— Ты смотрел на сайты? Помнишь, какие репортажи он читал?
— Нет.
— Он мог рыться в моих документах?
— Будь у него чуть больше половины мозгов, он мог бы, поскольку ты не защищаешь свое дерьмо паролем. О чем ты думаешь, Кей?
Я думала про электронное письмо Раузеру с моим именем в строчке «копии», о том ощущении в аэропорту, что за мной следят, о том, как мое досье доставили репортеру. Почему именно я? Потому что убийца меня знает.
Вот почему мое появление на месте убийства Брукса стало сигналом тревоги, и поэтому в следующем письме в строчке «копия» появилось и мое имя. Кто-то, кто меня знает, видел меня там или видел кадры со мной, и внезапно я оказалась слишком близко.
Вот почему убийца сделал все возможное, чтобы устранить меня от расследования дела Уишбоуна, — запятнал мою репутацию, публично поставил меня и управление полиции в дурацкое положение, напугал меня, ослабил гайки на моей шине и прислал розы. Не поэтому ли Чарли пытался залезть в мой компьютер? Чтобы узнать, есть ли у меня записи о ходе расследования, и выяснить, был ли он подозреваемым? Мой пульс участился. В мозгу распахнулось крошечное оконце, и я прыгнула в него.
Неужели Чарли способен на такой обман, который требуется, чтобы так долго избегать внимания правоохранительных органов? Чтобы быть успешным, серийный преступник должен уметь полностью отмежеваться от своего агрессивного «я» и вести внешне безобидную жизнь. Сегодня я впервые увидела в Чарли жестокость. Я увидела его глаза. Я увидела в них садистское удовольствие, но его внезапная импульсивность не соответствовала профилю организованного убийцы, который я составляла. И я не могла представить себе, чтобы убийца выбрал для себя образ жизни и внешний вид Чарли. Я видела его тщеславным. Он наверняка хотел казаться образованным, успешным. Это был не Чарли — тот вызывал сочувствие. Но я также знала: следователь никогда не должен пытаться повлиять на ход расследования, чтобы доказать какую-то свою теорию. Так поступил бы Доббс. Я же должна быть открыта для любых версий — какими бы те ни были и нравились они мне или нет.
Я воспользовалась моментом, чтобы пересмотреть растущий список вещей, которые обретали смысл. Чарли с помощью уловки получил доступ к моему компьютеру. Он мог отправить по электронной почте мою историю в письмах и документах за последние несколько лет самому себе и собрать достаточно информации, чтобы побудить журналиста продолжить расследование. Он был подходящего роста — угол колото-резаных ран в каждом случае указывал на рост убийцы примерно в пять футов и десять дюймов. Он хвастался своим умением обращаться с рыбацким ножом; тот наверняка зазубренный и примерно той же длины. Я видела, как он с удивительной ловкостью резал инжир, и это при обычно свойственной ему неуклюжести. Нож и хвастовство. Все сходится. Люди доверяли Чарли.
Он обладал неограниченной свободой, в том числе свободой передвижения. Кто обращает внимание на парня с поврежденным мозгом, который целый день крутит педали по городу? Все и никто. Я подумала про Уильяма Лабрека, про скалку, про его разбитое лицо, пятно крови под головой, вспомнила характеристики края этого пятна. Его кровь уже начала реагировать на внешнюю среду. Происходило отделение сыворотки, хотя тело еще не остыло. Такие вещи врезаются в память. Мог ли Чарли убить Лабрека, причем с такой яростью? Почему? Заметил ли он синяк, который оставил на моем запястье Лабрек, или прочел мои заметки об инциденте в церкви, когда я вручала Лабреку судебный запрет? Я знала: подобное событие — ощущение, что с объектом вашей любви дурно обошлись — способно спровоцировать человека, страдающего любовной одержимостью, на насилие. Неужели произошло именно это? Неужели влюбленность Чарли в меня имеет свою темную сторону? Да, сегодня я увидела в Чарли нечто такое, о существовании чего не подозревала, — жестокость и ревность. Но даже если он убил Лабрека, мог ли он убить и всех остальных? Почему? Подошла ли я слишком близко, чтобы увидеть мотив? Я задумалась об агрессии, которую Чарли проявил по отношению ко мне сегодня, о его мобильности как велокурьера, о его незаметности, о его регулярных визитах в здание суда. Он не смог бы сделать на велосипеде то, что сделал Уишбоун, — территория была слишком обширной. Убийство не ограничивалось центральной частью города. Может, Чарли где-то прячет машину?
Одна мысль заставила меня резко затормозить. У Чарли якобы имелось образование. Не то инженерное, не то какое-то научное. У него когда-то был хорошо функционирующий мозг. У него была карьера, семья. Пока несчастный случай не изменил навсегда его жизнь. И после этого? Был ли подан иск против компании, грузовик которой едва не убил его? Что если это и есть связь Чарли с системой правосудия? Что если с ним нехорошо обошлись и он ненавидит тех, кто преуспел в этой системе? Мог ли Чарли Рэмси, чувак, который крадет анютины глазки лишь для того, чтобы увидеть мою улыбку, действительно быть убийцей?
Я закрыла глаза. Горло саднило. Я вспомнила, как Нил сказал: «Я тут кое-что проверил, и да, есть кое-что, на что тебе следует взглянуть. Сейчас отправлю».
Я вытащила ноутбук и начала открывать ссылки и вложения, присланные мне Нилом по электронной почте. Уже первая как будто протянула руку и схватила меня за горло.
Чарли Рэмси, звезда футбола Уинстонского университета, был обвинен в сексуальном насилии над однокурсницей в пятницу вечером в поместье семейства Рэмси недалеко от Итаки. Ордер на обыск дома был выдан после того, как девушка из группы поддержки университетской футбольной команды сообщила в местную полицию, что ей дали наркотики и потому она была не в состоянии заниматься сексом по обоюдному согласию.
В жалобе также были названы еще два игрока.
Статье из местной газеты было более двадцати лет. Я перешла к следующей ссылке.
Звезда футбольной «Лиги плюща» обвинен в хулиганском нападении.
Ожидается, что последуют обвинения в изнасиловании.
И следующая:
Звездный игрок покидает футбол со средним баллом 4,0 ради изучения биомедицинской инженерии.
В последней статье имелась фотография. Это был не тот Чарли, которого я знала, но не было никаких сомнений, что это Чарли Рэмси в молодости — сильный и красивый, улыбающийся, прижимающий к груди в форменном свитере оранжевый шлем. Были и другие статьи, в которых подробно описывалась его непростая карьера в студенческом футболе. В них упоминалось о трех обвинениях в изнасиловании — два урегулированы во внесудебном порядке, одно отозвано. Еще были два обвинения в хулиганском нападении — одно из них принесло ему восемнадцать часов общественных работ за то, что на светофоре он пробил кулаком окно чьей-то машины.
Нил приложил копии судебных документов, содержащих проект мирового соглашения между университетом и семнадцатилетней девушкой, утверждавшей, что Чарли изнасиловал ее, когда она отказалась от секса с ним на университетской вечеринке. Год спустя еще одно такое соглашение было заключено между семьей Рэмси и другой молодой женщиной. Потом в репортажах о Чарли наступил долгий перерыв. Пять лет прошло без заголовков, после того как семья Рэмси урегулировала последний судебный иск с помощью чека от семейного фонда на 300 000 долларов. В следующей статье сообщалось, что родители Чарли погибли в результате крушения частного самолета в северной части штата Нью-Йорк. Чарли стал единственным наследником внушительного состояния. Он сказал Нилу, что хотел воспользоваться моим компьютером, чтобы отправить электронное письмо своим родным. Очередная ложь.
Местная звезда футбола винит в своих проблемах легкую атлетику.
Эта статья вышла восемь лет спустя и повествовала о его беспокойном прошлом, проблемах с наркотиками и алкоголем, столкновениях с законом, последующем выздоровлении, утрате родителей и, наконец, о том, как он сумел кардинально изменить свою жизнь. Чарли успешно освоил магистерскую программу и даже защитил диссертацию по биомедицинской инженерии.
На момент публикации этой истории он готовился переехать вместе с женой и двумя маленькими детьми в Атланту, где ему предложили работу в области разработки биомедицинских продуктов. Его специальностью был дизайн тканей и искусственной кожи. Но заголовки напоминали о его словах, что-де спортивные программы там поощряли культуру безответственности, наркотиков и насилия, и что адвокатов нанимали лишь затем, дабы те спасали игроков от светивших им неприятностей. На счету у звезд футбола были самые разные прегрешения, начиная от взлома и проникновения и кончая хулиганскими нападением и изнасилованиями. Газеты цитировали его слова: «Не важно, покинешь ли ты университет наркозависимым или умственно и физически сломленным стероидами. Не важно, уйдешь ли ты, так и не получив образования и потом не сможешь нормально функционировать в обществе. Главное, чтобы ты хорошо играл. Мне потребовались годы, чтобы найти себя и обрести душевный покой».
Еще один крошечный материал всплыл пару лет спустя. В разделе «Жизнь» газеты «Атланта джорнал конститьюшн» была опубликована статья о старом друге по колледжу, ищущем Чарли после того, как он узнал, что в результате несчастного случая тот стал инвалидом и для него наступили тяжелые времена. Статья была двухлетней давности. В ней кратко упоминалась футбольная карьера Чарли в колледже, но основной упор был сделан на его сотрудничестве в университете с сосудистым хирургом, разрабатывавшим искусственную кожу и искусственные сердечные клапаны для сосудистых трансплантатов. «Все знали, сколь значителен будет вклад Чарли в проектирование артерий и создание искусственных тканей. Он мог спасти множество жизней».
Я задумалась об этом, и мне стало ужасно грустно. Следующим вложением был иск. Чарльз Э. Рэмси против Уэллса Фарго в