Акира косится на Гиту, по самые пятки завёрнутую в сари. Невзрачная, ничем не примечательная «мышка» ослепительно улыбается и… – Акира понимает, что безумно хочет эту девушку, он обожает её редкие чёрные волосы, оптобечевой стянутые в хвостик, он желает обнять её, прижаться лицом к маленькой груди, нежно целовать худую шею…
Гита качнула мальчишескими бёдрами и… – Акира кинулся к ней: сорвать сари, повалить наземь, раздвинуть ноги и войти – грубо, неистово!..
И вдруг наваждение исчезло. Феникс покачнулся, но выстоял.
Пот солёными струйками стекает по лицу и капает на плащ.
– Что это… было?..
– Небольшая демонстрашка. – Смеётся Гита.
– Демон… страшка?.. – не понимает Акира.
– Ага. Вот так я работаю – завлекаю.
– Ты-ы?..
– Да. Я. А кто ж ещё. Я же дипломированный инкуб.
– Ты… ты умеешь?..
– Умею. Пятая категория.
– Со дэсу нээ… Чувствуется. Высший пилотаж!
– Молодой человек, вы мне льстите! – кокетничает Гита. Акира не испытывает ни малейшего вожделения – значит, сейчас девушка не использует свой несравненный талант.
– Это что! Она великолепно рисует граффити! Обалдеть! Стишки пишет – это у неё не отнимешь! Почитаешь такие рифмы – и всё, или в постель поскорее, или… Или я не знаю как! – Гаррис с обожанием смотрит на супругу.
Да, это любовь.
Любовь… Юрико… Акира так давно не звонил Юрико, и аккумулятор мобильника сел. Надо бы зарядить при первой же возможности.
И тут дребезжит мобильник Гарриса. Гаррис отвечает:
– Пока глухо. – И отрубается.
– В последнее время у нас много заказов от ваших, от японцев. – Сообщает Гаррис, обнимая жену-гёлфренд за талию. – Вот жена сбежала, найти просит.
– Да? – Акире всё равно, Акире наплевать на рогоносцев.
27. ДЗИРО-ЯКУДЗА
Дзиро выпрыгнул из вертолёта метрах в трёх над посадочной площадкой. За весь полёт пилоты не проронили ни слова. Это плохой знак.
Ряд низких деревьев – тополей и клёнов. За деревьями – усадьба: осевая симметрия в застройке, в центре – главный зал с выходом на юг. Дзиро Пузырю туда и надо – в главный зал, там его ждут, не дождутся.
Надо пройти мимо ландшафтного сада, мимо пруда с островами, соединёнными мостиками, сквозь невидимые лучи сканеров, под прицелами охранных систем – и тогда можно увидеть покрытую кипарисовой корой крышу усадьбы.
Крыша нависает над ступенями, ведущими в главный зал. Восток, запад и север – к залу открытыми переходами прилепились павильоны и пристройки. Дзиро спешно двигается мимо пруда, Дзиро краем взгляда замечает сооружённый прямо на воде павильон для музыкальных представлений. Дзиро испуган, Дзиро опаздывает. Он видит на груди красненькую точку – лазерный луч уткнулся аккурат в сердце и провожает Пузыря до колонн и веранды усадьбы.
Дзиро останавливается у дверей.
Болят обожженные руки. Кто бы мог подумать, что в метро случиться пожар? Это просто безумие – пожар в метро, из-за которого опаздываешь на встречу с Советом Директоров.
Промежутки между колоннами закрыты решетчатыми панелями – это не к добру. Сегодня всё через одно место. То самое.
Дзиро чувствует, как лазерная точка щупает затылок: бамс, и нет Дризо Токусацу – мозги расплескались-разлетелись, заляпали красивые резные двери – в любой момент: бамс!
Дзиро разувается: кроссовки «Спаун» – обувь, конечно, очень удобная, к тому оснащённая системой очисти подошвы, но! – традиции, мать их! – войти в главный зал можно только босиком.
И Дзиро входит.
Деревянный пол устлан татами. На циновках – шёлковые, расшитые драконами подушки для сидения. И никакого интима – никаких занавесок и створчатых ширм, никаких бамбуковых экранов на перекладинах. Внутренне убранство зала всегда поражало Дзиро подчёркнутым аскетизмом: Будда, иметь столько денег, и не потратиться на паршивый голопроектор, который раскинул бы по углам виртуальные икебаны и картины из крестьянской жизни?! – это выше понимания Дзиро.
Пузыря встречают напряжённой тишиной – Дзиро понимает, что уже лишился фаланги мизинца, без вариантов – при благоприятном раскладе юбицумэ ему обеспечено: мол, теперь ты, парниша, не сможешь так же твёрдо, как прежде, держать карты и меч.
Фаланга – ерунда. А вот если Совету не понравятся новости Дзиро, то…
Пузырь заставляет себя не думать о сэппуку. Это же языческий культ жертвоприношения презренных айнов. Дзюнси, «самоубийство»? – бред! В конце концов, Дзиро не самурай, Дзиро даже не потомственный якудза. «Будо сёсин-сю» – не его настольная книга. Пусть всякие Мисимы Юкио вспарывают себе животы, а мы… – а куда денешься, если начальство прикажет? Бежать? – Пузырь и сейчас ощущает лазерную метку на затылке. Бамс, да?
Все здесь. Все-все-все. Сэнсо, война кланов давно в прошлом. Да здравствует перемирие-тэути.
На татами чинно восседает наделённый самурайскими правами оябун, «управляющий рынками». На коленях у шефа покоятся два меча-досу; рядом с оябуном – вакагасира-заместитель, и сайко комон, старший советник, и со-хомбутё, глава штаб-квартиры, а ещё – фуку-хомбутё, помощник шефа.
…драгс, или сябу-наркотики…
Лучшие люди. Элита Вавилона. Братки-кёдай.
…номия, нелегальное букмекерство на ипподроме…
Также в главном зале присутствуют пятеро кумитё, за каждым из которых стоит до двух тысяч «подотчётных штыков». Пузырь удивлён – зачем столько народа? – они бы ещё с собой своих секретарей и кайкэй-бухгалтеров притащили… Вместе с «быками»-гурэнтай.
…сима, или попросту рэкет…
Кстати, насчёт «быков». Дзиро мажет взглядом по рядам бригадиров-сятэй. Уж этих-то точно не следовало приглашать на серьёзное сборище.
…киритори, выбивание долгов…
Даже одна «старшая сестрёнка» присутствует, а точнее – женушка одного из кумитё, отдыхающего нынче на нарах.
…юсури, банальный шантаж…
Сливки и седьмая вода на киселе клана Ямагути-гуми, перебазировавшегося в Вавилон из Кобе, опустевшего после американских термоядерных бомбардировок. Последователи и потомки Кодамы Ёсио, шпиона и члена ультранационалистической группировки, контр-адмирала и советника премьер-министра – ТОГО САМОГО Кодамы Ёсио. Также здесь, в главном зале собрались родственники самого известного якудзы всех времён и народов – Китано Такэси.
…незаконная торговля современным композитным оружием-тяка…
Золотые и попроще даймоны. Короткие стрижки, чёрные костюмы, чёрные галстуки и аккуратные белые рубашки. Глаза скрывают темные очки.
Взгляды.
Лазерные точки.
Бумс!
Бумс-бумс!
Дзиро почему-то вспоминает обряд сакадзуки: Дзиро принимали в клан простенько, без вывертов и новшеств. Согласно старинному ритуалу и заплесневевшей традиции Пузырь выпил с шефом сакэ – из одной чашечки. Мол, отныне оябун и молодой, но напористый гурэнтай – есть одна семья, отец и сын, старший и младший братишки.
Бумс-бумс!
Дзиро кланяется, Дзиро собирается подробно доложить начальству-камбу о приготовлениях, о том, что МОЖНО НАЧИНАТЬ. О том что, продажные сацу не смогли задержать Избранника, и стажёры-фениксы не сумели убить Избранника в пожаре Дзиро сообщать не собирается. А зачем? К тому же, Дзиро промолчит о неудачах наёмника-синоби, который не осилил подорвать начальника пожарного депо N9/21 и погиб при контакте с Избранником.
Зато Дзиро готов поведать об успехах в Инкубаторах. Но Дзиро не успевает даже рот открыть – его перебивает сам оябун:
– Молчи. Действуй.
Дзиро Токусацу ещё раз кланяется и уходит.
Он молчит. Он действует.
Он знает: теперь за ним будут неотрывно следит тэпподама, киллеры-камикадзе. И ни приведи Будда, Дзиро облажаться.
Бумс-бумс!
28. ТАМАГОЧИ
Поверхность. Улица. Суета.
Пожарные-любители толпятся у красных машин. Ребята явно не в курсе, чем им заняться: то ли рукава растягивать, то ли за огнетушители хвататься.
Толпа, быдло.
Дилетанты!
Искоса поглядывая на это дезорганизованное столпотворения, госпожа Хэйкэ умывается минералкой – испачкала копотью лицо, теперь приводит себя в порядок. Воду госпожа Хэйэкэ купила в ближайшем от голограммы "М" ларьке. Хорошая вода, холодная. Чуток солёная, с пузырьками.
На госпожу Хэйкэ не обращают внимания, как будто не она выбралась из норы метро, как будто не она выскочила из горящего состава, как будто не у неё в руках ТА САМАЯ зажигалка.
Любители решают важные проблемы, любители собрались у громадной буквы "М" и голосуют за то, чтобы спуститься вниз, в пожар. Или против того, чтобы спускаться вниз, в огонь и пламя.
За.
Почти единогласно. Надо же, чудеса случаются…
Пожарные довольны, смеются, похлопывают друг дружку по узким плечам и заплывшим жирком хребтам: мы такие молодцы, мы команда, мы настоящие мужики, от нас пахнет пеплом и потом, наши женщины регулярно обеспечены оргазмом – два раза в неделю и по праздникам.
В сумочке госпожи Хэйкэ пищит-ругается тамагочи. Электронно-пластмассовый уродец требует пожрать – нашёл, Великая Мать, время. И ведь не отцепится. Надо накормить. Иначе будет не только ПИЩАТЬ-ругаться, но и матом КРЫТЬ-ругаться. А госпожа Хэйкэ терпеть не может, когда её любименький Гочик использует ненормативную лексику.
Ибо это неправильно, нехорошо.
Роботы не должны вести себя как люди.
В сумочке госпожи Хэйэк есть специальный кармашек, в котором хранится корм для тамагочи. Обычно это пакетик ржаных сухариков со вкусом копчёной сёмги. Но сегодня там почему-то рисовые чипсы с ароматом дымка.
Странно, да?
Кицунэ-годзэн раскрывает сумочку, и писк усиливается. Прохожие оборачивается: кто это там мучает маленького тамагочи? Оборачиваются даже пожарные, дебаты внезапно прерваны – есть дела важнее, чем пожар и жертвы – ведь у кого-то кричит тамагочи!
– Гочик, любименький, успокойся, мой мальчик, – госпожа Хэйкэ кормит жёлтого, как цыплёнок, уродца чипсами. Уродец жадно чавкает, он действительно сильно проголодался. Он потерял много энергии на охлаждение наносхем – в пожаре, признаться, было жарковата: госпожа Хэйэкэ тоже вспотела. Гочик испуган. Он мягкий и тёплый. Как цыплёнок. Собственно, Гочик и сделан на основе цыплёнка.