнула она, широко распахнув серовато-зеленые глазищи, однако не особенно удивившись. – Я всегда знала… но надеялась, что это случится не слишком поздно, чтобы я еще могла сказать вам… как только вернется голос… что никогда вас не оставлю…
Тьфу. Хоть бы возмутилась для приличия, что ли? Нельзя же так беззаветно отдавать свою преданность старому некроманту. Да и я тоже хорош… почему-то вдруг захотелось рассказать правду. Зачем? Еще раз ее проверить? Убедиться, что снова не лжет? В очередной раз приятно удивиться?
Хм. А все-таки я немного тщеславен. Или меня опять зацепило ее эмоциями, в которых явственно проскочило облегчение?
– Твое проклятие меня ослабило, – старательно прислушиваясь уже к себе, медленно обронил я. – Впрочем, не только оно. Я потерял много сил. Чуть не утратил душевное равновесие. И ты правильно усомнилась в моих возможностях – в данный момент они действительно невелики.
– Простите…
– Хватит, – резко оборвал я служанку и недобро прищурился. – Запомни: ты принадлежишь мне. Ты поклялась на алтаре. И не смеешь рисковать собой до тех пор, пока я этого не пожелаю. А чтобы подобное больше не произошло, я передаю тебе все полномочия по содержанию замка. И дозволяю заботиться обо мне так, как ты считаешь нужным.
– Хозяин, к вам гости! – внезапно гаркнуло у меня в кармане, заставив изумленно отпрянувшую Лиш сдавленно охнуть и часто-часто заморгать. – Они уже на пороге. Телепортационная арка должна быть открыта вами через десять… девять… восемь секунд…
– Вон отсюда! – прошипел я, оттолкнув пребывающую в шоке девчонку в сторону лестницы. Затем для верности придал ей ускорения. Убедился, что она очнулась от ступора и опрометью кинулась обратно в замок, по пути вытирая мокрое от слез лицо. Успел еще прислушаться к ее чувствам. Облегченно выдохнул (оказывается, от радости тоже можно рыдать в три ручья!). После чего лихорадочно пригладил стоящие дыбом волосы, нацепил на лицо вежливую улыбку и, как только зеркало бодро гаркнуло: «Один!» – склонился в учтивом поклоне.