Сед упорно отказывалась оставаться в поселении Нака, деля со мной лежанку во временной хижине, построенной недалеко от основного лагеря. Сейчас она хлопотала, снимая с вертела жареное мясо и помешивая в котелке рыбный суп.
Первым появился Александров, бросивший в мою сторону осторожный взгляд, когда водружал на землю горшок с самогоном. Тиландер появился лишь спустя полчаса, ему пришлось догонять нас с физиком, выпив две штрафные. Спиртное развязало язык американцу, и он начал с воодушевлением рассказывать о планах постройки полноценной трехмачтовой шхуны по образцу клиппера.
— Ишь, как его понесло, забористый самогончик, — усмехнулся Александров, разливая свое мутное пойло.
— Владимир Валентинович, для вас это последняя, — предупредил тестя тоном, не терпящим возражения.
— Как скажешь, сынок, я ведь тебе как папа. А почему ты меня папой не называешь? — икнув, заплетающимся языком спросил профессор.
— Папой пусть вас невестка называет, если она у вас есть. Вы мне тесть, и я вас уважаю. Но отец у меня один, и он остался в другой Вселенной, так что вопрос закрыт, — я опрокинул ядреную жидкость в горло и закусил мясом.
— Завтра утром мы с Тиландером отплываем. Сед останется с вами, вернусь ранней весной с новой партией переселенцев. Вы, Владимир Валентинович, остаетесь за старшего, все мои люди будут вас слушаться беспрекословно. С вами останется Санчо, прислушивайтесь к его мнению, у него сильно развито шестое чувство. А сейчас нам всем пора спать, утро предстоит напряженное.
Мне ответил только храп: Санчо, Тиландер и Александров уже спали, соревнуясь кто сильнее захрапит.
Глава 18. Плохие вести с юга
Утром, пришлось будить нерадивых собутыльников не желавших просыпаться. Первым оклемался американец, выслушав указания насчет отъезда, просветлел лицом. Александров наоборот был мрачен, пытался отговорить меня от поездки, мотивируя тем, что мое присутствие в Макселе стимулирует работу. Сед тоже хотела плыть, но под грозным взглядом осеклась. Прижавшись ко мне всем телом, горячо шептала на ухо, чтобы возвращался быстрее. Труднее всегооказалось успокоить Санчо: гигант в ярости отшвырнул проходившего мимо рабочего. Хорошо, обошлось без травм, но возле меня и неандертальца образовалось безлюдное пространство. Видевшие судьбу случайного прохожего, все отошли от греха подальше.
Чтобы успокоить Санчо, пришлось установить телепатическую связь: превозмогая боль, мысленно нарисовал разрушенный и разграбленный в мое отсутствие Максель. И самое главное — окровавленный труп Сед, лежащий прямо у горящих хижин.
— Га (я должен защищать ее, она в опасности)?
— Ха (ее и наше поселение), — отключившись из телепатического сеанса, почувствовал, как подкашиваются ноги и в виски словно Рам молотом бьет.
— Ха, Гаа (я защищу ее. Кто защитит тебя без меня)? — Санчо смотрел в упор, пронизывая меня взглядом глубоких бездонных карих глаз.
— Ха, Бер (все хорошо, со мной будет Бер).
Санчо грустно вздохнул, все эти дни он с увлечением работал, ворочая огромные камни. Порой работа останавливалась, ошеломленные люди смотрели, как неандерталец поднимает валун неподъемный даже для троих или четверых. Санчо, чувствуя внимание, дурачился, демонстрируя силу. Его подвиги не оставались незамеченными женской половиной временного лагеря: то одна, то другая женщина приглашала Санчо «на чашечку чая». Неандерталец возвращался утром и засыпал у входа в мою хижину порой даже не прикрывшись нормально. Каждое утро я начинал с ругани и гнал его мыться, но практически каждую ночь история с любвеобильным неандертальцем повторялась. Порой он мне напоминал колхозного быка-осеменителя, что с определенной целью держали в хозяйствах. Не удивлюсь, если через девять месяцев половина новорождённых окажется полукровками.
Пока Сед кормила нас завтраком, прибежал матрос с вестью, что «Стрела» готова к выходу в море. День с утравыдался солнечным, воздух прогрелся, словно летов самом разгаре. Санчо сидел насупленный, пару раздаже пытался проникнуть мне в голову, но я успевал мысленно абстрагироваться, блокируя его попытки. Убедившись, что ему придется остаться, неандерталец сдался. Единственная его просьба, с которой он смог проникнуть в мое сознание, была «вернуться поскорее».
— Я скоро вернусь, Санчо, ты даже не успеешь сказать «черничный пирог», — вспомнил обещание Бутча своей девушке из фильма «Криминальное Чтиво». Но Санчо фильм не смотрел, а словосочетание черничный пирог для него просто набор звуков. Он угрюмо посмотрел по сторонам и рыкнул на парочку любопытных детей, что подобрались к нему поближе. Детей словно ветром сдуло, а все окружающие рассмеялись, разряжая напряженную обстановку. Улыбнулся и неандерталец, окончательно смирившись, что в эту поездку я его не беру.
Тиландер нервно расхаживал по палубе «Стрелы», ожидая моего прихода.
— Герман, как там барометр, что показывает? — После последнего шторма, когда мы еле уцелели, я стал серьезно относиться к скачкам давления.
— Поднимается, — хмуро ответил американец, стуча ногтем по стеклу прибора.
— Слушай, тебе не угодишь: падает — ты недоволен, поднимается — ты хмуришься. Уж определись, Герман, — шутливо поддел я капитана. Но тот ответил очень серьезно:
— Если барометр поднимается, может установиться безветрие, а это значит, что мы будем болтаться в море, словно поплавок в озере, где нет клева.
— То есть вы будете неподвижно стоять на месте, — опередил меня профессор, поднявшийся со мной на борт.
— Да, — односложно подтвердил американец, критически осматривая такелаж. После придирчивой проверки Тиландер повернулся:
— Макс, мы готовы отплывать.
— Все, не буду вас задерживать, — заторопился Александров, обняв меня на прощание. Сед стояла на берегу едва сдерживая слезы.
— Сед, я скоро вернусь, береги себя, — послал жене воздушный поцелуй. Огромная фигура неандертальца частично заслонила ее, а сам Санчо, глумясь, вернул мне воздушный поцелуй вместо жены, вызвав хохот на шхуне и на берегу.
— Поехали, — гагаринской фразой дал команду на отплытие: матросы забегали, поднимая паруса, принимая «концы» с пристани. «Стрела» величаво отошла от пристани и медленно, влекомая течением, направилась в сторону моря. «Варяг» под управлением Мара повторил наш маневр, едва мы отошли от берега на сотню метров. Вначале хотел оставить второй корабль в Макселе, но Александров переубедил. Пока в использовании корабля нет особой нужды, а мне он мог пригодиться как транспорт для второй партии переселенцев.
Мар оказался необыкновенно талантливым мореходом: он учел факторы, снижавшие скорость корабля во время нашего первого дальнего похода. Обсудив с Тиландером преимущества косого паруса, Мар умудрился удлинить бушприт и натянуть второй треугольный парус, улучшив маневренность «Варяга». Эффективность нововведения я оценил сразу по выходу в море: дул несильный встречный ветер, но «Варяг» не отставал от «Стрелы».
Двое суток ветер постоянно менялся, но оба корабля продвигались вперед со средней скоростью шесть-восемь узлов.
Неприятности начались к полудню третьего дня: паруса «Стрелы» заполоскались на ветру, словно раненная чайка билась о воду, и безжизненно повисли. Барашки маленьких волн на море разгладились, только еле заметная рябь выдавала, что мы на море, а не на стеклянном покрытии.
— Штиль, — прокомментировал Тиландер, вынырнув из-под бизань мачты. Он оставил свой капитанский мостик на корме, чтобы пробраться ко мне.
— Как долгопродлится? — на мой вопрос американец пожал плечами:
— Барометр поднимался три дня, штиль может продержаться несколько дней, а может смениться ураганным ветром совсем неожиданно. В любом случае, в данный момент мы очень медленно дрейфуем в восточном направлении, пока течение несет нас в эту сторону, мы не стоим на месте.
— В восточном? — переспросил я капитана, — тогда нам по пути домой.
— Да, Макс, но скорость меньше узла. Мы еще можем попасть в мертвый штиль, где течения вообще нет.
— «Варяг» может уйти на веслах, — вспомнил про драккар, — но нам лучше держаться вместе.
Тиландер кивнул, соглашаясь с моим доводом. До самого вечера ничего не изменилось, бросив лаг, американец грустно констатировал, что мы не движемся. Паруса уныло висели на мачтах, даже флагшток бессильно повис, не шевелясь из-за отсутствия дуновения.
Ночь и следующее утро не принесли радости: корабли по-прежнему торчали среди бескрайнего моря при полном отсутствии ветра. «Варяг» на веслах дважды подходил за инструкциями: рациями мы пользовались редко, чтобы как можно больше продлить срок их службы. Оба раз получив указание ждать ветра, Мар отводил «Варяг» на сотню метров.
На второй день штиль начал вызывать раздражение: одно дело смотреть, как нос корабля режет водную гладь, окатывая тебя солёными брызгами и совершенно другая картина — торчать на неподвижной морской глади, где осеннее солнце продолжает припекать не на шутку.
К вечеру появилось дуновение ветерка, но спустя пару минут снова воцарилось полное безветрие. Утром, убедившись, что ветра по-прежнему нет, я принял решение:
— Герман, вызови к нам Мара, пусть подплывет. — «Варяг» оказался у борта через пять минут. — Мар, бери нас на буксир, и пойдем на веслах, меняя гребцов каждые двадцать минут.
— Им будет тяжело буксировать нас, — выразил сомнения Тиландер, но, судя по выражению лица, идея ему понравилась.
— Не умрут, ведь викинги буксировали по паре захваченных трофеев, значит и Русы смогут.
Мар подвел «Варяг» с носа «Стрелы», только с третьей попытки удалось поймать канат, брошенный нам. Тиландер обвязал его вокруг бушприта и поднял руку, показывая готовность к буксировке. На «Варяге» ударил гонг, и весла дружно опустились на воду.
Еле заметный рывок под ногами, и мы медленно поплыли в сторону дома. Несколько раз измерив скорость, американец сообщил результаты: два узла. Если не поднимется ветер, с такой скоростью нам плыть не меньше полутора месяцев.