– Я, Леньк, так испужалась, так испужалась, в туалете спряталась. А потом думаю: дай-ка гляну, куда они еще полезут. Думаю, как бы буфет не ограбили. Тама с весны в белом шкафе булочки остались, невостребованные…
Эти булочки, наверное, уже в сухари превратились, они и в мае уже черствыми были, потому и остались невостребованными.
– …Но ничего больше вроде не взяли, я за ними на цыпочках кралась. Они все ругались на какого-то Борю. Нет, не Борю. Бирмана вроде.
– Бира? – уточнил внимательно слушавший ее Алешка.
– О! – тетя Груня обрадовалась. – Точно сказал. Бирма! Знакомый тебе?
Алешка дипломатично промолчал.
– Вот… А потом в окошко вылезли и уехали. Уж я так рада была!
Еще бы ей не радоваться – булочки с плесенью не забрали.
– А на чем уехали? – нетерпеливо спросил Алешка.
Тетя Груня подумала. Собрала на лбу морщины, потерла подбородок.
– На машине!
Ну не на паровозе же! Как у Лешки терпения хватает?
– На какой?
– На такой вот! – Тетя Груня широко развела руки, посмотрела на них критически и чуть свела снова. – Нет, на такой, помене.
– А цвет?
– Красная! Ну прям как морковка.
– Дим, – вдруг сказал Алешка. – Посиди с тетей Груней, успокой ее, а я сейчас приду. – И куда-то умчался.
– Посидим, теть Грунь, – тупо предложил я. – Успокоимся.
– Хороший у тебя братец, уважительный. Ты его не забижай.
Его забидишь!
Тетя Груня, очень довольная вниманием к себе, начала снова пересказывать мне все события минувшей ночи. Она была одинокая старушка, и никто на нее внимания не обращал. А среди тысячи учеников, наверное, особенно грустно чувствовать себя одинокой.
Незаметно тетя Груня в своем рассказе о совсем недавнем событии перебралась сначала в дни своей молодости, а потом и далекого детства.
– Лошадка у нас славная была, добрая, работящая. Уж тятька так ее холил, и мы за ней, как за дитем, ходили. Вот ее и свели со двора. Как же мы убивались! Я девчонка малая была, а попадись мне этот конокрад, уж я бы ему…
Что бы тетя Груня сделала конокраду, я так и не узнал – примчался запыхавшийся Алешка, почему-то с большой маминой сумкой. С которой она ходит на рынок. За продуктами. Но в сумке были не продукты.
Он поставил ее на скамейку, отдернул «молнию» и стал вытаскивать и ставить перед тетей Груней… наши автомашинки.
У нас в детстве скопилась неплохая коллекция моделей машин. Всяких и разных. Они стояли в прихожей, на полке за стеклом. И все ими любовались. Алешка притащил только легковые – «Волги», «Жигули», «уазики», «Москвичи». Там была даже и первая, советская «Чайка», черная и солидная.
Он поднимал по очереди каждую машинку и совал ее тете Груне под нос:
– Такая? Нет? Такая? Нет? А может, такая?
Тетя Груня заглянула в сумку, покопалась в ней и вытащила машинку красного цвета:
– Она самая!
Это была красная «Нива»!
Следственный эксперимент закончен.
Алешка снова уложил машинки в сумку, задернул «молнию».
– Спасибо, теть Грунь, до свидания.
– И тебе спасибо. Булочку принесть? Все равно их выкидывать.
Мы еще повертелись возле школы, хотя и так уже все было ясно.
Но вот кто такой Бир? Явно – главарь и организатор.
На следующий день мы это узнали. Совершенно случайно.
Вот как это получилось.
К нам пришла Ленка, принесла очередную порцию Алешкиных заданий на лето. Алешка сел их переписывать своим почерком и со своими ошибками.
Там было и задание по английскому языку – Лешкин класс экспериментальный, они иностранный изучают с первого класса. Правда, без никакого результата. Как в «Денискиных рассказах». За все лето одно слово: «Пит – это по-английски Петя!»
Алешка старательно списывал упражнения, листал учебник английского… и вдруг замер.
– Дим! Смотри!
Я взглянул. На вкладке – цветная картинка со всякими животными. И под каждым зверем английское его название.
– И что?
Алешка ткнул пальцем в бурого медведя, сидящего на задних лапах с ульем в руках. То есть в лапах.
– Медведь, – сказал я. – По-английски bear.
– Бир! – сказал Алешка подозрительно спокойно. – Мистер Бир. А по-нормальному – господин Медведев.
Все сошлось. Бир, Медведев, наши враки о школьном зоопарке, пацаны, которые будут собирать сведения о домашних и диких животных, кража в школе.
Какие же мы дураки!..
Мама позвала нас ужинать. Папа что-то проворчал из кабинета, а мы с готовностью перебрались на кухню.
Стол был еще не накрыт, но на нем уже стояла какая-то стеклянная банка с крышкой.
– Это что? – мама взяла ее в руки. – Какая-то гадость.
– Это, мама, улитки, – сказал Алешка, снимая с сушки тарелки. – Очень свежие.
– Я не буду, – брезгливо вздрогнула мама.
– Это не тебе, – засмеялся Алешка.
– Дяде Федору? – спросила мама.
Дядя Федор частенько заглядывал к нам на ужин. Это у него называлось – пообщаться.
– Пообщаемся? – спрашивал он с порога и, не дожидаясь ответа, топал на кухню.
Мне кажется, он всегда был относительно голодным. А сам он про себя говорил: «У меня аппетит очень резвый. Я вообще – аппетитный». А я думаю, у него маленькая пенсия, а за ремонт машин он со своих клиентов денег никогда не брал. Бескорыстный такой. Я вообще заметил – чем беднее люди, тем меньше в них жадности.
– Дяде Федору? – повторила мама вопрос.
– Крокодильчику, – сказал Алешка, расставляя тарелки. Он всегда, когда что-нибудь натворит, становится очень заботливым и внимательным. «Полы моет, посуду пылесосит».
– Какому еще Крокодильчику? – насторожилась мама. – Что за странная фамилия.
– Обыкновенному. Ложки или вилки класть? Он, мам, очаровательный. Лупоглазый такой. Как твоя тетя Наташа. И глазки такие же желтые. И зубки такие же мелкие.
– Хватит глупости болтать, – сердито сказала мама. И пошла в ванную мыть руки перед едой.
И тут же на всю квартиру вдруг раздался ее крик. В котором сочетались неожиданный страх, брезгливость и отчаянье.
Когда мы выскочили в коридор, папа уже был там, сжимая в руке пистолет. Мама стояла, прислонившись плечом к стене, с широко раскрытыми глазами и, делая рукой слабый жест в сторону ванной, заикалась:
– Чу… Чу…
– Чужой! – понял ее папа. С размаха отворил дверь ванной и вскинул пистолет.
– Чудовище! – наконец-то выговорила мама.
А папа сунул пистолет в карман, усмехнулся и сказал нежно:
– Чудовище у тебя за спиной.
Мама подпрыгнула и обернулась. За ее спиной стоял Алешка с немного виноватой мордочкой. И удивленной одновременно – из-за чего, мол, такая паника с пистолетом?
Я заглянул в ванную.
В наполненной ванне блаженствовал очаровательный крошечный крокодильчик. Он лежал на самой поверхности воды, вернее под самой поверхностью – из нее торчали только желтые выпуклые глазки и кончик длинного носа, – и было похоже, что, несмотря на весь шум, он сладко дремлет.
– Пусть поживет, – просительно буркнул Алешка.
– А я? – спросила мама в отчаяньи.
– И ты, – Алешка пожал плечами. – Он долго будет маленьким, не бойся. Лет пять. А потом мы его отдадим в зоопарк.
– Вот и хорошо, – легко согласилась мама. – Дима, сними со шкафа чемодан. Я эти пять лет пока у своей мамы поживу. Там крокодилы не водятся. И других чудовищ, – она выразительно взглянула на Алешку, – там тоже нет.
Насилу мы ее уговорили. Мама согласилась остаться в квартире с «чудовищами» только после того, как папа достал с антресолей нашу старую детскую ванночку и поставил ее в нашей комнате.
Мы натаскали в нее воды, и Алешка бережно перенес туда Тотошу и принялся кормить его улитками. Свежими.
Мама смотрела на все это с ужасом. И отвращением.
Вечером, когда мы с Алешкой уже задремывали, послышался ее виноватый голос:
– Отец, ты меня любишь?
Папа что-то буркнул в ответ.
– Тогда лезь опять на антресоли. Сними чертежную доску.
– Поработать решила?
– Поспать! – резко ответила мама. – Я не хочу, чтобы ночью эта тварь залезла ко мне под одеяло.
Папа, вздыхая и поругиваясь, слазил на антресоли, с грохотом стащил оттуда старую чертежную доску и накрыл ею ванночку с «чудовищем».
История с Тотошей наделала много шума в нашей семье.
– Я понимаю, – сердилась мама, – конечно, нужно любить животных. Но не до такой же степени!
– А до какой? – уточнял Алешка.
– Достаточно просто их не обижать.
– А помогать им надо? Когда они в беде. Накормить, например.
– Накормить! – вспылила мама. – Но не родной же матерью крокодилов кормить!
Тут даже папа рассмеялся.
А мама демонстративно включила телевизор. И стала раньше всех участников игры отгадывать ответы. Только на все вопросы она почему-то бормотала один и тот же ответ:
– Крокодил!
Но постепенно мама смирилась и успокоилась. Даже привыкла. И даже подходила к ванночке и смотрела, как шустро плавает в ней Тотоша. Он даже подплывал к ней поближе, тыкался носом в край ванночки, будто хотел извиниться за то, что так напугал эту милую женщину.
– Он не кусачий? – иногда спрашивала мама Алешку. – Не родственник тому Джонни, который обедает человеческими носами?
– Что ты, мам! – возмущался Алешка. – Он всякую гадость не ест!
Но на ночь мама никогда не забывала уложить на ванночку чертежную доску и придавить ее своим утюгом и папиными гантелями.
А мы продолжали свою борьбу за права животных. У нас появилась уверенность, что существует поганая преступная группировка, которая похищает редких животных и либо берет за них замаскированный выкуп, либо продает задорого другим желающим. И деятельность этой группы становилась все более активной. А руководил ею известный вам господин Медведев по кличке Бир.
С него мы и начали…
Глава X. НАЖИВКА ВРОДЕ ПРИМАНКИ
В институт мы теперь заходили без проблем. Как штатные сотрудники. Ученые мужи. Коллеги. Нам даже выписали временные пропуска на целый месяц. Алешка по этому поводу, конечно, высказался: