…и не бывает ничего «лишнего» в обширной кладовке.
Ну что ж, а теперь посмотрим, чем еще богата наша кладовка. Вот, например, в углу, за полками, свален всякий садовый инструментарий. Три топора, пара молотков, две пилы – ножовка и двуручная. Попилить-порубить дрова? Да пожалуйста! Кстати, знаете, как делается обычное раскалывание полена? Казалось бы – пустяковое дело, были бы силы в руках. Ан нет! Если этот процесс озвучивать, то сделать нужно заметно больше, нежели просто размахнуться и долбануть топором по полену. Не-е-ет… Процесс выглядит так: он делится минимум на три этапа. Сперва просто удар топором по деревяшке. Бум! Атака, так сказать. Затем нужно сделать смачный разлом. Делать это с помощью того же полена нельзя. Во-первых, совершенно не факт, что отколовшийся кусок дерева протрещит, и именно так, как надо. Нужна ведь гарантия красивого треска. А полено может его не дать вообще. А во-вторых, жалко полено-то! Зачем же его уменьшать в размерах? Оно еще много раз может пригодиться. Так что побережем. Что же делать? А просто берем кусок фанеры (у нас их припасено на такие случаи несколько штук), делаем на нем топором насечку, надеваем матерчатые перчатки, чтобы занозами не пораниться, и разрываем фанерку перед микрофоном. Бывает, это получается не с первого раза. Вдруг фанера оказывается слишком прочной или что-то заедает. Приходится повторять. Х-х-х-рясь! О! Вот, то что надо! Далее нужно сделать развал полена. От удара топором оно разлетается на две части, и они падают на землю. Ну, тут все просто – берешь два полена и кидаешь на землю. Или на асфальт, если рубка дров происходит на нем. Чаще на земле, конечно. Все-таки деревенская фактура… Ну и наконец, для особо эстетствующих звукорежиссеров можно добавить отзвон металла топора. Ну просто для красоты. И тут все просто: берется ножик и делается «вжжиньк» по лезвию топора. Легонько так. Звонко, красиво! А ну-ка запусти все четыре дорожки вместе! Во! Как красиво! И главное, ЕСТЕСТВЕННО. Никакой зритель-слушатель в жизни не догадается, как сделан этот, в общем-то, с виду простой звук.
А знаете, как озвучить забивание гвоздя? Вот опять же, казалось бы, что тут сложного? Бери молоток да и стучи. А вот и не совсем так. Если ты по привычке будешь лупить по шляпке гвоздя, то, во-первых, совсем не факт, что ты по ней попадешь – ведь тебе же надо смотреть не на нее, а на движения, которые происходят на экране. И хорошо, если ты при этом не попадешь себе по пальцу. Это больно, честно говорю. Кстати, тут есть одно неприятное правило: если ты в процессе записи нанес себе увечье, то… молчи как рыба! Сжимай зубы до того момента, пока не погаснет лампочка «запись». Погасла – и матерись в свое удовольствие, прыгай по ателье и тряси рукой. Нельзя испортить материал! Молчи!
Так что такое простое действие происходит так: гвоздь КЛАДЕТСЯ на стол или на колоду, и молоток бьет по ЛЕЖАЧЕМУ гвоздю. Кроме того, это еще и удобнее – гвоздь можно придерживать другой рукой. А звук получается совершенно такой же, как если бы ты лупил по шляпке…
Ну, что тут у нас есть еще в кладовке? У-у-у! Глаза разбегаются! Надо ведь учесть, что все эти вещи-предметы собирались не то что годами, а десятилетиями. Что это за неприметная баночка? Возьми, потряси – что-то звенит. Высыпь и посмотри. Гильзы! А что вы думаете – военных и криминальных фильмов снимается много, там постоянно стреляют и гильзы тоннами летят на землю. Выстрелы, понятное дело, мы не озвучиваем. Их звукорежиссер берет из библиотеки и подставляет в нужных местах. А вот гильзы, их звон, – это уже моя забота, шумовика. Тут тоже есть свои нюансы. К примеру, перестрелка происходит где-нибудь в лесу, и гильзы летят в густую траву. Если по правде, то их вообще не должно быть слышно. Трава глушит их звон. А уж на фоне выстрелов их звук вообще исчезает. Что же делать? Да очень просто – надо сыпать гильзы на… асфальт или любую твердую поверхность. И неважно, что это неправда. Зритель этого не заметит и примет за чистую монету. В кино главное не то, как оно по правде, а как оно красивее, ярче. Эта, если хотите, ложь (очаровательный обман) и есть правда кино. Да и вообще любого искусства: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»…
Так… А что у нас тут? Ого, сколько телефонов! Всех возможных мастей! И классические дисковые, и совсем старые с эбонитовым корпусом, и современные кнопочные. Поверьте, у каждого свой самостоятельный неповторимый звук. У эбонитового – более тяжелый и твердый одновременно. У телефона образца, скажем, семидесятых годов – такой немного рыхлый, дребезжащий. Дребезжащий в том числе еще и потому, что его многократно бросали, роняли и вообще как-то теребили. Но на качество звука это не особо влияет – наоборот, звукорежиссерам нравится его слегка разболтанное звучание.
Ну, а неподалеку коробочка с мобильными телефонами. Тут вообще можно с легкостью рассмотреть их эволюцию. Это сейчас мобильники, в общем-то, однотипные. Прямоугольник, и все. Разве что размерами отличаются. А раньше… У! Сколько их было видов! И моноблоки, и «раскладушки», и слайдеры. И самых разных цветов, и самых причудливых форм. И все они есть у нас – на всякий случай. А сейчас все одинаковое. Мир упростился, фантазия иссякает…
…А вот тут, на полке, лежат всевозможные музыкальные инструменты. Ну то есть когда-то они были музыкальными, а сейчас просто шумовые. Барабаны, бубны и еще всякие предметы, изначальное назначение которых уже трудно установить… Актер (музыкант) вертит в руках бубен и кладет его на стол. Играет на бубне он, разумеется, сам, но вот после все «телодвижения» инструмента – это уже задача шумовика, моя задача. То же касается и вот этой медной трубы, которая лежит рядом. Она легкая, пустотелая, и звук ее падения довольно мелодичный, посему она далеко не всегда озвучивает именно трубу. Это может быть все что угодно, легкое, металлическое…
К слову, стоит отметить – подавляющая часть нашего реквизита имеет самое разнообразное назначение. Один и тот же предмет в состоянии отразить самые неожиданные явления на экране. Карандашом можно пользоваться по его прямой функции – писать по бумаге. А можно и просто постукивать по столу – легким, изящным тремоло. Между прочим, постукивания – это вообще отдельное маленькое искусство. Здесь чувство синхронности задействовано на сто процентов! Если человек в кадре стучит ритмично пальцами по столу, это еще терпимо. Попасть в его движения не так сложно. А вот если он это делает хаотично… у-у-у… поди в него, мерзавца, попади! На это может уйти множество дублей и времени. Здесь мы просто начинаем откровенно ругаться: «Да что ж ты творишь, подлец! Угомонись наконец!!!» Да, конечно, всю синхронность попадания можно свалить на звукорежиссера – мол, пусть он сам с ней разбирается, синхронит, двигает дорожки на компьютере. Но… это неправильно, это нехорошо и некрасиво. Тем самым ты роняешь свою планку, свой престиж как профессионал. Ведь звукорежиссер за тем и позвал ТЕБЯ, чтобы ты сделал эту сложную работу. Ее, кроме тебя, НИКТО не сделает. Так что будь добр, напрягись, раскорячься, изойди потом и кровью, но СДЕЛАЙ. Сам же потом будешь радоваться: «Я смог! У меня получилось! Ай да я!»
А вообще, честно говоря, все радости и все счастье шумовика – очень внутренние, практически интимные. Его, в общем-то, никто не понимает. Даже звукорежиссер (твой старый добрый приятель) понимает твои переживания – что радостные, что грустные – довольно условно. Да и зачем ему? У него своих сложностей хватает. Так что я не в обиде. Но иногда… он настолько проникается твоей работой, твоими достижениями, что не может сдержать возгласа восхищения: «Ну ты и выдал! Вот это да! Офигеть!» И честно говоря, больше никакой похвалы мне не надо. В этот момент я по-настоящему счастлив. Но случается это нечасто…
Смотрим далее… Изначальное назначение многих предметов в нашей кладовке вообще невозможно определить. Нередко бывает так, что это не весь предмет полностью, а только часть его – то, что выбросили, не имело практического значения. Оставили только то, что хорошо звучит. Вот это, например, что такое? Какая-то странная металлическая плюшка с обломком посередине. С трудом вспоминаю, что когда-то это был большой кубок, а это просто подставка от него с обломком ножки. И попал он в кладовку с какой-то съемочной площадки…
Между прочим, у нас и в кладовке, и в зале немало таких предметов. Вот непонятная конструкция: толстый кожаный ремень, к которому подвешены странные деревянные фигурки. Причем их много – не менее тридцати штук. Что это? Это один из немногих предметов нашего реквизита, происхождение которого я помню. Это из фильма «1612». Там было множество польских рыцарей (рейтаров), лихо рассекавших на своих конях по смоленской земле. И доспехи на них были, и сабли и особые, чисто польские, «крылья» за спиной. Кто захочет – посмотрите фильм. И среди прочего их обмундирования на них висели вот эти самые ремни со странными деревянными «колотушками». Так что же это? А это пороховницы! Каждая из них рассчитана на один заряд ружья (пищали). И звук у них просто очаровательный – цокающий, словно грецкие орехи в мешочке. И иногда эта конструкция очень выручает.
А вот тут, на стене, висят аж три гитары. Старые, поломанные, без половины струн, так что играть на них при всем желании не выйдет. Но у нее, гитары, ни с чем не сравнимый гулкий деревянный отзвук. Причем совершенно самостоятельный. Скрипку ею, к сожалению, не озвучишь… Иногда звукорежиссер просит:
– Слушай, тут этот тип получает гитарой по башке, и она разваливается на куски. Разломаешь одну?
– А вот фиг тебе! Еще чего! Так гитар не напасешься. Стукнуть – стукну. А ломать не буду, и не проси! Разлом тебе чем-нибудь другим сделаю – у меня тут фанеры полно…
Он поворчит, поворчит, но соглашается – входит, так сказать, в мое положение…
А вот тут пластиковый ящик, и на нем написано: «Игрушки». Что-что? Какие еще игрушки? А вот такие, самые обычные, детские. Машинки, неваляшки, резиновые зверюшки-пищалки всякие, дудочки, трещотки и куча еще всякого непонятного барахла. Они ВСЕ хорошо идут в дело: