Ух ты, мать твою так! Что бы это значило? Я пару раз крепко зажмурился: а не почудилось ли? Фигуры двигались настолько тихо и быстро, что поневоле в душу забрался какой-то неприятный страх – или они репетировали здесь днем с закрытыми глазами, что, согласитесь, не очень-то правдоподобно, или… Кто они?
Я было засомневался, предположим: может, глюки у меня? Но в этот момент всколыхнувшийся от движения тел воздух донес до моих ноздрей хорошо различимый запах хлороформа, и все встало на свои места.
С этим запахом у меня связаны очень свежие и очень неприятные воспоминания. Поэтому неприятие происходящего мгновенно испарилось, и тут же автоматически включилась агрессивная моторика.
Я сделал несколько мелких шажков, стараясь, чтобы не скрипели суставы. Оказавшись в своей комнате, прижался спиной к стене, слева от двери. И начал медленно садиться, подаваясь вперед, чтобы после первой серии кувыркнуться из полуприседа влево, вдоль стены. если Кто-то из них не умрет и не будет тяжко ранен, он откроет огонь по тому месту, где были вспышки.
И тут хрустнул коленный сустав. Трое рассредоточившихся вокруг кровати незваных визитеров замерли. Я ощущал напряжение, мгновенно сковавшее их до того расслабленные фигуры, почувствовал, что они повернули головы в мою сторону.
Дилетантов для такой работы не нанимают. А если они профессионалы, то сейчас должны чувствовать, что из темноты на них смотрит Смерть.
Что-то щелкнуло в сознании, включился отсчет, комната переместилась в другое измерение, имя которому – Война.
Спустя мгновение дальняя от меня фигура пришла в движение. Молодец, автоматизмы на уровне.
Я быстро, насколько позволяли мышцы указательного пальца, выпустил четыре пули в направлении посетителей, предварительно крепко зажмурив глаза – в полной темноте своя вспышка слепит не хуже вражьей, а глаза мне будут нужны спустя миг.
Пистолетные выстрелы бухнули так, будто лупанула гаубица. Я кувыркнулся влево, распластался на полу и сделал еще четыре выстрела в направлении кровати, на уровне подкроватного пространства – сейчас они наверняка там, прилегли. И опять перекатился влево, невероятным образом извернувшись, чтобы благополучно миновать угол.
В комнате и в доме вообще стало ужасно шумно. Воздух вдруг наполнился запахами – остро пахло порохом, до рези в глазах, пахло чужим противным потом и кровью.
В коридоре и где-то на первом этаже захлопали двери, раздались встревоженные голоса и топот.
В меня не стреляли.
Кто-то тонко выл совсем рядом. Слышалась возня. Видимо, один корчился от боли, возя коленками по ковру. Еще был слышен дробный стук каблуков о ковер – частый такой стук. Так может биться в агонии человек, живущий последние секунды.
В коридоре зажгли свет. Он ворвался через распахнутую дверь в комнату.
Поморгав, я рассмотрел поле брани в деталях. Двое, по ту сторону кровати, были уже не опасны – один из них последний раз вздрогнул и затих. Третий, по эту сторону, лежал скрючившись, держался левой рукой за правое плечо и жалобно скулил. Я метнулся к нему и, рванув на себя его раненую руку, отобрал пистолет, который он цепко держал, – значит, воин.
Все. Комната медленно возвратилась в нормальное измерение, где время исчисляется обычно в минутах, часах, днях, а не мгновениях.
Из-за косяка высунулось дуло пистолета, а немного погодя показалась голова Славика…
На сленге всех спецслужб выражение «момент истины» означает ситуацию, когда в финале жестокой схватки (не на жизнь, а на смерть) у поверженного дезориентированного врага добывается самая достоверная информация. Достовернейшая. Потому что для него, врага, схватка закончилась поражением, все участники (сторонники, помощники, бойцы) убиты, а ему в висок (или в лоб, в глаз, в щеку) больно давит ствол.
Это – алеутская лодка. Каюк. Как показывает практика, даже хорошо подготовленный человек, который прекрасно знает об этом самом моменте, в такие мгновения теряется и, надеясь на чудо, думает только об одном: жить!
Вот почему, когда ему вдруг предлагают под дулом пистолета (ружья, автомата, колоться), он говорит (признается, колется). У него просто нет времени что-то придумать, даже воспроизвести хорошо заученную легенду. Автоматически произносится то, что более цепко сидит в сознании…
Когда начальник охраны Слава Завалеев вошел в комнату, включил свет и профессиональным взглядом окинул место схватки, я почему-то подумал именно о «моменте истины».
Славик пристально посмотрел на меня, затем еще раз обвел глазами пространство, оценивая происшедшее, и уставился на киллера, оставшегося живым.
Я понял, что он хочет сделать, и, чисто интуитивно определив необходимость своего участия в данной процедуре, решил подыграть – благо с момента окончания боя прошли считанные секунды.
Присев возле парня, я надавил стволом ему на глазное яблоко, поставил колено на грудь и будто бы ненарочно схватил ствол посильнее и, повернувшись к Славику, громко сообщил ему:
– Пи…ец, я его кончаю!
Несмотря на страшную боль, парень на пару секунд умолк, а в это время Славик, точно словивший паузу, торопливо произнес:
– Стой! Он нам может пригодиться!
– Какое, на х…й, «пригодиться»! они же меня прирезать хотели! Я чудом остался жив!
Киллер вдруг опомнился и забормотал:
– Нет! Брат, нет, нет. Подожди, брат, нет…
– Подожди, успеешь ты его кончить.
Славик отвел мой пистолет от лица парня и сказал:
– Скажешь правду, будешь жить! А нет, так я тебя с ним оставлю. Он тебя прикончит, это точно.
После этого состоялся короткий диалог. Вся сцена заняла едва ли более пятнадцати секунд.
Кстати, стволом в глаз раз в десять более эффективно, чем в лоб или в висок. Кость тверда, и это создает какую-то иллюзию защиты. А глаз беззащитен, мягок, и когда на него давят стволом, кажется, что этот ствол вот-вот продырявит его насквозь…
Диалог между Славиком и киллером был примерно такой:
– Кто вас нанял?
– Грек.
– Задача?
– Убрать Чанкветадзе стволом Бакланова. Потом сделать, что Бакланов себя стрелял.
– Как вы должны были сообщить Греку, что акция завершена?
– Мы потом вокзал должен ехать. Грек там встречает, бабки дает.
– Где должны встретиться на вокзале?
– Вторые ворота товарный станция.
– Вы потом должны уехать, так?
– Да, потом домой. 179 в полпятый утра.
– Как тебя зовут?
– Ходжа.
Вот так. Просто и быстро. Пятнадцать секунд. Мне кажется, что Славик когда-то принимал участие в подобном мероприятии, и, наверное, не один раз – слишком уж четко, без осечек и на едином дыхании, он вытащил информацию, которая все объясняла и давала возможность выработать план дальнейших действий.
А еще я полагал, что Славик – тот еще фрукт. Кто его знает, чем он там занимался до реформ.
В дверном проеме возникли охранники. И сразу же посторонились, пропустив в комнату хозяина. Дон – заспанный, недовольный, в одетой наизнанку футболке и в спортивных штанах, босой – остановился сразу у двери и спросил:
– Чего у вас тут?
Он обвел место происшествия недоумевающим взглядом.
– Вот так, да? Ага… – И вдруг побледнел, уцепился за стоящего рядом Серегу и сделал какой-то непонятный жест рукой.
– Стреляли… – спокойно ответил я и хмыкнул, передернувшись, – потихоньку приходил в себя, как бывает после скоротечной схватки, победителем из которой ты вышел скорее всего благодаря стечению обстоятельств: повезло, короче.
– Так, значит, – Дон, стараясь не смотреть на трупы, потер висок указательным пальцем, из чего можно было заключить, что он пребывает в нерешительности. – Так… Ну, надо звонить в милицию. Пусть приедут… Да, пусть приедут и разбираются…
Он развел руками, как бы удивляясь: ну и наделали вы здесь делов, ребята!
– В милицию? – Славик вдруг посмотрел на шефа как-то странно – как на малолетнего вундеркинда, который прекрасно разбирается в радиоэлектронике, но не может поджарить яичницу. – В милицию, да… Потом потратить пару месяцев на судебные разборки и всю оставшуюся жизнь ждать, когда Грек раскошелится на более удачливых киллеров. Так?
Дон опять развел руками: хрен его знает, господа, как теперь выворачиваться…
– И потом… – Славик продолжал объяснение, – можно не сомневаться, что очень скоро сюда заявятся родственники вот этих. – Он указал на убитых. – Целый взвод, который штурмом возьмет наш офис. А еще прошу учитывать, что один остался живым…
Тут Славик посмотрел на Ходжу. Наверное, не хорошо посмотрел, потому что парень застыл и, пару раз дернув кадыком, открыл рот:
– Брат, я буду молчать, я…
– Заткнись, урод! – оборвал его Славик. – Мы подумаем, что с тобой делать.
– Ну и какие будут предложения? – Дон вопросительно посмотрел на своего начальника службы безопасности.
– Будут. – Славик утвердительно кивнул головой. – Будут!..
Он посмотрел на настенные часы. Остальные тоже невольно подняли глаза. Стрелки показывали 3 часа 12 минут.
Спустя несколько секунд все начали активно двигаться – согласно распоряжениям Славика. Коротким и довольно толковым.
Мы быстро обыскали киллеров, разложили трофеи на кровати, а потом долго вытаскивали из комнаты испорченный здоровенный ковер вместе с трупами – работа, скажу вам, очень трудоемкая и неприятная.
Наконец минут через пятнадцать трупы с ковром оказались во дворе, под навесом для машин. А Ходжу начало колотить – от страха или от раны. Наручниками, черт-те зачем хранившимися у Сереги в заднем кармане брюк, его пристегнули к батарее за правую руку, а в левую вложили здоровенный кусок марли, чтобы он мог прикрыть рану.
Я заикнулся, что неплохо было бы парню вкатить обезболивающее, если есть, и уж обязательно надо перевязать. Славик внимательно посмотрел на меня и покачал головой. Я пожал плечами, и тут до меня наконец дошло (разгадал план шефа охраны), что нам предстоит делать в течение ближайшего времени.