Под руководством профессора Манта я проводил первое в жизни вскрытие жертвы убийства вместе со своим облаченным в дизайнерскую одежду ассистентом и осознал, насколько сильно во мне нуждаются. Я понял, что никто из подходящих для этой работы людей за нее в жизни не возьмется из-за плохой репутации нашего морга. Профессор Мант больше не сможет никого попросить помочь, когда его будет подводить спина, ведь он никому не доверял так, как мне.
Я был нужен моргу.
Я был нужен мертвым.
Я вернулся домой с так и не отправленным заявлением на увольнение в кармане пиджака.
– А что мне еще делать? – сказал я отчаявшейся Венди. – Ни в один другой морг меня теперь не возьмут, а больше я ничего не умею. Мы лишимся этой квартиры и не сможем оплачивать аренду без постоянного заработка. Мне придется остаться и надеяться, что все образуется.
17. Проблема с Пекхэмом
Декабрь 1986 года
Обычно рассвет в Пекхэме – этот не тот вид, что будоражит душу, и сегодняшний день не был исключением. К мрачной серости бетона микрорайона Северный Пекхэм[38], с его темными лестничными клетками и коридорами, граффити с орфографическими ошибками, огромными переполненными мусорными контейнерами, неприятными запахами и катастрофической нехваткой зелени, добавился вид констебля, срыгивающего в какие-то тщедушные кусты, увядавшие у входа в пятиэтажку.
Мы с профессором Мантом регулярно бывали на местах преступлений в пределах так называемого Бермондского треугольника, который простирается от Лондонского моста до Пекхэма и идет обратно по Олд-Кент-Роуд к Бермондси. Это место назвали в честь Бермудского треугольника из-за большого количества необъяснимых пропаж имущества и людей в его границах.
Исторически сложилось, что криминал в Саутуарке был развит примерно так же, как политика в Вестминстере. Этот район славился своей преступностью еще со времен, когда Генрих VIII запретил проституцию в 1546 году, вынудив развитую секс-индустрию Саутуарка XVI века уйти в подполье.
С тех самых пор Саутуарк и Ламбет считались позорными придатками Серверного Лондона, привлекавшими самых отъявленных негодяев. К моменту наступления викторианской эпохи Южный Лондон стал пристанищем для самых гадких индустрий: кожевенных заводов, клееварен, свалок, психиатрических лечебниц и тюрем, а также, что было неудивительно, для преступности.
Саутуарк остается «рудным» боро[39] для лондонской полиции и по сей день, однако в 1980-х он был сродни Дикому Западу. Как однажды сказал эксперт с четвертой радиостанции: «В Северном Лондоне мы ставим синие таблички, чтобы чтить память когда-то живших в этих зданиях великих людей. В Южном же Лондоне вместо них висят эти желтые доски – ну вы знаете, про убийства, поножовщины, изнасилования, призывы к свидетелям преступлений, в общем, подобные штуки».
Чаще всего, пожалуй, меня вызывали на место убийства именно в микрорайон Северный Пекхэм и его окрестности.
Северный Пекхэм был одним из самых бедных районов во всей Западной Европе. Будучи крупнейшим из пяти микрорайонов муниципальной застройки Пекхэма, он состоял из 65 пятиэтажек более чем на 40 акрах земли, в которых располагалось почти полторы тысячи квартир. Когда он был построен в середине 1960-х, его провозгласили видением будущего, первоклассным примером «улиц в небе». Якобы это экономичный способ использования пространства, идеальная среда для лондонских бедняков. Разумеется, такое видение осталось исключительно в мечтах архитекторов и проектировщиков, и в 1980-х местные жители регулярно становились жертвами поджогов, краж со взломом и уличных ограблений. Всего за одну неделю в 1987 году полиция зафиксировала 70 случаев разбоя.
Район Лондона, в котором находился наш морг, был известен своей преступностью еще с середины XVI века.
В то время уровень безработицы в Пекхэме составлял 31 процент (самый высокий в Лондоне), тогда как для жителей в возрасте от шестнадцати до девятнадцати лет он достигал умопомрачительных шестидесяти двух процентов. Как сказала местный советник по вопросам занятости Мэри Эллери: «Безработица выбила из людей все дерьмо. Консультанты по профориентации приходили с плохими новостями в школу, когда детям было четырнадцать, и с того момента они знали, что смысла стараться нет. Нужно лишь научиться писать свое имя да знать, как получить пособие. Если ты старше сорока, то ты в полном дерьме».
В этом контексте кражи, на которых можно было зарабатывать сотни фунтов в неделю (обычный рабочий или сотрудник магазина получал в неделю фунтов 40–50), были заманчивой возможностью, равно как и ограбления банков или инкассаторов. Кроме того, относительно недавно расцвела торговля тяжелыми наркотиками, на которой можно было сколотить целое состояние. Помимо марихуаны, амфетамина и героина, в середине 1980-х в Англию начал поступать новый дешевый и вызывающий сильную зависимость наркотик под названием крэк. Так как жители Северного Пекхэма при первой возможности оттуда съезжали, в домах селились сквоттеры (которые зачастую были наркоторговцами). Вскоре на крэк подсели многие местные, и, нуждаясь в огромном количестве денег на удовлетворение своих ежедневных потребностей (в день на крэк у одного наркомана могло уходить от ста до трехсот фунтов), наркоманы вовсю занялись кражами и разбоем.
В ответ на всплеск преступности городской совет установил решетки на окнах первых этажей, а также обеспечил жителей бронированными дверями. Подобные меры, может, и помогли в предотвращении краж со взломом, но придали этому месту еще более зловещий вид, а в некоторых случаях помогли торговцам крэка укрепить свои логова. К середине 1980-х многие жители считали, что единственным решением был полный снос, однако, поскольку в очереди на жилье в Саутуарке стояло двадцать четыре тысячи человек, это посчитали невозможным – не стоит к тому же забывать, что в то время муниципалитет был почти банкротом (у районных властей не было денег даже на то, чтобы выселить сквоттеров). В 1979 году бюджет Саутуарка на содержание тридцати шести тысяч домов составлял шестьдесят миллионов фунтов. В 1980-х премьер-министр Маргарет Тэтчер запустила программу жесткой экономии, в результате которой бюджет Саутуарка урезали до двадцати восьми миллионов. В довершение ко всему, благодаря упраздненному по указу Маргарет Тэтчер Совету Большого Лондона, Саутуарку пришлось взять на себя заботу еще о двадцати шести тысячах зданий.
Нас встретил старший инспектор Мелвин, и вместе мы забрались по темной лестнице (лифты не работали) на третий этаж, остановившись у первой квартиры слева. На лестничной клетке с недовольным видом стояли жители дома: место преступления преграждало им проход в собственные квартиры.
– Соседи вызвали нас, когда увидели выбитую входную дверь, – сообщил Мелвин, закуривая сигарету. – Она была закрыта, но висела под странным углом. Констебли думали, что это очередная кража, но в ванной обнаружили тело. Видок не из приятных.
– Мы так и подумали по реакции вашего коллеги, – сказал профессор Мант.
Мелвин повел нас внутрь, и, следуя за ним, я обратил внимание, что находившаяся слева от нас кухня была пустой, не считая всякого барахла на столе, наверняка использовавшегося для расфасовки наркотиков: электронных весов, ножа, полиэтиленовой пленки, а также нескольких разбросанных на полу монет. Единственными следами пищи были две коробки из-под фастфуда – вероятно, это был последний ужин жертвы. Когда мы прошли дальше по коридору, я увидел кровавые разводы на стене. Застеленный ковром пол был весь испачканный и в пятнах. Далее располагалась гостиная. Она была темной и грязной, с сильным запахом сырости и гниющего ковра. Я увидел банки из-под пива на полу, а еще принадлежности для расфасовки наркотиков на импровизированном столике, представлявшем собой деревянный поддон с лежащей поверх него половиной двери.
– У жильцов его смерть особого сочувствия не вызвала, – заметил Мелвин, ведя нас вверх по лестнице. – Известный наркоторговец. Судя по всему, он подсадил на крэк немало людей. Местные были от него в ужасе.
Когда мы дошли до двери в ванную, Мелвин отошел в сторону.
Я заглянул в ванну: два небольших бело-розовых шарика плавали на поверхности воды между ног жертвы. Это были его яички, отрезанные от мошонки.
Ванная комната была небольшой: меньше двух метров в ширину и чуть больше двух в длину. Я увидел руку жертвы, перевешенную через край ванны, в которой он лежал. Поднявшись на цыпочки, чтобы заглянуть через плечо профессору Манту, я обнаружил розовую от крови, но совершенно прозрачную воду. Два небольших бело-розовых шарика плавали на поверхности воды между ног жертвы. Это были его яички, отрезанные от мошонки. Профессор Мант с трудом наклонился, неуклюже перегнувшись через край ванны.
– Не против, если я спущу воду? – спросил он.
– Безусловно.
Когда розовая вода стекла, травмы мужчины стали отчетливо видны.
– Его многократно ударили ножом в область сердца, – сказал профессор Мант. – Безо всякого сомнения, убийца хотел его прикончить. Судя по количеству крови, я бы сказал, что кастрировали его уже после смерти.
– Мы думаем, что это дело рук другого торговца наркотиками, его конкурента, – сообщил Мелвин. – Торговля крэком сейчас процветает. Этот парень с Ямайки, и на родине его разыскивала полиция. Самую большую опасность представляем не мы, а конкуренты. Я никогда ничего подобного не видел: они без задней мысли стреляют, режут и избивают друг друга до смерти.
Жертва убийства был ярди[40] и уже скрывался от американской и ямайской полиции. Они начали прибывать в Англию пачками, готовые прилично заработать на крэке, – тогда еще новинке в нашей стране. Ямайка была перевалочным пунктом для кокаина, направлявшегося из Южной в Северную Америку. С появлением легко производимого крэка, который вызывает сильную зависимость и стоит дешевле остальных тяжелых наркотиков, ярди, оставшиеся в Англии без семейных связей, увидели возможность по-быстрому разбогатеть. Кроме того, им нравился тот факт, что английские полицейские не носили оружие.