– А ну-ка, покажите мне пункт про Рай!
– Вот, пожалуйста, вот здесь, видите?
– Ничего не вижу! Тут написано, что мне предоставляется два выходных дня, которыми я могу распоряжаться по своему усмотрению.
– Ну вот, значит…
– Ничего это не значит. Берите перо и добавляйте пункт, что каждые выходные утром вы – лично вы, понятно? – отправляете меня в Рай, и забираете утром, через два дня, в начале рабочей недели.
Черт завыл от досады. Он забегал по комнате, начал причитать, что не имеет права изменять договор, что это стандартный бланк, что все вот просто подписывают, и никто ничего не требует. Я молча наблюдала. Поломавшись еще минут пять, черт угомонился. Взял перо и вписал в договор то, на чем я настаивала. Потом вручил мне перо, уважительно поглядел в глаза и сказал:
– Я чувствую, мы сработаемся.
– Так я очутилась здесь, – продолжила Марина. – Работа оказалось несложной, да и к жизни в общаге тоже можно было привыкнуть. В конце концов, я не за этим здесь оказалась. У меня была конкретная цель. В первый же выходной день я отправилась к Евлампию и потребовала отправить меня в Рай. Он принял меня очень тепло: мол, здравствуйте Мариночка, прошу вас проходите, присаживайтесь. Вы насчет поездки в Рай? Да, да, конечно, у меня уже все готово. Только вас и ждал. Пожалуйста, закройте глазки, а когда их откроете, вы уже будете в Раю. Кхе, кхе…
– И ты увиделась с Женькой? – спросил я.
– Какое там! Ты ведь знаешь Евлампия! Он не мог напрямую нарушить договор, но пакость, конечно же, устроил, и еще какую! По договору он был обязан отправить меня в Рай на все выходные. Он это и сделал. Он, действительно, отправил меня в Рай. Но в какой! Более дурацкого места в Раю, похоже, не найти. Это был Рай какой-то страшно древней общины. Эти бедняги на Земле жили в совершенно жутком месте, оторванные от всего человечества. Место было мало приспособлено для жизни, и они все свое время тратили на то, чтобы просто физически выжить. Мало того, что им самим приходилось производить буквально все необходимое, климат там был ужасный, а земля в основном – камень да болота. Они до посинения обрабатывали крохотные клочки почвы, их и полями-то нельзя было назвать. А когда кончались работы в поле, они укрепляли и утепляли свои примитивные хижины, шили одежду, готовили еду, – в общем, хлопот у них была целая куча. Вкалывали они по двадцать часов в день, без выходных и праздников. Работали бы и больше, но приходилось все же тратить четыре часа в день на еду и сон. А теперь попробуй представить, какой Рай они могли для себя придумать!..
– Наверное, что-то очень примитивное.
– Ты просто гигант мысли! Не поверишь, они не могли даже вообразить, что может быть другая жизнь, без бесконечной борьбы за существование. Пределом их мечтаний оказалась деревня с теплыми сухими домами, окруженная полями с нормальной плодородной почвой. И подходящий климат. Они по-прежнему каждый день работают изо всех сил, но только по восемь часов в день. Представляешь, восьмичасовой рабочий день, как предел мечтаний! Остальное время они валяются на лавках в доме. Самым интеллектуальным развлечением, которое я у них обнаружила – это поковыряться в носу, скатать найденное в шарик и щелчком запустить в соседа. Если удавалось попасть, то это вызывало бурю восторга у окружающих.
– А почему ты не ушла оттуда?
– Они полностью изолированы. Как наша общага. Они уверены, что кроме них больше никого не существует. Вернее, они никогда и не задумывались над этим. Некогда было. А самостоятельно перемещаться я тогда еще не умела. И я как дура проторчала там два дня. Пришлось еще и пахать вместе с ними. Когда я говорю пахать, то имею в виду именно вспахивание поля какой-то примитивной палкой-ковырялкой.
– Ой, не завидую я Евлампию, когда ты вернулась.
– Я даже не устраивала скандал. На работу я все следующую неделю не выходила, а с Евлампием просто не разговаривала. Первый день вообще провела в ванне. Мне все казалось, что я никогда не отмоюсь. Насекомых на этих древних трудоголиках, конечно же, не было, но сам понимаешь, какие они были грязные. Брр, до сих пор не могу вспомнить без содрогания. К следующим выходным я была уже в состоянии самостоятельно передвигаться здесь: и по Аду, и по Раю. Я нашла Женьку, и в течение целого месяца каждую неделю имела по два дня полного, абсолютного счастья. Ради этих двух дней в неделю я и жила в общаге и работала на чертей.
– Но почему ты все время говоришь об этом в прошедшем времени?
– О том и речь. Все повторилось и здесь. Сегодня я не застала его на обычном месте, весь день искала и не могла найти. Только к вечеру узнала, что его больше нет в Раю. Видишь ли, те, кто все это устроил, вовсе не расценивают Рай и Ад, как место последнего, окончательного пребывания человеческой души. Время от времени они вытаскивают оттуда отдельные личности и переводят их, как они выражаются, на следующий уровень существования. Это случается далеко не со всеми. Женька, видимо, чем-то их заинтересовал.
– Понимаю. Это в первую очередь говорит о том, что твой Женька – личность незаурядная.
– Я это и без них знаю. С самого первого взгляда на него поняла. Но неужели нельзя было подождать? Почему его у меня все время отнимают?
Я не нашелся, что ответить. Да и что можно было сказать в такой ситуации? Найти и снова потерять любимого – что может быть тяжелее? Но когда такое случается не где-нибудь, а в Раю, – это просто немыслимо. Тем не менее, вот она, Марина, сидит передо мной, и все еще шмыгает носом.
– И что же будет теперь? – спросил я.
– Ничего больше не будет. Я очень хорошо знаю, что меня ждет после смерти, сама планировала наказания таким, как я. Так что сюда я не тороплюсь. Завтра же распрощаюсь с Евлампием и Тихоном, и вернусь обратно на Землю. Буду выжимать из свекра с мужем все положенные мне материальные и духовные блага. Проживу остаток жизни в свое удовольствие. Мне теперь ничто не страшно. И ничто не интересно. От меня осталась пустая оболочка. Вот пусть она и живет на Земле, как положено.
С этими словами Марина поднялась со скамейки, чмокнула меня в щеку на прощание и ушла. Я остался один перед входом в подъезд. Заходить в общежитие я не стал, а свернул за угол, подошел к телефонной будке, и в скором времени был у себя дома. День оказался слишком насыщен событиями, чтобы я мог нормально соображать. Меня хватило только на то, чтобы ополоснуться в душе и добраться до кровати в ближайшей спальне. Я даже не помню, как разделся и лег…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 13
Высокие ноздреватые сугробы по сторонам
крыльца были утыканы разноцветными лыжами -
я насчитал семь штук, одна была с ботинком.
С крыши свисали мутные гофрированные
сосульки толщиной с руку.
Несмотря на все происшествия вчерашнего дня, я проснулся рано утром выспавшийся и свежий. Смутно вспоминался сон, добрый и очень важный. Но думать о нем не хотелось. Потянувшись и выбравшись из постели, я почувствовал неодолимый зуд немедленно действовать. Сегодня был мой второй выходной день на Том Свете, и я не собирался терять из него ни минуты. В рабочие дни рано вставать – настоящая мука для меня. Но во время отпуска со мной происходит перевоплощение. Я вскакиваю, как заведенный, с восходом солнца, ощущая сильнейшую потребность немедленно куда-нибудь отправиться. Ощущение того, что я бездарно просыпаю свое собственное личное время, предназначенное исключительно для моего отдыха и развлечений, раздирает мне душу. Если бы было возможно, я бы вообще не спал в выходные и весь отпуск.
Я выглянул в окно. Ночью похолодало и выпал снег. Я торопливо оделся, выскочил из дома, и некоторое время стоял на крыльце, наслаждаясь морозной прелестью раннего зимнего утра. Всюду лежал снег, не потревоженный ни чьими следами. Покрытые инеем сосны стояли на страже этого белого великолепия, как мрачные, рано поседевшие на воинской службе ветераны старой гвардии. Ветра не было, и вокруг стояла такая поразительная тишина, что, казалось, было слышно, как зажигаются искры на льдинках, отражавших лучи низкого утреннего зимнего солнышка.
Я решил устроить себе праздник. Настоящий выходной в горах на лыжах. Я вернулся в дом. Лыжи, как я и ожидал, стояли в небольшой кладовой недалеко от входа, в коридоре. Я застегнул крепления, выпрямился, и прямо от крыльца съехал к станции подъемника. При моем приближении он включился. Но кресла не двигались с места, лишь слегка покачивались на натянутом тросе. Это была моя детская мечта – персональная канатка, без очереди, и чтобы кресла ждали пока я сяду. Нисколько не сомневаясь, что так и будет, я подъехал к ближайшему креслу и уселся. «Давай!» – крикнул я неизвестно кому. Канатка послушалась и мягко тронулась, постепенно набирая ход. Через несколько минут я оказался на вершине. Подъемник услужливо притормозил, а затем и вовсе остановился. Я нахально посидел в кресле еще пару минут, болтая ногами в воздухе и привыкая к роли единоличного хозяина всего окружающего. Заодно я проникался чувством, что кроме этого услужливого подъемника мне принадлежит и вся гора, и вообще весь этот мир. Небольшой, но гармоничный, законченный, и очень симпатичный.
Я спрыгнул с кресла и уже на лыжах добрался до самой вершины. Там я остановился и осмотрелся вокруг. Передо мной открылась панорама моих владений: заснеженный склон горы; лес у ее подножия, в котором прятался дом; побелевший за ночь луг и замерзший ручей еще ниже. Я не удивился, что только вчера все это возникло по моей воле из серого ничто, а только удовлетворенно осмотрел результат своей работы, и радостно рассмеялся. То, что вчера казалось мне откровением и сложнейшей магией, сегодня выглядело забавой, подходящей разве для шестиклассника. Я знал, что способен на большее.