— Он развивается, — сказал Бордент. — Сегодня мы совершили большой прорыв.
Майра и Кэлдерон как раз подошли и услышали это.
— Что происходит? — спросил он.
— Мы сняли психический блок. Александру больше не нужно спать.
— Что? — переспросила Майра.
— Ему больше не требуется сон. В любом случае это искусственная привычка. Суперраса в ней не нуждается.
— Он больше не будет спать? — повторил Кэлдерон, побледнев.
— Верно. Теперь он будет развиваться быстрее. Вдвое быстрее.
В половине четвертого ночи Кэлдерон и Майра лежали в кровати и во все глаза смотрели через открытую дверь на залитую светом комнату, где играл Александр. Его было прекрасно видно, как в лучах софитов, и он больше не был похож на себя. Разница была едва уловимой, но несомненной. Покрытая золотистым пушком голова немного изменила форму, а в мягких чертах лица читались ум и решимость. Приятной его внешность не была. Она казалась неуместной. Александр выглядел не суперребенком, а испорченным старичком. Жестокость и эгоизм — вполне здоровые, естественные черты развивающегося ребенка — отражались на лице Александра, когда он увлеченно играл с кристаллическими кубиками, вставляя их друг в друга, подобно китайской головоломке. Смотреть на него было довольно страшно.
Кэлдерон услышал тяжкий вздох Майры.
— Он больше не наш Александр, — сказала она. — Ничегошеньки не осталось.
Александр поднял взгляд и внезапно покраснел. Парадоксальное выражение одновременно умудренности и дебилизма исчезло с лица, когда он открыл рот и возмущенно завопил, швыряя кубики во все стороны. Один из них закатился в спальню и замер на ковре, из него высыпалась горсть мерцающих кубиков мал мала меньше. Крики Александра заполнили квартиру. Через мгновение по всему двору захлопали окна, и вскоре зазвонил телефон. Кэлдерон со вздохом направился к нему.
Повесив трубку, он посмотрел на Майру и поморщился. Перекрикивая рев, сообщил:
— Нас попросили съехать.
— Вот как? Ну ладно, — ответила Майра.
— Что тут еще скажешь.
Мгновение они молчали. Затем Кэлдерон произнес:
— Еще девятнадцать лет. Кажется, нам обещали, что он созреет к двадцати?
— Он осиротеет задолго до этого, — простонала Майра. — О, моя голова! Кажется, я простудилась, когда он телепортировал нас на крышу перед ужином. Джо, как думаешь, мы первые родители, которые… вот так влипли?
— Что ты имеешь в виду?
— Были ли другие супердети до Александра? Если мы первые родители, кому понадобилось супертерпение, то странно, что его нам досталось так мало.
Кэлдерон лежал и думал, стараясь отрешиться от ритмичных завываний своего суперсына. Терпение. Каждому родителю нужна прорва терпения. Любой ребенок временами бывает невыносим. Расе, несомненно, требуется море родительской любви, чтобы дети могли выжить. Но до сих пор ничье родительское терпение не испытывалось постоянно, причем на предельные нагрузки. До сих пор ничьим отцу и матери не предстояло терпеть двадцать лет денно и нощно из последних сил. Родительская любовь велика и нежна, однако…
— Да, интересно, — задумчиво произнес он, — первые ли мы?
Майра уже размышляла о другом.
— Наверное, это как гланды и аппендикс, — пробормотала она. — Больше не нужны, но еще существуют. Это родительское терпение — атавизм наоборот. Оно существовало многие тысячелетия в ожидании Александра.
— Возможно. И все же… если бы подобные дети уже существовали, мы бы знали о них.
Майра приподнялась на локте и взглянула на мужа.
— Ты уверен? — тихо спросила она. — Я вот нет. Мне кажется, такое уже случалось.
Александр внезапно умолк. Какое-то время в квартире стояла звенящая тишина. Затем в головах родителей одновременно прозвучало:
«Дайте мне молока. Теплого, не горячего».
Джо и Майра молча переглянулись. Майра вздохнула и откинула одеяло.
— Моя очередь, — сказала она. — Это что-то новенькое, да?
«Живо», — произнес мысленный голос.
Майра подскочила и пискнула. В комнате потрескивало электричество. Через дверной проем доносился гогот Александра.
— Он сейчас цивилизован не больше, чем хорошо выдрессированная мартышка, — заметил Джо, вставая с кровати. — Я схожу. Забирайся обратно. Еще год, и он дорастет до бушмена. А дальше, если доживем, нам придется терпеть общество каннибала, обладающего сверхвозможностями. В конце концов у него может развиться чувство юмора. Это должно быть интересно.
Джо вышел, бормоча под нос.
Через десять минут, вернувшись в кровать, он обнаружил, что Майра сидит, обхватив колени, и смотрит в никуда.
— Мы не первые, Джо, — сказала она, не глядя на мужа. — Я все думаю. Совершенно уверена, что мы не первые.
— Но мы никогда не слышали о взрослых суперменах…
— Верно, — после долгой паузы подтвердила она.
Они помолчали.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, — кивнул он.
В гостиной что-то грохнулось. Александр захихикал, и раздался громкий треск ломающегося дерева. Где-то на улице распахнулось еще одно окно.
— Переломный момент, — тихо сказала Майра. — Должен наступить переломный момент.
— Насыщение, — пробормотал Джо. — Порог насыщения для снисходительности или что-то вроде этого. Вполне возможно.
Александр протопал на видное место, сжимая что-то голубое. Он сел и начал играть с яркими проводами. Майра резко встала:
— Джо, он достал голубое яйцо! Наверное, взломал буфет.
— Но Кват его предупреждал… — начал Кэлдерон.
— Это опасно!
Александр посмотрел на родителей, усмехнулся и согнул провода — получилось нечто вроде колыбели размером с яйцо.
Кэлдерон вскочил с кровати и бросился к двери, но остановился на полпути.
— Знаешь, — медленно произнес он, — эта штука может причинить ему вред.
— Мы должны забрать ее, — согласилась Майра, с неохотой поднимаясь.
— Посмотри на него, — настаивал Кэлдерон. — Просто посмотри.
Александр умело управлялся с проводами, его руки мелькали в воздухе, пристраивая гиперкуб под детской кроваткой. Предельная сосредоточенность придавала его пухлому лицу тот гадкий старческий вид, который родители знали уже слишком хорошо.
— Так и пойдет теперь, — пробормотал Кэлдерон. — Завтра он будет еще меньше похож на себя. Через неделю… через месяц… Каким он станет через год?
— Я знаю, — эхом откликнулась Майра. — И все же мы должны…
Она умолкла. Босая, Майра стояла рядом с мужем и смотрела.
— Наверное, устройство будет готово, — сказала она, — когда он подключит последний провод. Мы должны забрать эту штуковину.
— Думаешь, сможем?
— Мы должны попытаться.
Они переглянулись.
— Это похоже на пасхальное яйцо, — сказал Кэлдерон. — Я не слышал, чтобы пасхальное яйцо кому-нибудь навредило.
— Если и навредит, думаю, это пойдет Александру только на пользу, — тихо сказала Майра. — Обжегшись на молоке, дуют на воду. Пуганая ворона куста боится.
Они молча стояли, наблюдая.
Александру понадобилось еще три минуты, чтобы закончить конструкцию, что бы она собой ни представляла. Результат оказался на диво эффективным. Белая вспышка расколола воздух, и Александр исчез в ослепительном сиянии, оставив после себя лишь легкий запах гари.
Когда к его родителям вернулось зрение, они недоверчиво уставились на пустое место.
— Телепортация? — ошеломленно прошептала Майра.
— Я проверю.
Кэлдерон прошел в комнату и увидел мокрое пятно на ковре, на котором остались башмачки Александра.
— Нет, не телепортация, — произнес Джо и глубоко вдохнул. — Он исчез, совсем. Так что он никогда не вырастет и не отправит Бордента в прошлое искать нас. Ничего этого не происходило.
— Мы не первые, — произнесла Майра дрожащим от потрясения голосом. — Есть переломный момент, вот и все. Как жаль тех родителей, которые его не дождутся!
Она отвернулась и вышла, но не настолько быстро, чтобы муж не заметил ее слез. Он помедлил, глядя на дверь, и решил, что лучше сейчас оставить ее в покое.
То, что вам нужно
ОНЖУН МАВ ОТЧ, ОТ ЬТСЕ САН У
Так было написано на стеклянной двери. Тим Кармайкл, сотрудник отраслевой экономической газеты, который ради прибавки к скудной зарплате высасывал из пальца сенсационные статьи для желтой прессы, не нашел ничего интересного в написанном задом наперед названии магазина. Он счел это дешевым рекламным трюком, неуместным на Парк-авеню, чьи витрины славятся классической элегантностью.
Тим мысленно застонал и продолжил свой путь, затем резко повернулся и пошел обратно. Не смог устоять перед соблазном расшифровать фразу, несмотря на растущую досаду. Он вперил взгляд в надпись и произнес себе под нос: «У нас есть то, что вам нужно. Да неужели?»
Текст был выполнен мелкими аккуратными буквами на черной полосе, нарисованной на узкой стеклянной панели. Под ней располагалась изогнутая витрина из антибликового стекла. За стеклом Кармайкл увидел несколько предметов, аккуратно разложенных на белом бархате. Ржавый гвоздь, снегоступ и бриллиантовая тиара. Словно витрина «Картье» или «Тиффани», оформленная Дали.
«Ювелиры? — мысленно спросил себя Кармайкл. — Но почему „то, что вам нужно?“».
Он представил себе миллионеров, изнывающих от тоски по ожерелью из идеально подобранных жемчужин, наследниц, безутешно рыдающих из-за отсутствия пары звездчатых сапфиров. Торговля предметами роскоши снимала сливки с принципа спроса и предложения; людям редко требовались бриллианты по веским причинам. Люди просто хотели ими обзавестись и могли себе это позволить.
«А может, здесь торгуют лампами с джиннами, — предположил Кармайкл. — Или волшебными палочками. Ярмарочный балаган. Ловушка для простаков. Напиши снаружи что-нибудь загадочное, и народ потечет рекой. Всего за два цента…»
Он страдал изжогой с самого утра и ненавидел весь мир. Ему хотелось сорвать на ком-нибудь злость, а журналистское удостоверение давало некоторое преимущество. Он открыл дверь и вошел в магазин.