— Честное слово, Кей, ты могла бы намазать нас маслом и назвать печеньем, и мы были бы ошеломлены. Мы смотрели Джойс Мейер, и твой отец, ну, ты знаешь, ему только дай в руки пульт, как он тотчас начинает переключать каналы. Женщины-проповедники его пугают, хотя он ни за что в этом не признается. Признайся, Говард, тебе ведь не нравится, когда у женщин есть какая-то власть, верно? В любом случае, внезапно мы увидели тебя. Нашу дочь показывают по телевизору! И что о ней говорят! О Боже! Благослови Господь твое сердечко. Твой брат тоже звонил. Он сказал, что эту историю уже подхватили в Вашингтоне. Ты в это веришь?
— Сукины дети эти журналюги, — раздраженно пробормотала я.
— Кей, ради бога, когда это ты начала так разговаривать? Это тебя не красит. Говард, ты это слышал? Надеюсь, ты счастлив. Твоя дочь говорит точно так же, как и ты.
Я попросила Нила отвезти Дайану домой. Она изрядно набралась коктейлями.
Последний час она была очень тихой. Я не хотела, чтобы она сидела за рулем, и в то же время мне не терпелось завалиться в собственную постель с Белой Мусоркой и бессмысленно глазеть в телевизор. За последние пару недель я пинцетом выковыривала осколки стекла из шеи и предплечий после того, как в меня выстрелил из помпового ружья болван, убегавший от залога. Мне в затылок попала летающая кофейная чашка. В меня стреляла разъяренная тощая баба из-за жалкой повестки в суд в качестве свидетеля. Я наткнулась на очередную жертву Уишбоуна. Я сошлась в клинче с вороватым бухгалтером, который впился зубами мне в плечо. Я вылетела через простреленное лобовое стекло моей «Импалы», была официально уволена, госпитализирована, выписана из больницы и передана журналистам. Я увидела, как мой бывший муженек по телевизору анализировал наш неблагополучный брак, слушала, как какие-то незнакомые люди по телевизору обсуждают мою борьбу с алкоголем и мою работу в ФБР. А еще я получила розы, белые розы, от жестокого серийного убийцы. О радость! Что все-таки это значит, думала я, незрячим взором глядя на экран, пока Белая Мусорка дрыхла у меня на животе. Белые розы дарят на свадьбах — знак чистоты новых уз любви. Неужели, по его мнению, у нас с ним отношения, как он, вероятно, думал относительно Дэвида Брукса, или Раузера, или любого, кого он втянул в свою жизнь, полную извращенных фантазий? Белые розы приносят также на похороны…
Раузер нашел-таки добровольца, доставившего цветы в мою палату. Их принесли к стойке регистрации; прежде чем попасть в мою палату на другом этаже и в другом крыле, они прошли через множество рук. Раузер заказал в больнице записи с камер наблюдения и отвез розы и открытку в участок.
— Посмотри, — сказал Нил, кивнув в сторону телевизора. Пока Дайана балансировала, повиснув на дверном косяке, он искал свои любимые оранжевые шлепанцы. Надпись наверху экрана гласила: «Экстренные новости». На белых мраморных ступенях здания суда округа Фултон стоял Джейкоб Доббс в костюме за шесть тысяч долларов и разговаривал с журналистами.
Доббс был одним из пионеров первоначального отдела поведенческих наук в Бюро. Последние несколько лет он был партнером в частной судебно-медицинской следственной организации и был известен во всем мире своей работой в Бюро, а также за его пределами. Но с тех пор как начал зарабатывать на жизнь в частном секторе, он продался. Его выводы больше не были основаны на доказательствах. Он за большие деньги разрабатывал профили, даже не изучив толком вещественные доказательства, и никогда не квалифицировал свои теории как двусмысленные. Его профили больше походили на пресс-подборки, и любой, в ком осталось хоть немного порядочности, это знал. На мой взгляд, Доббс предал свою науку и занимался тем, что пускал пыль в глаза представителям прессы.
Я наблюдала — чувствуя, как во мне просыпается злость — за тем, как он слегка подался вперед, чтобы говорить в микрофон с рекламой одной из национальных телекомпаний. Он стоял один. Ни мэра, ни начальника полиции. Только Доббс — бледное морщинистое лицо, острый подбородок и знаменитый шрам на правой щеке, который он заполучил, когда убийца подобрался слишком близко к его личному миру. Его жена и дети были дома, когда внизу разбилось окно и в дом ворвался субъект одного из его профилей, вознамерившийся их убить. Но Доббс, конечно, спас положение, ведь на то он и герой. Это была жуткая, захватывающая история, и я слушала, как он в своей скромной, сдержанной манере рассказывает про весь тот ужас, когда он обнаружил в своей гостиной, а затем и ликвидировал убийцу, и все это время его семья находилась в опасности всего в нескольких дюймах от него.
— Полицейское управление пригласило меня в Атланту составить профиль так называемого Уишбоуна, — объявил он, обращаясь с присущим ему британским акцентом к скоплению микрофонов и камер. — Я с нетерпением ожидаю возможности немедленно приступить к работе.
— Мистер Доббс, — крикнул кто-то из репортеров. — Есть какие-нибудь комментарии к расследованию?
Чтобы подчеркнуть серьезность ситуации, Джейкоб насупил брови.
— Я с огромным уважением отношусь к местному управлению полиции. Несколько лет назад мне довелось работать в Атланте, когда я помогал расследовать убийства детей — и, должен сказать, весьма успешно. Уэйн Уильямс был схвачен и отправлен за решетку, и убийства прекратились. Нынешний убийца также скоро будет пойман и понесет наказание.
— Вас наняли, потому что полиция Атланты неправильно провела расследование дела Уишбоуна? — не унимался другой репортер.
Доббс ответил с тонкой, почти полной раскаяния улыбкой:
— Думаю, и для города, и семей погибших будет лучше, если мы будем двигаться вперед, не так ли? — Он посмотрел прямо в камеру. — Улики сейчас проходят профессиональную оценку.
И с напыщенным видом начал спускаться по ступеням здания суда — человек, у которого на все имелись ответы. Я швырнула стоявшую у меня на коленях миску с попкорном в телеэкран.
Этим утром в офис я пришла рано. Мне нужно было многое наверстать. Кредиторская и дебиторская задолженности, банковские депозиты, мои личные счета, почта, телефонные сообщения — все это накопилось почти до небес и грозило похоронить меня. Я даже вот что подумала: а не выкинуть ли все это в большой мусорный бак и начать все сначала? Глядишь, все это просто исчезло бы…
Правда состоит в том, что я не гожусь для офисной работы. Для меня перебирать бумажки — сущее наказание. Пытка. Физическая боль. Я и вправду начинаю чесаться. Как же я восхищаюсь людьми с обсессивно-компульсивным синдромом, которые держат свои столы в образцовом порядке и сразу подшивают все в папки! Но только не я, и не Нил. Господи, мне нужно нанять кого-то, кто взял бы на себя все это, но мне было страшно. Ведь вы нанимаете не только одного человека. Вы нанимаете его семью и его заморочки, его болезни и финансовые проблемы, странные привычки и друзей. Вы вынуждены пользоваться с ним одним унитазом. Это как спать с кем-то без очевидных плюшек.
Хуга-хуга. Я улыбнулась. Чарли был счастливым исключением. Мне было интересно, что он слямзил и у кого, что он положил в свою бейсболку, чтобы угостить меня сегодня. Для ежевики было слишком поздно, инжир отошел, а на дворе было еще слишком тепло для зимних анютиных глазок.
— Где ты была? Помнишь, мы собирались поесть во «Фритти»?
Чарли держал кепку в руке. На его лице было написано беспокойство. Как обычно, он говорил слишком громко. Никакого контроля за голосом.
«Фритти» — это неаполитанская пиццерия, чуть дальше по улице. Когда дует ветер с той стороны, я чувствую запах печеного теста, и порой это сводит меня с ума. У них подают пиццу с артишоками и черными оливками, от которой у вас закружится голова. А их панакотта просто тает на языке.
— Чарли, я совершенно забыла… Извини. Ты долго ждал?
— Двадцать минут, — ответил Чарли, закрывая за собой дверь. Я заметила, что его волосы начали редеть на макушке. В кепке для меня ничего не было.
— Честное слово, извини. У меня накопилась груда работы. Я крутилась как белка в колесе, и у меня просто вылетело из головы… Мы можем пойти прямо сейчас, если хочешь.
— Я больше не голоден, — сказал Чарли. Я редко видела его без глупой улыбки. — Я волновался. Ты была со своим мистером Мэном? Он твой парень?
— Раузер не мой парень, Чарли. Ты отлично это знаешь. Он мой друг. Хочешь пить?
Чарли кивнул и последовал за мной на кухню, где я нашла диетическую «Пепси» для нас обоих.
— Я бы никогда не продинамила тебя нарочно. Ты ведь и сам это знаешь, верно?
— Да, верно, — пробормотал он и сел.
— Может, нам стоит перекусить? Я поищу что-нибудь.
Чарли покачал головой.
Я села рядом с ним и положила руку ему на локоть.
— Знаешь, ты мой друг, независимо от того, что происходит с Раузером.
— Понял, — сказал он и чересчур громко рассмеялся. — Извини. Теперь я голоден.
Я улыбнулась.
— Можешь не сомневаться.
И встала. Чарли тоже встал. Он потянулся ко мне, и я позволила ему меня обнять. И обняла его в ответ. Ни для кого не секрет, что Чарли втрескался в меня с самой первой нашей встречи пару лет назад. Я была на парковке, когда он однажды подъехал на своем велосипеде. Тогда я нашла его совершенно очаровательным, как и сейчас, таким милым и трогательным… Нил, Раузер и Дайана вечно дразнили меня по поводу его воздыханий. Я не возражала.
Я поцеловала его в щеку и отвернулась, но Чарли вновь притянул меня к себе и прижался губами к моим. Наверно, я бы меньше оторопела, вытащи он из уха живую ящерицу. Он крепко сжал мои плечи.
— Нехорошо так целовать меня, Чарли, — твердо сказала я. — А теперь отпусти меня.
— Потому что мы просто друзья, — сказал Чарли. — Как ты и мистер Мэн.
Я начала выворачиваться. Одна его рука быстро переместилась к моему затылку и схватила прядь волос. Другой он крепко держал меня за плечо. Вновь припал ртом к моим губам. Он был сильным, его зубы впились в мои губы, его руки вцепились в меня.