Мы с Ильей ходили в милицию. Илье уже исполнилось сорок пять, и ему нужно получить новый паспорт, а он один боится.
Илья смеялся и кокетничал, что, живя в самой демократичной стране, он разучился общаться с людьми в форме. Но он и правда боится. Ему кажется, что в милиции его немедленно заберут в армию, хотя он уже служил в армии, – но вдруг ему скажут служить еще раз. Еще ему кажется, что милиционер отберет у него американский паспорт навсегда, а еще, что он похож налицо кавказской национальности. С Ильей всегда как будто попадаешь в кукольный театр и сама становишься куклой.
Так что мы пошли вдвоем.
В милиции все обошлось не страшно. Илье не велели еще раз служить в советской армии, а просто сказали прийти через три дня и получить паспорт.
Четверг
Илья ушел по делу. У Ильи, кроме продвижения на российский рынок, есть еще одно дело – любови.
Илья любит женщин, занимающих положение в обществе, и они его любят, но кратковременно, потому что у них с Ильей разногласия в смысле трат. Они хотят, чтобы Илья тратил на них все – и чувства, и деньги, и даже время. А Илья считает, они и так должны быть счастливы, потому что рядом Гений.
На Димочкин взгляд, Илья ведет себя неприлично – продвигается без меня в сферы, заводит без меня любови, а я считаю, нет. Хорошо, когда у людей честные отношения и каждый знает, на что он может рассчитывать.
Илья говорит: «Машка, ты одна меня понимаешь». Говорит: «Мне нужна такая жена, как ты, чтобы близкий человек, но только чтобы была красивая и с положением в обществе».
Уверена, что он когда-нибудь все-таки найдет близкого, красивого, занимающего хорошее положение в обществе человека.
Обидно! Илья ушел в высшие сферы, Вадим его не застал.
Вадим проезжал мимо. На Фонтанке пробка, а он больше всего на свете ненавидит пробки.
Сидел два часа двадцать минут – пережидал пробку. Выглядел грустным. Если бы он не был так похож на довольного кота, я подумала бы, что у него душевные искания, кризис среднего возраста, переоценка ценностей…
Потому что пробка. Потому что главное в жизни – это обойти других, победить. Поэтому у него очень, просто очень плохое настроение.
По-моему, это типичный случай травматического сознания. Все прекрасно, отлично, но достаточно одной самой мелкой мелочи, пробки на Фонтанке, и уже все, ВСЕ, ВСЕ – очень плохое настроение…
– Неужели Вам важно победить других в пробке? – удивилась я.
– Маша… при чем здесь пробка? Это я для примера. – Вадим выразительно взглянул на меня. – В жизни. Победить других в жизни. Неужели Вы не хотели бы успеха, признания… ну, я не знаю, хоть самого маленького?
– Нет, не хотела бы, – твердо сказала я. – Только Нобелевскую премию хотела бы, а больше ничего.
Вадим улыбнулся:
– За что?
– Да так, – уклончиво ответила я. Вообще-то я имела в виду в области литературы. Хотя… с Нобелевской премией есть некоторые проблемы. Как правило, после премии нобелевские лауреаты уже больше никогда ничего не пишут, не открывают.
Лучше я получу Нобелевскую премию не за «Варенье без свидетелей», и не за «Неопытное привидение», и не за «Ленивый Вареник: кто он – полицейский или бандит?» Лучше я получу ее в старости, когда я уже ничего не буду делать, а только почивать на диване на лаврах и хвастаться Аде, что я нобелевский лауреат за «Варенье», а может быть, за «Кота».
– А насчет победы… Папа говорит, что победить легко, но при победе всегда теряешь, – сказала я. – Обязательно что-то теряешь, и тут главное – что именно.
– Глупости, детский сад, – поучительным голосом сказал Вадим. – Вот я…
– Вы кого-нибудь сегодня победили?
– Я? – Вадим задумался. – Я – да. Выиграл тендер на один большой проект.
Интересно, какой тендер – писать линию в каком-нибудь сериале?.. Но все равно, не важно. То тендер, а то жизнь.
В жизни побеждать себе дороже. После того как кого-нибудь случайно победишь, всегда испытываешь жалость. И думаешь: а что, эта победа действительно так уж нужна?
К примеру, я недавно спорила с Димочкой, что Пруст и Прус – это два писателя, а не один писатель в разной транскрипции, и говорила, что Димочка – некультурный человек. Ну, я, конечно, победила – просто молча достала с полки два разных тома.
А Димочка обиделся, покраснел и убежал и не приходил ко мне целую неделю. Я сначала расстраивалась, а потом мне для Димочкиного самолюбия пришлось соврать, будто я не знаю, что такое Ганзайский союз. Димочка на меня набросился, радостно крича: «Ага, ага, а еще культурный человек!»
И мне пришлось просить у него прощения за то, что Пруст и Прус – это два писателя, а не один.
– Вам нужна такая победа?.. – спросила я.
– Мне – нет, – фыркнул Вадим.
Вот именно, с победами всегда так. Победишь, а потом просишь прощения. Еще хорошо, если есть у кого просить прощения, а бывает вообще ужасно… Привела очень стыдный пример из моего прошлого.
Девочка из нашего класса уезжала в Израиль, эмигрировала с родителями. У нас было собрание – ее исключали из пионеров. Я опоздала и, когда вошла в класс, увидела, что все сидят на одном ряду, теснятся по трое за партой, а она сидит одна в пустом ряду, как преступник. Учительница сказала, что раз я тоже еврейка и тоже могла бы уехать в Израиль, то мне нужно публично отказаться от нее. И что это будет моя моральная победа. Публично отказаться я не смогла, побоялась, но с ней рядом не села. Втиснулась к кому-то третьей или даже четвертой. Хотя могла сесть с ней… Я тогда думала, это моральная победа, а это был самый стыдный поступок за всю мою жизнь…
– За всю жизнь? – удивился Вадим.
– Ну… да. Папа тогда сказал: «Что же делать, у каждого человека в прошлом есть невыносимо стыдные поступки, вот и у тебя теперь есть…» А как мне теперь попросить прощения – она же уехала.
– Маша, Вы дурочка? – искренне удивился Вадим. – У Вас своя голова есть или только папина? Не может быть, чтобы Вы до сих пор переживали из-за такой ерунды…
– Есть у меня своя голова, папина, – обиделась я. – Да, я до сих пор переживаю, потому что я… я невротическая личность, вот.
Дело Дня – не думать о Вадиме, думать об Илье, потому что Илья – мой американский любовник, а Вадим – чей-то чужой любовник, не мой.
Но если бы я была более сексуально открытой, лучше относилась к сексу вообще, думала о сексе каждую свободную минуту, надела подаренные Адой черные кружевные чулки и шляпу, небрежно забывала на кухонном столе различные предметы из секс-шопа, например огромную надувную куклу… Тогда Вадим…
Тогда Вадим, может быть, совершенно точно… во всяком случае, Ада так считает.
Если бы я была более сексуально открытой, лучше относилась к сексу вообще, думала о сексе каждую свободную минуту? Надела подаренные Адой черные кружевные чулки и шляпу, небрежно забыла на кухонном столе различные предметы из секс-шопа, например огромную надувную куклу? Думаю, Вадим посмотрел бы на меня удивленно и… и все.
Так он думает, я его приятный собеседник, а так что? Зачем ему сексуально озабоченный приятный собеседник, помешанная на сексе приставучка, огромный надувной маньяк – в общем, нетактичная невротическая личность?
Наверное, хорошо быть невротической личностью – можно угрожать всем депрессией или нервным срывом.
Мои внуки и правнуки от Димочки могли бы на цыпочках ходить вокруг моего дивана, а я бы оттуда грозно велела: «А ну-ка тащите мне немедленно сосиски с пюре, а то у меня будет нервный срыв!»
Да, но сейчас, сейчас? Пока у Димочки нет внуков и правнуков? Быть невротической личностью, самой таскать себе на диван сосиски с пюре? Думаю, довольно сомнительное дельце…
Пятница
Ада права. Я хочу стать сексуальной, манящей и т.д., чтобы Вадим наконец-то меня увидел.
Дело Дня – немедленно изменить свое отношение к сексу вообще, а также изменить свое отношение к сексу с Ильей. Чтобы не остаться старой девой без никакого секса навсегда. И не превратиться в городскую сумасшедшую без никакого секса в прошлом, даже самого захудалого, от которого утром остается один вопрос – зачем? И чтобы Вадим наконец-то меня увидел…
Ходили с Ильей в милицию получать его новый паспорт. Илья еще не знает, что его ждет сегодня ночью – новая, манящая я.
Илья открыл свой новый паспорт, полюбовался своей фотографией.
– Разве вы могли бы дать мне сорок лет? – кокетливо сказал Илья паспортистке, девушке в погонах, и вдруг закричал: – Что это, что, что?!
– Как что? – удивилась девушка в погонах. – Это вы.
Я заглянула в паспорт – на фотографии Илья, собственной персоной, здоровый лысый дядька. А в графе ФИО написано: «Илья Борисовна Шапиро», военнообязанная.
– Я не военнообязанная! – кричал Илья. – Этот номер у вас не пройдет, я уже отслужил!
– Давайте, Илья Борисовна, я вам правильно печать поставлю, – сказала паспортистка.
– Помогите… – прошептал Илья. – Мне сегодня с этим паспортом улетать в Москву, у меня там выставка…
Никуда ему не нужно улетать, он просто врет от ужаса.
Хорошо, что у паспортистки оказались такое хорошо развитое чувство юмора и любовь к шоколадкам. За десять минут и три шоколадки удалось получить правильный новый паспорт.
– До свидания, Илья Борисовна, – улыбнулась девушка на прощание.
Илья бессильно махнул рукой. Мы с девушкой пытались убедить Илью, что ничего страшного, с нами тоже каждый день приключаются мелкие странности, которые мы в этот момент расцениваем как непомерно значительные для себя события, вместо того чтобы увидеть в них что-нибудь смешное.
Илья не хотел видеть ничего смешного, нервно тер лысину и говорил, что ему и без того тяжело соприкасаться с российской действительностью, а теперь он еще Илья Борисовна, и от этого у него стресс…
Илья оправился от стресса, как только мы вышли во двор.
– Что ни говори, все вы тут в России совки, и ничего с этим не поделаешь, – бодро сказал он.