о мной. Когда я была маленькой, эта часть была скрыта от меня, и мне казалось, что папа не включен в мою жизнь.
Даже зная, что это не так, трудно вынуть из себя опыт эмоциональный. Так устроена наша психика, так работает наш мозг. Интеллектуальное переосмысление не всегда помогает проработать опыт эмоциональный. Потому что тут задействуются более древние эволюционно структуры мозга, которые мы силой воли не контролируем.
У меня хорошая память (при всех особенностях человеческой памяти и ее способности видоизменять воспоминания и помнить, скорее рассказы о воспоминаниях). Я помню себя с довольно раннего возраста, лет с трех-четырех. У меня сохранились картинки нашего с папой общения. Еще у меня есть старая кассета, где я совсем крошка, а папа моложе меня сейчас на восемь лет. Совсем юный и очень теплый папа, улыбающийся своему годовалому малышу в складочках, купающий его и улюлюкающий.
Я думаю, что этот опыт дал мне базовое ощущение безопасности, которое мы не очень осознаем. Его видно в основном сквозь призму жизненного пути и решений, которые мы принимаем. Когда не разваливаемся, если сталкиваемся с человеческой жестокостью или несправедливостью этого мира. Когда не уходим в контрзависимость, даже если нас обидели и не единожды. И продолжаем пробовать строить отношения, не избегаем близости.
Я думаю, что определенному типу пап хорошо дается общение с малышами. Когда его еще не надо воспитывать, за него не надо так сильно тревожиться и не надо проходить через обоюдную сепарацию, обнаруживая, насколько твой ребенок отдельный человек, а не твое прямое продолжение. Но, когда он начинает расти, становится все труднее находить точки соприкосновения.
Мы мало общались, мало разговаривали, мало проводили вместе времени. Как взрослый человек, я понимаю, чем это было обусловлено. И не вижу в этом катастрофы. Но я помню период своей юношеской жизни, когда ты очень падок на тепло и внимание противоположного пола. Когда ты как будто голодный и не совсем знаешь себе цену. И готов все принять за чистую монету. Лишь бы утолить этот голод.
Классический психоанализ склонен именно это связывать с недостатком фигуры отца в жизни девочки. Благо многое в моем детстве эту часть мне скомпенсировало, и обошлось без приключений. Моя жизнь в детстве была безопасной, предсказуемой, удовлетворяющей. Базово я знала, как должен себя чувствовать человек в контакте с другими. И, если начинало происходить что-то совсем нездоровое и небезопасное, я это могла распознать.
Если честно, я даже думаю, что во многом повторяю с сыном модель моего отца, хоть я и мама. Я много и с удовольствием работаю, я выделяю время на отношения, я езжу в поездки отдельно от него. Стараясь искать баланс. Но удалось ли мне это, я узнаю, только когда сын подрастет и даст мне свой сначала подростковый и колючий, а потом, я надеюсь, взрослый и более взвешенный фидбэк.
Но, удивительное дело, при всем понимании и осознавании во мне, как и в каждом из нас, живет маленький ребенок, который не знает, как устроен мир. Не знает, почему взрослые так много проводят времени не с ним. Который скучает по папе. Хочет его узнать. Не сказать, чтобы видит вокруг другое общение отцов с детьми и сравнивает, такого не помню. Но базовые потребности на то и базовые, чтобы существовать вне сравнений с другими.
И эта маленькая девочка, читая интервью эмоционально включенных родителей, плакала и горевала, что у нее не было такого опыта. Забыв, что она уже взрослая и в любой момент может написать папе, позвонить, приехать. Узнать его получше. Как говорится, если у тебя в детстве не было розового велосипеда, но теперь ты вырос и купил его, в детстве у тебя все равно не было розового велосипеда.
И это иногда будет проявляться вот так. В виде невозможности сесть и сделать работу, которая тебе нравится. И ты будешь ломать голову, что же происходит, ведь это категорически не логично. А это и не логично. Это эмоции. Но найдя их и оплакав «адресно», внутренне обняв ту девочку, сказав ей пару добрых слов, ты сядешь и начнешь писать. Книгу про пап. Книгу для пап. Книгу для детей своих пап.