Спохватившись, разбойники разделились. Мне достался лохматый, почесывающийся даже на бегу. Отбросив меч, он соскучившейся бабушкой распахнул руки мне навстречу, решив брать живьем. Я только-только успела распутать ноги и встать, но не могла сделать и шага – они так затекли, что мне пришлось прислониться спиной к дереву.
Колдануть я не успела, объятия у “бабушки” оказались железными, досталось и костям, и стволу. Я вяло, скорее в знак протеста, чем надеясь отбиться, стукнула лохматого кулаком по лбу. Треснуло, блеснуло, и противник, не успев охнуть, рассыпался мелкой черной пылью, а ветер утянул ее за собой. Я удивленно посмотрела на кулак. Вокруг пальца скользнуло тоненькое, чешуйчатое змеиное тельце; скользнуло и вновь застыло серебром кольца. Все-таки артефакт, не исчезло и не утратило силы после активации.
Ноги подкосились, я сползла по стволу, чувствуя себя немногим лучше убитой. Равнодушно, как и полагается не обремененным мирской суетой покойникам, осмотрелась, машинально подобрала и запихнула в карман мятый диплом, вымазав свиток кровью. На поляне царила подозрительная тишина, из кустов торчали ноги третьего разбойника. Девушка отбросила ненужный уже камень, с сожалением посмотрела на разбросанное по полянке оружие, но благоразумно воздержалась от сбора трофеев.
–Тикаем!– скомандовала она, махнув рукой на лес.
– Что?
Девушка тут же перешла на белорский язык с редким вкраплением винесских слов:
–Бежим, кажу! Вон, на горизонте точки какие-то движутся – напэвна, конники.
–Я не могу.
–Это еще почему?– Девушка непонимающе сдвинула брови, быстро наклонилась и, ухватив меня под мышки, одним рывком поставила на ноги.– На тот свет всегда успеешь, а этот лежачих не любит. Чи думаешь – руки на груди скрестишь, так воны шапки снимут, всплакнут и разойдутся?
Я представила эту душераздирающую сцену и содрогнулась. Точки разрастались и множились, я насчитала восемь и сбилась. Кони разбойников во время драки отбежали на середину луга, ловить их было некогда, а ноги в кустах зашевелились, привлекая внимание глухими стонами их обладателей. Девушка не стала дожидаться моего согласия. Ловко подперев меня плечом и обхватив за талию, она с энергией дикого кабана устремилась в чащу.
Ноги я кое-как переставляла, потом они размялись от ходьбы, и я перестала висеть на девушке мертвым грузом. Она отодвинулась, на всякий случай не выпуская моей руки. Погони не было слышно. Пока еще они доскачут, разберутся, допросят оглушенного – и то, если он придет в себя, а не отдаст концы. Он вряд ли заметил, куда мы побежали, придется искать следы, и если среди них нет настоящего вампира, этим дело и закончится.
Укушенная рука горела, на ней словно висел голодный василиск, изредка двигая зазубренными челюстями. Стряхнуть его не удавалось, заклинания разбивались о стену боли, не дающую сосредоточиться. Она обострялась в ответ на любой толчок, звук, промелькнувший образ. Предложи спутница отрубить мне руку, я согласилась бы без колебаний. Но она безжалостно тащила меня вперед, выбирая самую неудобную дорогу через плотно сомкнутые елочки, цепкий малинник или бурелом. В конце концов мы скатились в заросший тростником овраг, чему девушка несказанно обрадовалась – дескать, теперь-то они нас точно не догонят, а если идти по руслу ручья, то и не выследят.
Ручей оказался не только глубоким, выше колена, но и топким. Мы чавкали по нему, как два упрямых охотника в погоне за подстреленной уткой, пуская вниз по течению черные облака грязи. Вода сначала показалась холодной, потом ледяной, а затем ноги окоченели и им стало все равно. Вдобавок ручей кишмя кишел змеями, вроде бы гадюками, хотя они не представлялись и, возмущенно шипя, уползали, не желая связываться с полоумными девками. Сухой прошлогодний тростник вперемешку с зеленым нынешним нещадно царапал руки, из-за него ничего не было видно, и я с трудом удерживалась от жалобного вопля: “Ау, разбойники! Мы сдаемся! Вытащите нас отсюда!”
Наконец мы уткнулись в поваленную сосну и по ней выбрались на берег. Как оказалось, овраг незаметно сошел на нет, осталась широкая канава, по обе стороны которой высился редкий лес. Где-то вдалеке надрывались петухи, и девушка без колебаний повернула к жилью.
Но не успели мы пройти и ста шагов, как в моих и без того мутных глазах окончательно потемнело, и если само падение я еще помнила, то удара о землю уже не почувствовала.
Очнулась я глубокой ночью, на мягком еловом лежаке у весело потрескивающего костра, заботливо укутанная в две куртки – мою и чужую, с приторным запахом сирени. Справа темнел лес, слева мерцали звезды, на горизонте переходя в кучные огоньки жилья.
–Привет, доходяга!– Девушка беззвучно вынырнула из темноты и плюхнула на угли котелок с водой, переделанный из рыцарского шлема. Так вот что брякало у нее в заплечном мешке, который девушка сбросила перед боем и не забыла прихватить при отступлении. Как говаривал один из великих полководцев древности, “трус, бегущий с поля брани, бросает все, храбрец остается при своем, а герой успевает подобрать за трусом”. Мне подбирать было особенно нечего, все имущество осталось на Смолкином седле, а деньги испарились имеете с лохматым.– Ну шо, идти мне в село по домовину, чи як?
–С домовиной повременим...– с удивлением призналась я, разобравшись в ощущениях. Голова была тяжелая, безумно хотелось спать, но больной я себя не чувствовала, как и укушенной, замерзшей и избитой.
–Ты не приходила в сознание с обеда. Я глянула – ты вроде бы не ранена, да и жара нема. Отравилась?– предположила девушка.– Чи на гадюку в той клятой кринице наступила?
–Как это – не ранена?– возмутилась я, садясь и выпутываясь из курток.– А откушенная рука? Думаешь, так и было?
Я закатала выпачканный кровью рукав и изумленно воззрилась на гладкую кожу. Ни шрама, ни царапинки. Только по четыре маленьких дырочки на куртке и на рубашке. На всякий случай я осмотрела и левую руку. Ничего. Даже синяков от веревок.
–Леший знает что,– пробормотала я, со вздохом откидываясь на ветки.
Незнакомка сочувственно покачала головой, обгорелым суком подгребая угли к шлему с закипающей водой.
–Мало ли шо после удара башкой о землю привидится. Выспись хорошенько, а завтра разберемся.
Я вовсе не считала себя сумасшедшей, хотя моей голове сегодня досталось дважды. Но что-либо доказывать не было сил, глаза слипались, а стоило их закрыть, как появлялось ощущение неторопливого сплава по реке на качающемся в такт волнам плоту.
Покрошив и бросив в котелок стебель дикой мяты, девушка устроилась по другую сторону костра, укрывшись серым шерстяным отрезом, грубо обметанным по краю. Такие покрывала выдают воинам в походе: тонкие и легкие, при необходимости они сворачиваются в тугой компактный рулон, удобный для переноски, на привале защищая спящего от дождя и ветра, но почти не греют. А девушка к тому же отдала мне куртку с теплой меховой подкладкой.
–Ты не замерзнешь?
–Та не,– сонно отозвалась она,– я привычная. Ты, можа, пить хочешь? Травка зараз настоицца, могу в кубок нацедить...
Но я уже спала.
ГЛАВА 11
Разбудила меня Смолка. Мне как раз снился огромный, почему-то черный волк, от которого я долго убегала по дремучим, гористым лесам, еле волоча налитые свинцом ноги... в конце концов зверь догнал меня, вспрыгнул на спину, повалил и начал заглатывать целиком, начиная с головы. Естественно, вид черной усатой морды, обнюхивающей мое лицо, не привел в меня в восторг. Разбуженная визгом, девушка спросонья запуталась в одеяле, а, выкарабкавшись, снова повалилась на лежак, заливаясь веселым смехом.
Выругавшись, я отпихнула морду и села, протирая заспанные глаза. Неунывающая Смолка приветственно махнула незнакомке хвостом, обнюхала угли и, прежде чем я успела вмешаться, сунула морду в котелок. За ночь у меня пересохло во рту, и холодненький мятный настой пришелся бы весьма кстати, но Смолка выхлюпала его в несколько глотков, приняв за специальный лошадиный компотик. Гулко икнув в шлем, кобыла удивленно насторожила ушки и попятилась, не сводя глаз с подозрительной посудины. Я без труда изловила ее за узду. В одном стремени висел, зацепившись носком, потрепанный мужской сапог; сколько верст его обладатель позорно волочился за галопирующей кобылой, знала одна Смолка.
–От бисова коняка,– одобрительно заметила девушка. Только деревенские недотепы на ярмарках заглядывают лошадям в зубы, чтобы произвести впечатление опытных барышников и сбить цену, настоящему же профессионалу достаточно беглого взгляда. Именно таким взглядом девушка скользнула по жилистым ногам, подтянутому животу и рельефной мускулатуре под лоснящейся шкурой.– Твоя?
Я кивнула. Сапог оказался простецкий, явно не разбойничий; видимо, на беспризорной лошадке решил прокатиться какой-нибудь селянин. До чересседельных сумок он добраться не успел, все было на месте, даже меч. Повертев сапог в руках, я уже собиралась закинуть его подальше в кусты, но вовремя услыхала приглушенное бряканье, и вытряхнула из носка три золотые монеты в тряпице, немного поднявшие мне настроение.
Пока я ласкала и нахваливала добычливую лошадь, девушка скатала одеяло, сполоснула и наполнила котелок водой из фляги.
–У тебя есть что-нибудь съестное? У меня только хлеб с салом, и того на один укус.
Я порылась в сумке и решила пустить в расход подозрительную овсяную крупу, пока она не стала однозначно червивой. Бросив мешочек рядом с костром, я привычным жестом коснулась дровяной горки, никак не желающей заниматься от вяло тлеющих углей. Сыроватые поленья недовольно затрещали и расплевались искрами, но вспыхнули. Девушка вздрогнула от неожиданности и на всякий случай отодвинулась от костра, а заодно и от меня.
А кто ты такая?– запоздало спохватилась я.
Она замешкалась, то ли подбирая слова, то ли выигрывая время для лжи:
Как тебе сказать... Так, мимо проходила...
Где-то я это уже слышала. Девушка заметила мою скептическую гримаску и торопливо поправилась: