Кто-то наблюдал за ним. Охваченный тошнотворным ужасом, Каллистер спросил себя: не тот ли это трехглазый, который раньше был отшельником?
Наследник Пилата
Город захлебывался ревом. Он надрывался шестьсот лет. И пока этот невыносимый рев звучал, город был работоспособным объектом.
— Ты переходишь на особый режим, — сообщил Нерал, глядя на юного Флеминга, который сидел в мягком кресле в другом конце большой, голой, тихой комнаты. — При обычных обстоятельствах тебя допустили бы до Контроля не ранее чем через шесть месяцев, но кое-что произошло. Другие считают, что не помешает свежий взгляд. Тебя избрали, потому что ты старший из помощников.
— Бриттон старше меня, — возразил Флеминг, невысокий и плотный рыжеволосый мальчик с грубоватыми чертами лица, которым подготовка придала необычайную чуткость.
Он сидел и ждал, расслабленный до предела.
— Физиологический возраст ничего не значит. Куда важнее цивилизационный показатель. И уровень эмпатии. Тебе всего семнадцать, но эмоционально ты взрослый. С другой стороны, ты еще не… не закостенел. В отличие от тех, кто на Контроле многие годы. Мы считаем, ты можешь предложить новый подход, который будет нам полезен.
— Я думал, новые подходы нежелательны.
На худом усталом лице Нерала мелькнула скупая улыбка.
— По этому поводу возникли разногласия. Культура — живой организм, она не может существовать на отходах собственной жизнедеятельности. Во всяком случае, не до бесконечности. Однако мы не собираемся оставаться в изоляции бесконечно.
— Я не знал, — заметил Флеминг.
Нерал разглядывал кончики пальцев.
— Не воображай, будто мы повелители. Мы — слуги, куда более, чем простые горожане. Мы должны следовать плану. Однако не все его подробности нам известны. Так было задумано специально. В один прекрасный день Барьер упадет. Тогда город не будет больше изолирован.
— Но — снаружи!.. — Флеминг слегка занервничал. — Положим…
— Шестьсот лет назад был построен город и создан Барьер. Этот Барьер совершенно непроницаем. Имеется переключатель — когда-нибудь я тебе его покажу, — который в настоящее время бесполезен. Его назначение — возводить Барьер. Но никому не известно, как Барьер разрушить. Существует теория, что его нельзя уничтожить, пока срок его полураспада не истечет и энергия не достигнет достаточно низкого уровня. Тогда он отключится автоматически.
— Когда?
Нерал пожал плечами:
— Этого тоже никто не знает. Может, завтра, может, еще через тысячу лет. Вот в чем суть. Город изолировали, чтобы защитить его. Это означало полную изоляцию. Ничто — вообще ничто — не способно преодолеть Барьер. Поэтому нам ничто не грозит. Когда Барьер исчезнет, мы увидим, что произошло со всем остальным миром. Если опасность миновала, можно начинать колонизацию. Если нет, мы снова воспользуемся переключателем и окажемся в безопасности за Барьером еще на неопределенное время.
Опасность. Земля стала слишком большой, слишком перенаселенной. Древние обычаи никак не хотели отмирать. Наука ушла вперед, но цивилизация безнадежно отставала. В то время было выдвинуто множество планов. Выполнимым оказался лишь один. Строгий контроль — безотходное использование новой энергии — и нерушимая броня. Так город был возведен и окружен Барьером, в то время как все остальные города рушились…
— Мы осознаем опасность status quo, — продолжал Нерал. — Новые теории и новые эксперименты никто не запрещал. Отнюдь нет. Многие из них, подавляющее большинство, развивать в настоящее время не представляется возможным. Но записи ведутся. Когда Барьер упадет, этот справочный материал будет в наличии. А пока город — наша спасательная шлюпка. Эта часть человеческой расы обязана выжить. Вот в чем наша главная забота. В спасательной шлюпке не учат физику. В ней пытаются выжить. Когда она причалит к берегу, можно будет снова приступить к работе. А пока…
Остальные города рушились, ужас волной катился по земле. Шестьсот лет назад. То была эпоха гения и злодейства. Наконец-то люди заполучили в свои руки оружие богов. Его использование сокрушило основы материи. Спасательную шлюпку подхватил тайфун. Ковчег сражался с потопом.
Иными словами, одна беда влекла другую — и планета содрогнулась.
— Сначала строители полагали, что достаточно будет одного Барьера. Город, разумеется, должен был обладать полной автономностью. Это была нелегкая задача. Человек — существо неавтономное. Ему требуется еда, топливо — из воздуха, из растений и животных. Решение крылось в создании всего необходимого в пределах города. Однако затем положение ухудшилось. Бактериологическое оружие вызвало мутации бактерий. Начались цепные реакции. Сама атмосфера из-за постоянной бомбардировки…
Ковчег все усложнялся и усложнялся.
— И люди построили город, как было запланировано, но обнаружили, что он… непригоден для жизни.
Флеминг вскинул голову.
— О, мы защищены экранами, — успокоил его Нерал. — Нас адаптировали. Мы же Контролеры.
— Да, знаю. Но я тут подумал… Почему нельзя было…
— Защитить экранами горожан? Потому что они должны выжить. Мы имеем значение лишь до тех пор, пока не упал Барьер. После этого мы станем бесполезным балластом, который скидывают со шлюпки. В нормальном мире нам нет места. Но здесь и сейчас, как Контролеры города, мы важны. Мы служим.
Флеминг беспокойно заерзал.
— Тебе нелегко будет это постичь. Тебя начали готовить еще до рождения. Ты никогда не знал — как и все мы — нормальной жизни. Ты глух, нем и слеп.
Мальчик уловил в этих словах проблеск смысла.
— Вы говорите о…
— …способах восприятия, которыми наделены горожане, потому что они им понадобятся, когда Барьер падет. Мы в сложившихся обстоятельствах не можем позволить себе их иметь. Замена — телепатическое чутье. Позже я расскажу тебе об этом подробнее. А сейчас я хочу, чтобы ты сосредоточился на проблеме Билла Нормана. Он горожанин.
Нерал помолчал. Он ощущал безмерный вес города, давящий ему на плечи, и ему казалось, что фундамент крошится, не выдержав этой тяжести…
— Билл Норман выходит из-под контроля, — ровным голосом произнес Нерал.
— Но я же никто, — сказал Билл Норман.
Они танцевали в саду на крыше. Седьмой монумент, возвышавшийся над ними даже здесь, разбрасывал мерцающие неяркие огоньки. В вышине серела пустота Барьера. Музыка заводила. Миа протянула руку, растрепала волосы у него на затылке.
— Только не для меня, — возразила она. — Впрочем, я небеспристрастна.
Высокая, стройная, темноволосая, девушка являла собой разительный контраст белокурому богатырю Норману. Его чуть озадаченные голубые глаза изучали ее.
— Мне повезло. А вот тебе — не уверен.
Музыка возвысилась в ритмичном крещендо, достигла высшей точки; духовые грянули басовито и громко, мелодия настойчиво повторялась снова и снова, вселяя смутную тоску. Норман беспокойно повел могучими плечами и свернул к парапету, увлекая за собой Мию. В молчании они пробрались сквозь толчею к проему в высокой стене, огораживающей сад. Здесь можно было побыть в уединении, любуясь городом сквозь узкую амбразуру.
Время от времени Миа украдкой поглядывала на встревоженное лицо своего спутника. Он смотрел на увенчанный светом Седьмой монумент; позади Седьмого высился Шестой, за ним вдалеке маленький Пятый — памятники каждой из Великих Эпох человеческой истории.
Но город…
Во всем мире никогда не было ничего подобного. Ни один город прежде не строился для человека. Мемфис, рвущийся к небу исполин, был возведен во славу царей; Багдад был жемчужиной султана; тот и другой волею монарха представляли собой всего лишь большие увеселительные заведения. Нью-Йорк и Лондон, Париж и Москва — все они до конца своего существования оставались менее приспособленными для жизни, менее функциональными, чем пещеры троглодитов. Жить в них было все равно что возделывать бесплодную землю.
А этот город создавался для человека.
И дело не просто в парках и дорогах, в самодвижущихся лентах-транспортерах и парагравитационных потоках для левитации. Не только в проектировании и архитектуре кроется его секрет. Город был спланирован в соответствии с законами человеческой психологии. Он обнимал, как мягчайшая перина. В нем царил покой. В нем царили красота и функциональность. Он безукоризненно подходил для своих целей.
— Я сегодня опять был у психолога, — сказал Норман.
Миа сложила руки на груди и прислонилась к парапету. На своего спутника она не смотрела.
— И?
— Общие слова.
— Но они ведь всегда знают ответы, — сказала Миа. — Правильные ответы.
— Этот — нет.
— На это может уйти время. Правда, Билл, понимаешь, никто… никто не испытывает неудовлетворенности.
— Я не знаю, что со мной, — продолжал Норман. — Возможно, наследственность. Я знаю лишь, что у меня бывают эти… эти вспышки. Которых психологи не могут объяснить.
— Но должно же быть какое-то объяснение.
— Психолог тоже так сказал. Тем не менее он не смог объяснить, что со мной происходит.
— Неужели ты не можешь все проанализировать? — не сдавалась она; ее руки скользнули в его ладони. Его пальцы сжались. Он устремил взгляд на Седьмой монумент, потом еще дальше.
— Нет. Просто я чувствую, что никакого ответа нет.
— На что?
— Не знаю. Я… мне хотелось бы выбраться из города.
Ее руки внезапно ослабли.
— Билл. Ты же знаешь…
Он негромко рассмеялся:
— Знаю. Пути наружу нет. Барьер непреодолим. Может, я совсем не этого хочу. Но это… это… — Он уперся взглядом в монумент. — Это все порой кажется неправильным. Не могу объяснить. Весь город. Он сводит меня с ума. А потом начинаются эти вспышки…
Его рука одеревенела. Он выдернул ее из пальцев Мии. Билл Норман закрыл лицо руками и закричал.
— Вспышки понимания, — сказал Нерал Флемингу. — Они не затягиваются надолго. Иначе он сошел бы с ума или умер. Разумеется, городские психологи не могут ему помочь. Это им не под силу по опред