А-а, да… кошачья улыбка, привычное обаяние, вальяжные манеры, остроносые ботинки.
Ну и что? А теперь мне все нравится. Любовь – это… это чувство к конкретной личности, обладающей конкретным телесным обликом и духовными свойствами, вот это что. И все недостатки данной личности являются ее неотъемлемой принадлежностью: кошачья улыбка, привычка включать обаяние, вальяжные манеры – все, кроме остроносых ботинок. А если кого-то любишь, то вообще принимаешь данную личность всю целиком, вместе с ботинками.
На следующей неделе во вторник
Вадим
Объясню и извинюсь, это будет честно. А вообще-то, если разобраться, что я такого сделал?.. У меня сценарное мышление, я любую историю вижу как картинку. История не важна, историю можно любую придумать к картинке. Нет картинки – нет истории, а картинка – уже сценарий, уже сериал. А тут была такая выпуклая картинка, что я сразу же, спустя несколько минут, в пробке на Фонтанке, понял: эта Маша с ее мышами и картинами – классное начало новой сюжетной линии. А ребята вписали новую линию в схему. И вообще, при чем здесь я?..
Вадим сидел за пустым столом и смотрел в окно. Когда я поставила на стол чашку с кофе, встрепенулся и переменил выражение лица на обычное, веселое.
– Я пойду, – сказал он самым своим бархатным голосом, как будто все еще находился в имидже печального Деда Мороза.
– Да, уже? У Вас сегодня такое лицо…
Наверное, у него какой-нибудь кризис. В другой раз не буду думать, что если человек красивый, гладкий и похож на довольного кота, то у него никогда не было душевных исканий, творческого кризиса, переоценки ценностей.
– Какое? – с интересом спросил он. – Какое лицо?.. Я… у меня отец в больнице.
Вот почему он не приходил – у него отец в больнице, а Ада говорила «секс», и Анна-Ванна тоже. Бедный, бедный…
– Ох… будет глупо, если я скажу «не расстраивайтесь», ведь Вы уже расстроены, правда? Но…
– Но я и не расстраиваюсь, Вам показалось. Это Вы до сих пор все «папа-папа», а я… не расстраиваюсь, – сказал Вадим, и лицо у него стало упрямое. Как у Димочки, когда он твердо решил, что ему к четвертому уроку.
Я вдруг заплакала, и все плакала и плакала, не могла остановиться, так что в конце концов он взялся меня утешать и даже поставил чайник, хотя это было не совсем честно. Ведь это у него отец в больнице, а я… я просто подумала: мне было бы легче, если бы папа сначала заболел и был в больнице… а он просто заснул и не проснулся, а как же я?
Вадим
Она плачет, потому что у меня отец в больнице? Вообще-то это трогательно. Трогательная дура.
Зачем я сказал про отца?.. Что это со мной? Сижу у нее неизвестно зачем, рассказываю сказки. Тоже мне лысая Шахерезада.
Расстроен я из-за того, что рейтинги у сериала низкие. Но не говорить же ей про рейтинги! А про отца ей понятно – она все время «папа-папа», вот и сказалось само. Люди сами виноваты, что их обманывают – говорят им то, что они могут понять. Она так смотрит, что так и хочется наврать ей что-нибудь пострашнее.
Ладно. Мама говорила, нужно говорить правду. Тем более мне это ничего не стоит.
Если человек может не объяснять, а он объясняет, – это очень честно. Нет, не то чтобы Вадим все объяснил прямо, но…
Это не нефть и не металлы, и даже не рестораны быстрого питания.
– Маша, Вы знаете, какой главный принцип сценариста? – спросил Вадим. – Главный принцип сценариста – «нет картинки, нет истории». Увидел картинку – и осенило. Понимаете?
– Нет… то есть да… у меня тоже бывает, что раз – и дело в шляпе, – туманно отозвалась я.
– Маша, бывают большие проекты. Проект – это большой сериал, «мыло», – втолковывал Вадим, как будто я ребенок и не понимаю, а я все понимаю. – На «мыле» одновременно работают несколько сценаристов, каждый пишет свою линию, и сразу же снимают. Это называется «снимать с колес», понимаете? Это большой проект, и надо использовать любой шанс, чтобы сделать хорошо, понимаете? Рейтинги тут самое главное, рейтинги, понимаете?
– Да-да, нет-нет, – бормотала я в ужасе от того, что он извиняется и оправдывается. – Ничего, что Айвазовского украли… это я сама во всем виновата. Сериал – это же искусство, а искусство важнее жизни… мир существует для того, чтобы войти в книгу… А можно и в сериал, так что не расстраивайтесь…
Я кивала и улыбалась, как будто я мышь, которой вшили проводок в зону удовольствия, как будто я мышь, которая знает, что искусство – дело неземное, даже искусство телевидения. Неземное, а вступило в связь с ее скромной персоной.
– Одна линия никак не складывалась. В принципе это не моя работа, но это все время крутилось у меня в голове, и, когда Вы приставали ко мне со своей мышью, я тоже об этом думал. А у меня рейтинги упали, все решалось. Понимаете?
Понимаю, конечно, понимаю!.. Когда он случайно зашел ко мне за мышами, у него был творческий кризис, и он очень мучился над этой своей линией. Бедный.
Мне нравится, когда человек может не мучиться над своей линией, а мучится, – это очень профессионально, очень честно. С тех пор как я писатель, я тоже все время стараюсь помучиться над какой-нибудь линией, но пока не получается, пока я быстро-быстро пишу, не мучусь. Сказать Вадиму, что мы с ним в некотором роде коллеги, – он подглядывает сериалы, а я тоже писатель с договором и автор «Варенья» и «Неопытного привидения»? Хотела сказать, но постеснялась, – вот если бы я написала «Варенье и мир» или «Неопытное привидение Анна Каренина», а так что?
– У Вас правда все решалось? – спросила я.
Вадим кивнул.
Вадим
Вот это правда – все решалось. В сериале, который снимают с колес, каждый день все решается. А продюсер отвечает за все. Тем более этот проект – целиком мой. И вот, пожалуйста, – рейтинги упали! Провели фокус-группы и получили ошеломительный результат – публике не нравится развитие сюжета.
Между прочим, я бы не стал самым успешным продюсером в Питере, если бы не мог быстро переориентироваться. А публике хочется детективно-смешного, устали от бандитов и от бесконечных любовных историй устали…
А рейтинги, между прочим, подскочили! Успешный человек тем и отличается от неудачника, что умеет во всем увидеть шанс.
– Вы правда мучились? Моя мышка правда была последний шанс? – переспросила я.
– Ну… в некотором роде, – подтвердил Вадим.
– А что Вы написали? Я имею в виду, какие фильмы сняты по Вашим сценариям? – уточнила я. Хватит мне недоразумений с мышами. Пусть назовет вещи своими именами.
– Ну… – Вадим задумался, – для моих сценариев еще не пришло время.
Поняла, теперь я все поняла. Вадим – не то чтобы известный сценарист, скорее нет, не особенно. Для его сценариев еще не пришло время – это значит, у него не принимали сценарии.
– Вы писали сценарии, а их не принимали? – сочувственно спросила я.
Вадим посмотрел на меня удивленно.
– Ох… это очень тяжело, когда работаешь в такой области, где нет точных оценок. Вы считаете так, а Ваш издатель по-другому, то есть не издатель, а тот, кто у Вас принимает сценарии, – уточнила я. – А что, я что-нибудь не так сказала?
– Все так, – подтвердил Вадим. – Я только удивляюсь, откуда… Откуда Вы знаете?
– Ну… я писатель… не писатель, но иногда сочиняю в уме, для себя. Вот фантазия и развивается… Ваши сценарии очень хорошие, потому что… Сценарии очень хорошие. Но я не… то есть, если хотите, не рассказывайте.
Я знаю, что мужчины не любят говорить о своих неудачах, но ведь каждому человеку хотя бы иногда нужен друг, чтобы не стесняться и рассказать.
Вадим задумался, как будто сомневался, рассказать мне правду или нет.
Вадим еще подумал немного и рассказал правду. Оказывается, все еще серьезней, чем просто сериал. Оказывается, у него долгое время все было ужасно, невыносимо! Последний сценарий ему просто швырнули в лицо. Это было унизительно, оскорбительно. Но он – человек сильный.
Оказывается, этот сериал – его последний шанс. Его взяли в проект – просто писать одну линию. Пусть это не престижная работа, но…
– Бывают времена, когда надо положить гордость в карман, понимаете? – сказал он.
– Понимаю…
А она не получалась! Линия. И из-за него стали падать рейтинги. И Вадима уже хотели уволить. А он так рассчитывал зацепиться, сделать эту свою линию так хорошо, чтобы все ахнули.
– Чтобы Вас пригласили в следующий сериал, уже на более серьезную работу? И так понемногу пришло бы время для Ваших собственных сценариев?
Вадим кивнул:
– Ну… да. А меня хотели уволить! Это был бы позор, конец карьере, понимаете?
Понимаю. У него решается жизнь, то есть решалась, когда он ко мне пришел!.. И вот все случайно решилось благодаря мне и моей мышке – это уже не он сказал, это я сама.
Слава богу! Как будто меня держали за руки и вдруг отпустили. Я знала, я чувствовала, что он нормальный живой человек с неудачами и творческими муками, я знала! Я очень рада, что Вадим оказался не каким-нибудь… телемагнатом или продюсером, не респектабельным господином, не противно успешным и гладким, не таким победителем жизни, не фарфоровым котом в пальто, а обычным человеком – просто сценаристом с последним шансом, которого можно любить. Ура, ура!!
Дело Дня. Я его люблю – скажу себе это один раз, чтобы больше не повторять, как сопливый мумзик, «люблю-люблю…». Больше этого от меня никто никогда не услышит. Буду как будто он просто мой друг, просто собеседник…
Когда он придет? Когда?
Решила: всегда буду ходить на работу в красивой одежде. На работу мне недалеко – от дивана до ломберного столика, на котором стоит компьютер. Пальто можно не надевать и шапку, а что-нибудь красивое непременно.
А Вадим не только очень красивый, но и очень честный. Только очень честный человек может, не стыдясь, дать понять, что моя мышка – его последний шанс. Еще один раз можно – люблю.