рекрасно подготовлен физически – так по крайней мере меня проинформировали, я наводил справки. кроме того, ты сейчас крепко сел на мель, тем не менее не лебезишь и держишься с достоинством, но не вызывающе. Это неплохо. В общем, ты меня устраиваешь.
И тут он прекратил свою речь, расцепил руки и сделал правой такое движение, как будто выбросил окурок: слева направо, слегка растопырив пальцы с аккуратно подстриженными ногтями аристократической, как утверждают, продолговатой формы. Потом допил коньяк.
Мне совсем не понравилось, что меня разложили по полочкам, абсолютно не стесняясь моего присутствия, однако я счел нужным прекратить молчание, а то мой благодетель, чего доброго сочтет, что я подвержен мании величия.
– Знаете… – начал я и замялся. Он сообразил почему.
– Дон, просто Дон. Ты можешь звать меня так. И обращайся на «ты», без стеснения. Я люблю простоту обращения.
– Но вы старше меня, и потом… разница в положении, – промямлил я и тут же обругал себя: проклятая армейская привычка строго выдерживать дистанцию, очевидно, останется у меня до конца жизни.
– Ну зачем об этом? – спокойно произнес он и невольно нахмурился, впервые за время общения проявив эмоции. – Я прекрасно знаю, что уже не молод, и не надо напоминать мне. Хотя возраст тут вовсе не при чем. Мне просто хочется, чтобы у нас с тобой как можно быстрее установились близкие отношения, чтобы возникло взаимопонимание. Кроме того, я уже сказал, что мне нравится простота в общении. Разумеется, эту простоту я позволяю не всем. Ты должен это учесть. А что касается возраста, мне гораздо больше, чем можно дать на вид. Я старше твоей матери на девять лет.
Тут он прервался, испытующе глядя на меня: как я отреагирую на упоминание о матери. Я отреагировал. Он кивнул головой и продолжал:
– Да-да. Мне сейчас 58 лет. – Он развел руками и слегка поклонился – вот какой, дескать, молодец. – А выгляжу на сорок с небольшим. Стараюсь. Поэтому сделай милость, обращайся ко мне на «ты» и называй меня Доном.
– Хорошо. – Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. – Если ты позволишь, Дон, я хотел бы задать несколько вопросов.
– Пожалуйста. – Он слегка прикрыл глаза и всем своим видом показал, что готов отвечать на самые дурацкие вопросы, которые я пожелаю ему задать.
– Я хотел бы знать, кто вы… какое отношение ты имеешь к моей семье?
– К семье?! – Он как будто даже удивился. – К семье никакого, можешь не волноваться, если ты об этом. Твоей матери я преподавал историю в университете, а твой отец был моим другом. Затем твой отец женился на твоей матери, и они зажили отдельной от меня жизнью. С тех пор мы не общались. Так что к твоей семье я не имею никакого отношения.
– Понятно… – несколько растерянно пробормотал я, хотя на самом деле ничего понятно не было. Я до сих пор даже и не знал обо всем этом. – И потому… ты решил помочь мне?! Из чувства уважения к моим родителям?
– Считай, что так, – как-то лениво ответил Дон, и я понял, что он не желает продолжать разговор на эту тему.
– Ну хорошо… А какую работу ты мне хочешь предложить?
Дон хмыкнул. У него это вышло так, будто он отдельно произнес «х» и «м», абсолютно без эмоций.
– А тебе не все равно? Насколько я знаю, после того, как ты распрощался с армией, тебе не пришлось особо привередничать в плане добычи средств к существованию. Инкассатором работал, неделю мешки разгружал, а на последнем этапе кризиса бутылки собирал возле кафетерия…
Дон умолк, насмешливо разглядывая меня в упор. Как владелец богатого амбара со жратвой, в котором вдруг завелись мыши. И вот он, этот владелец, поймал на улице облезлую приблудную кошку и притащил ее в свой амбар – довольно комфортабельный по сравнению с сырой и холодной улицей. Единственная цель – чтобы кошара отловила и сожрала мышек, которые грызут его мешки с крупой. А тут вдруг кошка, вопросительно глядя на толстую рожу хозяина, начала мяукать: дескать, чего это ты меня сюда притащил? Что я должна делать?
Мне стало обидно. Потому что сейчас я был сыт, чист, хорошо одет и чувствовал себя человеком, который чего-то стоит в этом мире. Наверное, если бы Дон сказал это немного раньше, до того, как меня привели в чувство, я безропотно бы все стерпел и согласился на любое предложение – даже такое… ну, предположим, укокошить кого-нибудь…
– Да, все понятно. Спасибо за гостеприимство. Мне пора.
Я встал из кресла и с достоинством, как мне показалось, направился к выходу, стараясь держать голову ровно и гордо смотреть прямо перед собой. Возле двери я задержался на секунду и, медленно обернувшись, изрек:
– Кстати, уважаемый Дон, я не объел вас случайно? Если вы так считаете, можете составить счет. Я оплачу, когда заработаю…
Как ни странно, этот проклятый грузин разулыбался – хорошей такой улыбкой, обаятельной и обезоруживающей. Улыбка преобразила его, и это было удивительно: насколько простейшее проявление эмоций может изменить лицо человека, раскрыть его внутренний мир.
– Гордость – это хорошо. Это значит, что ты не будешь пресмыкаться перед сильными и не продашься тому, кто больше заплатит. – Дон как будто мыслил вслух, не обращаясь ко мне. – Очень хорошо. Даже в такой безвыходной ситуации ты не стал терпеть обиду и решил уйти, а не сыграл. Я в этом разбираюсь… Да.
– Отчего же безвыходное? – упрямо поинтересовался я. – Очень даже выходное: выхожу, и все – привет, благодетель, пишите письма!
– Нет, безвыходное, – Дон убрал улыбку. – Ты не можешь выйти отсюда, потому что твою вшивую одежду сожгли. А сейчас ты хочешь уйти в моем импортном спортивном костюме? Это грабеж, юноша, статья 145 УК России. Так-то вот. А голым тебе отсюда не уйти. Вряд ли, верно? На улице зима, и милиция не позволит голым перемещаться по городу. Думаю, нет необходимости доказывать дальше, что положение у тебя безвыходное.
На несколько секунд воцарилось молчание. Дон опять улыбнулся. А я вдруг понял, что никуда отсюда не уйду, потому что… кто же от добра уходит? Я представил свой дом – без тепла и уюта, чего было в избытке здесь, в жилище моего неожиданного благодетеля. Представил и понял, что не желаю возвращаться обратно голым и без гроша в кармане, метаться в поисках работы, которая даст нищенский кусок – не более. Вот так.
Понял и осознал, что буду работать на этого умного дядю. Только вот трудновато придется – перестраиваться под «шестерку». Не умею я этого, не могу. Я привык жать своей волей на психику подчиненных, добиваться повиновения, командовать вооруженными людьми, иногда теряющими человеческий облик и понимающими только язык грубой силы.
– Трудно будет перестраиваться под «шестерку», – задумавшись, сказал я вслух.
– Не надо под «шестерку», – покачал головой Дон и жестом пригласил меня вернуться на прежнее место. – Зачем под «шестерку»? я ничего еще не предложил.
– А что вы мне можете предложить? – Я пожал плечами. – Работать телохранителем или, на худой конец, водителем… Ведь вы коммерсант, я полагаю? Торгаш или деляга…
– Мы договорились обращаться на «ты», – поправил меня Дон. – Я не деляга в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. И не торгаш. Я – президент фирмы, довольно солидной, с большими связями и огромным по нынешним масштабам капиталом. Администратор. В шоферах я не нуждаюсь – штат укомплектован. А насчет телохранителей… В моей фирме хорошо налажена служба безопасности во главе с профессионалом, которая насчитывает 42 человека охранников и собственно телохранителей. Общее количество человек, работающих на фирму, – более трех с половиной тысяч. Из них в различных службах заняты 285 человек. Только в головном офисе у меня работают 62 человека. Поэтому в качестве клерка ты мне тоже не нужен. Да у тебя и образования соответствующего нет. Мне нужен товарищ. Понимаешь?
Я покачал головой, собираясь вставить, что, мол, все товарищи перевелись в августе 1991 года, а теперь только господа и граждане, но он досадливо поморщился и опять ошарашил:
– Ты хочешь сказать, что все товарищи повывелись в августе 91-го, я знаю. Я не то имел в виду. В общем, мне нужен помощник – честный, порядочный, хорошо воспитанный, предпочтительно со знанием английского, поскольку придется часто встречаться с представителями инофирм.
– А вы сами?
– Сам я, кроме русского и грузинского, языками не владею. А когда пользуешься услугами переводчика, не можешь быть уверен, что он не агент конкурирующей фирмы.
– Да, это я понимаю.
– Кроме всего прочего, неплохо, если этот товарищ хорошо ориентируется в экстремальной ситуации и может в случае чего защитить.
– Но ведь у вас столько телохранителей.
– Телохранителей не всегда можно брать на некоторые мероприятия. Потом телохранители имеют свойство покупаться теми же конкурирующими фирмами. Ну и еще масса нюансов. Бывают такие поручения, которые никому, кроме самого верного человека, доверять нельзя. Понимаешь?
– Значит, я получаю должность «верного человека».
– Считай пока, что так. В структуре фирмы твоя должность будет именоваться «личный секретарь президента».
– Разве у тебя нет секретаря?
– Я не вводил должность личного секретаря, считая до недавних пор, что могу обойтись без него. Но я устаю, и мне нужен молодой сильный товарищ, который часть моих проблем возьмет на себя.
– Это при том, что только в главном офисе работает больше людей, чем в каком-нибудь магазине?
– Все мои помощники и заместители, все начальники отделов имеют соответствующее образование и определенные стремления. Если я буду допускать ошибки, это нанесет ущерб и делам, и моему авторитету.
– А почему кто-то из помощников не может взять на себя функции секретаря?
– С недавнего времени я стал искать человека в своей среде, долго прикидывал, перебирал и пришел к выводу, что нужно брать со стороны, нейтрального, так сказать. И чтобы этот человек обладал всеми теми качествами, что я перечислил раньше. Выбор пал на тебя.
– Так неожиданно…