Когда этот персонаж в колом сидящем на его исконно военной фигуре гражданском костюме, черных очках на носу в дождь («а для конспирации…») или поднятом воротнике плаща в солнечный день и надвинутой на нос шляпе производства братской ГДР начала шестидесятых («чтобы в глаза не бросаться») появился на улицах города… А потом еще, вспомнив о возможной слежке, начал через каждые пять шагов завязывать шнурки на туфлях без шнурков, любоваться своим отражением в витринах и откалывать другие номера из репертуара цирка лилипутов… Что, вы полагаете, подумали местные контрразведчики? Правильно, они решили, что из Союза прибыл супершпион для проведения супероперации! И бросили на работу с ним буквально все имеющиеся в наличии силы и средства, на некоторое время оставив без внимания всех остальных рыцарей плаща и кинжала из страны победившего социализма. Предоставленные сами себе, те оттянулись по полной: встретились с агентурой, пообщались с кем надо через тайники и еще даже наработали заделы на будущее.
Самое интересное во всей этой истории было то, что по возвращении на Родину бравый политрук отметил в своем отчете полное отсутствие какого-либо интереса к своей персоне со стороны местных спецорганов. Помнится, один из столпов ГРУ так хохотал, читая этот шедевр оперативной мысли, что у него вылетела изо рта вставная челюсть.
Этот трюк по мере необходимости повторили еще несколько раз, пока на той стороне не поняли, что русские, которых они по простоте душевной считали не шибко умными, просто над ними издеваются.
Так вот, идею с «болваном» придумал лично Павел Константинович Толмачев, известный в нашей конторе под прозвищем Юнга, данным за искреннюю и безграничную преданность своему шефу, сухопутному адмиралу, страдающему от качки даже в ванне. А тот ее беззастенчиво спер, немного подработал и выдал наверх как плод собственных раздумий о наболевшем. Недаром же нашего Андрея Степановича вся управа совершенно по делу звала Барином. Помнится, тогда его даже наградили.
А вот теперь Паша Толмачев от души отыгрался, разбросав тут и там целый выводок «болванов» и «болванчиков», включая нас со Степанычем.
— Поздравляю, ваше превосходительство, ваш юнга обул вас как божью старушку, да и меня тоже.
— Что ты имеешь в виду, Стас?
— Да то, что это не он у вашего шефа на побегушках, а тот, вместе со своим лондонским бойфрендом и подельником. Вот, ознакомьтесь на досуге. — Я протянул обалдевшему собеседнику диск. — Завтра будет новая информация, заодно все сразу и обсудим.
— Я немедленно звоню Петру Николаевичу, нужно все срочно ему доложить, — и потянулся к лежащему на столе телефону.
— Полагаю, — дочурка резво перехватила трубку буквально из-под носа у папы, — Петр Николаевич уже обо всем проинформирован.
Браво, Даша, признаюсь, не ожидал.
— В общих чертах да, — скромно признался я.
— А почему я ничего не знал, Стас?
— А он тебе не верил, папка. Думаешь, он просто так к тебе на ночь глядя заявился? Станислав, скажите, пожалуйста, у вас паяльник с собой или папиным собирались воспользоваться?
— Ну зачем же так? — засмущался я. Вот ведьма! — Просто заглянул поболтать о том о сем.
— Ладно, пап, ты тут поработай, а мы поехали. Явки и пароли уточним завтра в рабочем порядке. Адью. — Она чмокнула пребывающего в ступоре родителя в щеку, буквально сгребла меня в охапку и потащила на выход.
В машине я было достал свою антиподслушку, но Даша указала мизинчиком на висящую на ветровом стекле забавную игрушку, черного с белой грудкой песика, нажала на его черный блестящий носик, и в собачьих глазах загорелись зеленые огоньки.
— Вы так меня ни в чем таком за все время не заподозрили, Стас?
— Почему же ни в чем. Я сразу понял, что никакая вы не черноглазая жгучая брюнетка.
— Это еще почему? — она даже слегка обиделась. — Знали бы вы, где мне волосы красили и сколько линзы стоят!
— Тогда нужно было еще и волоски на руках подтенить. У брюнеток они совершенно другие, — я не стал огорчать даму тем, что когда целовал ее за ушком в нашу первую встречу, то сразу же уловил подвох. Поверьте, брюнетки пахнут совершенно иначе… — И потом, не в этом дело. Я-то, дурак, решил, что вы — пассия шефа, а потом тот «клопик»…
— А это мне папка сказал, — рассмеялась она. — Чтобы служба медом не казалась. А что касается моего дорогого шефа, то вы наверняка уже знаете, что из Пенелопы Круз и Энрике Иглесиаса он наверняка выберет красавчика Энрике.
— Нескромный вопрос, Мари… черт, Даша, где вас так здорово научили всем нашим трюкам?
— После иняза я окончила спецшколу в… знаете такую?
— Что-то слышал. Небось были единственной девушкой на курсе?
— Сейчас все по-другому. Нас поступило двенадцать, до выпуска дотянули трое.
— А потом?
— Два года — оперативником, а потом наверху кто-то решил, что это не для женщины. Мне предложили бумажную работу, она меня не заинтересовала.
— Наверху, как всегда, сидят те, из кого оперативники не получились. Как бы то ни было, умыли вы меня знатно, даже стыдно как-то.
— Не кокетничайте. Вы столько за эти дни накопали. А при такой нагрузке за всем уследить просто невозможно.
— Но все же… Кстати, куда мы едем?
— Кстати, уже приехали. Ко мне домой. — Она остановила машину у подъезда пафосной «сталинки» с наворотами на Ленинском.
— А как же ужин, романтика, свечи, в конце концов?
— Если хочешь есть, у меня дома полный холодильник жратвы и бар с выпивкой, — от гнева она перешла на «ты» и стала еще красивей. — А свечи от геморроя я тебе в аптеке за углом куплю.
— Насчет геморроя ты погорячилась, — от удивления я тоже перешел на «ты». — А вообще-то это насилие, Даша.
— Тогда кричи: «Помогите!»
— Зачем тебе помогать, уверен, сама справишься.
— Тогда, если нет возражений, пошли.
Никаких возражений у меня не было.
Глава 26
— Вкусно?
— Угм… — Я с жадностью заглотил не знаю какой по счету бутерброд с ветчиной и поднял глаза. Даша сидела напротив, по-бабьи подперев ладошкой лицо, и глядела на меня, жующего, сияющими глазами. — Очень вкусно, — вымолвил я, наконец прожевав. И ничуть при этом не соврал, из ее рук я был готов съесть с нечеловеческим аппетитом даже слегка обжаренный в машинном масле железнодорожный рельс.
— Еще есть хочешь?
— Хочу, но не буду. — Я пододвинул к ней чашку, и она немедленно наполнила ее ароматным кофе из кофейника. — Еще один такой бутерброд — и я не смогу выйти из дома, буду валяться у тебя в спальне, как удав.
— Оставайся.
— Рад бы, да труба зовет. Кстати, как ты относишься к групповой любви?
— Ты шутишь, надеюсь?
— Ни в коем случае.
— А еще говорят, что у твоего поколения остались хоть какие-то нравственные ценности. Лично я, — тут ее серые глазищи потемнели, — как ты знаешь, дочка военного, а потому воспитана в строгости. — И она потянулась к разделочной доске. На свое счастье, я успел накрыть ее ладонь своей.
— Не надо крови. Я просто хотел предложить, — и обрисовал сложившийся сегодня поутру план.
— Собираешься поймать его на удочку, как карася?
— Типа того, только он далеко не карась. Скажи-ка мне лучше, я тут заметил, как у тебя глаза сверкают…
— Что, так заметно? — Она слегка покраснела, и я ощутил нешуточный прилив гордости.
— Понимаешь, этот человек — серьезный профессионал и на самодеятельность Перловского кооперативного техникума имени Альтшуля он не купится.
— Господи, какой же ты дурак! Нет, я все-таки тебя доской тресну.
— Не сейчас. Так вот, вечером ты должна быть…
— За меня не беспокойся, сам-то?
— Молод, влюблен, хорош собой и просто счастлив.
— Честно? Здорово, тогда работаем.
— Как прикажете, герцогиня. — Я достал телефон.
— Алло.
— Константиныч, привет! Куда ты нашего адмирала дел? На связь не выходит.
— Должен быть на месте. Что ему передать?
— Буду у вас после обеда, есть о чем поговорить.
— Передам.
— Спасибо. До встречи.
У «сталеваров» я появился после трех, успев заскочить к Фиме и к ребятам на Красноказарменную.
— Хотелось бы наконец узнать, Кондратьев, — шеф здешней безопасности уже не считал нужным скрывать гадливого отношения к моей скромной персоне, — когда появится хоть какая-нибудь конкретика?
— Хотите конкретики? Пожалуйста, я тщательно проанализировал действия личной охраны господина Крупина во время покушения…
— И?
— И, — я надул щеки, — пришел к выводу о ее полнейшей профессиональной непригодности, если не сказать больше.
— Что вы имеете в виду?
— Их действия не обеспечили реальную защиту охраняемого лица. Вот ознакомьтесь, — я протянул файл с бумагами. — Здесь подробный анализ их действий поэпизодно, — я нагло врал, в целом ребята действовали достаточно грамотно. Просто Грек был им явно не по зубам, к работе против специалиста такого калибра парней просто не готовили… — А потому настоятельно рекомендую, даже требую, полностью сменить всю личную охрану Петра Николаевича.
— Полагаете? — азартно спросил он. Мое предложение настолько перекликалось с его планами, что на некоторое время я стал ему не так уж и противен. — Я немедленно доложу господину Крупину.
Доложи, яхонтовый мой, доложи. Петра нашего Николаевича я уже на этот счет проинструктировал, он упрется, и вопрос на пару дней зависнет. А больше времени мне и не надо.
— И еще я бы хотел получить деньги на оплату возникших расходов, — и я назвал сумму.
— Однако и аппетиты у вас, — только что от меня услышанное настолько улучшило его настроение, что даже несколько смягчило чувство утраты при мысли о расставании с деньгами (видно, он уже начал считать их своими). — Напишите обоснование.
— Вы же знаете…
— Ах, да, вы же у нас Штирлиц. Ладно, по финансовым вопросам — на следующей неделе к Андрею Степановичу, — то есть никогда. Если я все правильно просчитал, в планы этого красавца совершенно не входило платить мне что-либо, потому что покойникам дензнаки ни к чему.