– Ладно, проехали! Рассказывай дальше. На чем ты там остановился? Кажется, на том, как решил нагрянуть в ночное дежурство.
– Ну да. – Толик сделал глоток пива и продолжил свою исповедь. Его голос опять зазвучал спокойно, и даже строй речи изменился: – Я заранее выбрал этот день, хорошо подготовился. Но утром ко мне пришел Борька, у него трубу прорвало, а ему позарез нужно было попасть к своему психиатру. Попросил дождаться слесаря, дал ключ от квартиры. Мне нужно было на работу, да и совсем не до того. Но он так просил, что отказать я не мог. Потом пришел ты. Помнишь, я тебя еще за слесаря принял? – Толик рассмеялся. – А ты объяснил, что частный детектив, Борькин знакомый. Не знаю, что на меня тогда нашло, вообще-то я не такой, но тут разболтался, как баба, всю информацию про Борьку слил. Аж самому противно стало. Но потом, вечером, когда все это случилось, обрадовался, что все так сошлось. Это ты навел меня на мысль Борьку подставить.
– Я?! – От возмущения я подавился пивом, мне захотелось съездить Толику по морде, не знаю уж, как сдержался.
– Ну, не то, что ты, а наша встреча и разговор про Борьку. Если бы не это, мне бы не пришло в голову на него убийство свалить.
– Значит, убийство все-таки было! – подловил я Толика.
– Не было! – испугался он. – Я не это имел в виду. Я имел в виду, что подумают, что это убийство, – забормотал, совершенно сбившись, Толик.
– Не было убийства? – иезуитски ласковым тоном спросил я. – А что же было?
– Так я тебе говорю, сам он копыта откинул.
– То есть сам себе проломил голову? – так же ласково уточнил я.
– Ну да. – Толик задумчиво почесал подбородок. – Тут такая странная штука вышла. Я зашел в кабинет, Сотников сидел за компьютером, что-то настукивал, был весь в работе, так что не сразу меня заметил. Я к нему. Он быстренько закрыл файл и, знаешь, таким докторским строгим голосом спросил: «Кто вы такой и что вам здесь надо?» Не узнал, значит, или не захотел узнать. Ну, тут я вытаскиваю пистолет и навожу на него. «Заорешь, – говорю, – убью». Я думал слегка припугнуть и перейти к делу, а он струсил так, что чуть не обделался. Вскочил, за стол схватился, уронил Алькину фотку в рамке, потом бросился от меня к двери. Рожа бледная. Но дверь я закрыл, как вошел, и ключи в карман положил. Бежать ему было некуда, а кричать не посмел. Я за ним с пистолетом. Он от меня попятился, а сам все бледнее и бледнее становится. А потом говорит, что так и знал, что его сегодня убьют. Сам уже до стеллажа с папками допятился. Ну, я ему пистолетом в грудь ткнул и спрашиваю: «Что ты сделал с моим отцом?» Тут он и кувыркнулся.
– Как это, кувыркнулся? – не понял я.
– Ну, грохнулся. Башкой об угол стеллажа треснулся. Лежит и не дышит. Ну, тут я сам чуть рядом не лег. Прикинь, я его пальцем не тронул, а он того. Сижу, не знаю, что делать, а у него кровь из затылка лужей собирается. Сначала я хотел позвать кого-нибудь. Но потом, думаю, кто мне поверит, что это не я его? Короче, стал соображать, как из беды выходить. Тут и вспомнил тебя, вспомнил, как про Борьку рассказывал. Подумал, это судьба подсказала так разболтаться. Ну, решил подстроить, как будто бы он убил.
– Часы перевел и разбил, пиджак на Сотникова напялил, – проговорил я. Анатолий выпучил глаза и в каком-то мистическом ужасе на меня уставился.
– Откуда ты знаешь? – шепотом, как будто нас могут подслушать, спросил он, немного придя в себя. – Там что, камера была?
Я сделал неопределенный жест: понимай как знаешь.
– Да нет, – Толик потряс головой, – не могло там быть камеры, иначе меня бы уж забрали. Но как ты узнал?
Я повторил свой неопределенный жест и не стал ничего объяснять.
– Рассказывай дальше.
Толик, не отрывая от меня испуганного взгляда, послушно продолжил:
– Когда все было готово, нашел в Интернете телефон твоего агентства, оно, кстати, единственное, которое круглосуточный телефон дает.
– Я в курсе.
– Ну да. – Толик вздохнул и потянулся к баночке с пивом, но почему-то вдруг пить передумал, даже руку испуганно отдернул. – Ну вот, – каким-то выдохшимся голосом продолжил он, – позвонил тебе, как бы это Сотников. Но ты меня обломал. Никак не ожидал, что ты сразу решишь приехать. Вся моя задумка летела к черту. Я ведь что собирался сделать? Переставить часы, чтобы смерть этого подонка совпала со временем Борькиных прогулок. А потом мне еще лучше мысль пришла: поставить часы на то время, когда Борьке из больницы позвонили. Как только менты выйдут на него, сразу узнают, что он псих, а у психов всегда какие-то особые ритуалы. Но как ты догадался про часы? Я ведь их на место повесил. И пиджак тоже… – Он печально вздохнул и посмотрел на меня уже не со страхом, а с каким-то необыкновенным уважением. – Соображаешь!
Мне неприятна была его похвала, и вообще весь он стал мне как-то противен. Захотелось поскорее закончить разговор – и так было все ясно. Но Толик почему-то разговорился и никак не мог остановиться.
– В общем, ты меня обломал. Нужно было все возвращать назад и поскорее уносить ноги. Дверь я решил закрыть и ключи унести, думал, может, ты постучишь и уйдешь. В клинику я прошел через черный ход. Еще в прошлом году позаимствовал у Борьки отмычку – забыл ключ от квартиры, – но так и не отдал. Сейчас она мне как раз и пригодилась. Ушел тоже через черный ход. Никто меня вроде не видел. Около двенадцати уже был у Альки. На следующий день подбросил Борьке связку ключей. И все бы прошло хорошо, только менты, сволочи, с каких-то пряников стали не Борьку, а ее в убийстве подозревать. Ну и пришлось усугублять ситуацию.
– Ну да, фальшивый список пациентов Сотникова, нападение в подъезде.
– Вот-вот! – непонятно чему обрадовался Толик. – Неплохо придумано, да?
– Плохо! – отрезал я и брезгливо поморщился.
– Труднее всего было раздобыть Борькину кровь, – хвастливо продолжал Толик, не замечая моей реакции. – Но тут я решил сыграть на Борькиной фобии. Он крови боится. Как-то уже был такой случай. Борька порезал палец, сильно, кровищи было! – Толик закатил глаза. – Так с ним истерика случилась, прибежал ко мне, я его перебинтовал. Вот и тут, думаю, если сильно порежется, прибежит. Лезвие в станке он менял редко по этой же причине – порезаться боялся. Месяцами одним и тем же брился. Не знаю, как оно вообще что-то брало. Я лезвие и подменил. Зашел ночью в субботу, когда Борька на прогулку отправился, и подменил.
– Почему именно в субботу? – хмуро спросил я.
– Ну как же? Бреются-то люди утром. А Борькино утро начинается, когда у людей уже день давно. В это время я на работе. Вот и подгадал, чтобы вышло на воскресенье. И все получилось так, как я думал. Часиков в двенадцать он явился ко мне, а я уже все подготовил: пакетик и особую синтетическую вату, чтобы его обрабатывать.
– Почему синтетическую? – не понял я.
– Из нее проще выжать жидкость. Я проверял. В общем, обработал раны, а вату, пропитанную кровью, незаметно в пакетик положил. Мы еще немного посидели, и Борька ушел. А я набрал номер домашнего телефона Альки, убедился, что она дома, и двинулся к ней. Представляю, как она испугалась, когда я замок ковырять стал! – Толик хохотнул. – Мне ее жалко, конечно, было, но тут уж ничего не поделаешь.
– А если бы она не испугалась, открыла дверь?
– Не, не открыла бы. Я ведь понимал, что испугается. Да и какая бы баба на ее месте не струсила? Особенно после того, как ее пытались задушить? – Он опять рассмеялся, но как-то напряженно. – Я старался понежнее ее душить. Хотя к тому времени, как вас дождался, готов был задушить по-настоящему. Мне часа три пришлось торчать в подъезде, в темноте. Весь взмок. Жара, а мне пришлось под Борькину рубашку еще дождевик поддеть.
– Дождевик?
– Ну да, чтобы своих следов не оставить. Эпидермис там и все такое.
– И откуда у тебя такие познания, грамотный ты мой? – насмешливо спросил я. Но Толик не обиделся, а с гордостью объяснил.
– Я год на юрфаке отучился. Мог, между прочим, тоже, как ты, частным детективом стать.
– Что ж не стал?
– Не сложилось. – Толик вдруг загрустил. Недополученное юридическое образование, что ли, его так удручило? – Ну вот. А как Борьку взяли, понял, что все срослось. Но… не знаю… как-то не успокоился. Наоборот. Думал, к тебе прийти в агентство, попросить, чтобы помог.
– И как, интересно, я бы тебе помог?
– У тебя, как я понял, знакомства в прокуратуре. Думал, если расскажу все, как было, сможешь словечко замолвить. Тебе-то больше поверят. Ну, или там, дать кому надо.
– Что дать? Взятку?
– Ну да.
– Ты просто идиот!
Удивляюсь, как я смог сдержаться, чтобы не дать Толику по его глупой роже. Он допил пиво, открыл новую банку, предложил мне, но я отказался, испытывая такое же отвращение к Толикову пиву, как и к нему самому. Наверное, теперь никогда не смогу в рот взять эту марку, хотя раньше мне она нравилась. Немецкое, темное «Шпатен Мюнхен». Я стал вспоминать, где и когда попробовал его в первый раз, чтобы как-то отвлечься, успокоиться, набраться сил на продолжение разговора, но, когда вспомнил, разозлился еще больше. В баре «Нептун», где же еще? «Нептун» повлек за собой самые неприятные ассоциации. Теперь без содрогания я даже вспоминать его не могу, а ведь это было наше с Полиной почти сокровенное место. И все из-за Толика. Он во всем виноват. Если бы не Толик, я никогда не познакомился бы с Алевтиной, и не было того, что было.
– А тебе не жалко было Бориса?! – закричал я, в бешенстве сметая со стола пустые банки. Они с неприятным звуком посыпались на пол. Не зная, как еще утолить свой гнев, я схватил Толика за грудки и начал трясти, изливая на него всю свою ненависть, все свое отчаяние. Я понимал, что веду себя как последний идиот, что злюсь не из-за Бориса, во всяком случае, не только из-за него, что попросту пытаюсь переложить на Толика свою вину за измену.
– Жалко! – выкрикнул Толик – голос смешно вибрировал, потому что я продолжал его трясти. Мне стало противно. Я его отпустил. Ярость прошла. И силы кончились. Я опустился на табуретку. Толик, вместо того чтобы дать сдачи, сел рядом и вполне миролюбиво на меня посмотрел. – Жалко, – повторил он. – Но что было делать? Я подумал, Борьку ведь не посадят. Отправят на принудительное лечение, и все. Он и так в психбольнице почти прописался. Сильно ничего не изменится. Лучше скажи, как мне теперь быть? Ты мне поможешь? Я могу заплатить. Квартиру заложу и заплачу сколько надо.