— Нет, нет, — категорически замотал головой профессор, — Уильям металлург хороший и может знает, как выглядит руда. Но есть масса косвенных признаков по растительности, по сопутствующим руде породам, дающие подсказку, где именно искать. Без меня вам не обойтись, а насчет физического состояния, Максим, не переживай, есть еще порох в пороховницах, — закончил он речь словами Тараса Бульбы.
«Хм, и ягодицы в ягодицах», — мысленно докончил фразу, так часто повторяемую в мединституте, но вслух произнес примирительно:
— Я больше за ваше здоровье думаю, но раз вы уверены, то с Богом!
— С Богом, — согласился отъявленный атеист и наш отряд двинулся в путь. Впереди шли Санчо и Бер с пятью воинами, замыкали колонну еще пятерка воинов. Александров, Лайтфут и я, шли в своеобразном коконе из обнаженных мускулистых тел, готовых ринуться в бой при первом намеке на неприятеля.
После моего возвращения в Максель, Санчо был освобожден от обязанностей няньки Сед, а с ее переездом во дворец и вовсе стал моей тенью. Зачастую меня самого раздражало то, как сильно он старался меня опекать и оберегать. Он даже к Беру стал относиться подозрительно, выводя того из себя. Только боязнь моего гнева останавливала Бера от необдуманного поступка вызвать на бой Санчо, когда неандерталец демонстративно загораживал дверной проем. Пришлось поговорить с обоими на повышенных тонах, не хватало мне еще смертельного поединка моих двух приемных сыновей. После моего разговора, накал страстей стих, но периодически мои приемные сыновья проявляли желание померяться пиписьками.
До леса мы шли молча, каменистая почва требовала осторожности: не так поставишь ногу — повредишь лодыжку. Лес был поразительно красив: высокие мощные кедры и сосны, между которыми виднелись не менее могучие дубы и буки. Берез в этом мире я видел мало, и все они были низкорослые и корявые, словно рахитичные дети африканцев. Вступив под тень лесного шатра, услышал многообразие животного мира этого места. Невидимые в кроне деревьев, щебетали разноголосые птицы, где-то недалеко пищали грызуны, слышались шорохи.
— Смотреть внимательно, можем наткнуться на Гуц(медведя). — При моих словах, Санчо расправил плечи, и вытащил огромный боевой топор из кожаной перевязи на плече. Идти через лес было труднее, под ногами лежал полуметровый слой листвы, словно ковер, обволакивавший ноги. Молодой подлесок образовывал густые заросли, приходилось обходить такие места, делая солидный крюк. Выйдя на поляну огромных размеров, мы остановились: перед нами паслось стадо зубров. Они сильно смахивали на зубров, любимых племенем неандертальцев, с которыми мне пришлось прожить несколько месяцев. Стадо насчитывало голов триста, оно разбрелось по всей поляне, на которой вполне могла поместиться крупная деревня.
— Макс Са, подстрелим одного, — шепотом спросил Бер.
— Нет, ближе к горам наткнемся на коз или оленей, эти животные слишком велики, больше половины мяса пропадет. — Если Бер и был разочарован ответом, то он этого не показал. Он двинулся вперед, выходя на поляну. Животные, словно нехотя, уступали нам дорогу, не проявляя ни страха, ни агрессии. Была некоторая настороженность во взглядах животных, явно недоумевавших при виде двуногих существ. Оставив стадо и поляну позади, снова углубились в лес. Поляны и прогалины попадались чаще, а сам подъем стал круче. Первый привал сделали через два часа: как Александров не хорохорился, но идти в гору ему было тяжело. Я даже подумывал дать команду Санчо, чтобы он взвалил профессора на плечо. Сдерживало желание не обижать тестя с его непомерно раздутым самолюбием.
Пока мы отдыхали, привалившись спинами к деревьям, Александров пытливо осматривал местность, вглядываясь в растения и камни под ногами.
— Что вы там ищете, Владимир Валентинович, — окликнул я неугомонного ученого.
— Следы вулканического извержения, — последовал незамедлительный ответ, заставивший меня задать второй вопрос:
— Вы хотите найти лонсдейлит? — Я запомнил название вулканического алмаза, из которого были наконечники копий Нака.
— Нет, алмазы меня не интересуют, — потирая руки Александров тяжело присел рядом со мной:
— Вы слышали слово руды Кируна?
— Нет, что это? — Александрову удалось завладеть моим вниманием.
— Это то, что нам необходимо, железная руда, богатая содержанием железа. Впервые богатые железом апатит-магнетитовые руды были обнаружены на самом севере Швеции вблизи города Кируна, поэтому все открытые позднее в разных точках земного шара подобные руды называют рудами типа Кируна. Перед моей поездкой в Испанию было получено неопровержимое доказательство, что руды типа руд Кируна образуются в результате извержения вулканов. Теорию выдвинули наши советские ученые Заварицкий, Обручев, Вахрамеев. Ученые капиталистического лагеря считали, что тип руд Кируна метаморфозные осадочные образования, но оказались правы мы, как всегда.
— Владимир Валентинович, давайте без глубоких экскурсов в историю противостояния ученых двух лагерей. Лучше скажите, чем эти ваши руды Кипуна так знамениты?
— Кируна, — автоматически исправил Александров. Глубоко вздохнув, профессор продолжил:
— Это апатит-магнетитовый состав руды, в котором содержание железа доходит до семидесяти процентов! — Выпалив фразу, физик торжествующе посмотрел на меня, ожидая реакции.
— Ну и что? — Мой ответ едва не убил Александрова, который побагровел, хватая воздух открытым ртом. Прежде чем он успел ответить, вмешался Лайтфут, с интересом слушавший наш разговор.
— Вы уверены, сэр, что семьдесят процентов?
— Абсолютно, — выдохнул Александров, поворачиваясь к американцу: — семьдесят процентов — это не среднее содержание, это максимальное.
— Из железной руды, что мы плавили в Плаже, едва выходила четверть металла, — задумчиво оборонил Лайтфут, заставив вскочить Александрова.
— Вы плавили руду осадочных пород с низким содержанием железа, поэтому и выход готовой продукции был такой низкий. Думаю, что ваша руда состояла из железистого песчаника и бурого железняка, характерного для Ближнего Востока. А руды типа Кируна, это магнетиты и гематиты, это элита железной руды, это аристократия.
Александров разошелся не на шутку: Бер и воины с интересом вслушивались в монолог профессора, который по их мнению, наверное, нес тарабарщину. Этот концерт надо было прекращать:
— Владимир Валентинович, вы считаете, что у нас есть шанс найти эти элитные руды? — Мой голос звучал примирительно. Ученый успокоился, и немного подумав, обнадежил:
— Есть признаки вулканической деятельности в этой местности, шансы обнаружить лавовые следы высоки. А уже найти среди застывшей лавы руду просто вопрос времени.
— Тогда давайте продолжим путь, и попрошу вас задать вектор движения, чтобы мы не лезли в гору там, где нет шанса найти древний вулкан. — После моих слов Александров огляделся.
— Пойдем туда, — его палец указывал на невысокую горную цепь, находившуюся слева от нашего первоначального маршрута. Чтобы попасть в место, куда указывал перст профессора, надо было изменить направление движения, спуститься вниз и начать подъем левее. «Язык мой, враг мой», — вспомнилось мне изречение, когда глаза доставили в мозг информацию о предстоящем пути. Недоумение отразилось на лице Бера, когда повернув назад, мы начали движение вниз, чтобы взять левее. Но он быстро сориентировался и вновь наш отряд продолжил движение в прежнем походном строю. К счастью, через полчаса спуска, появилась возможность свернуть влево, не спускаясь до самого леса. Лес мы прошли давно, сейчас перед нами простирались крутые холмы, переходящие в горную гряду с острыми вершинами.
Выше уровня моря мы уже поднялись примерно на километр, а до бухты, где остался Тиландер и часть команды, было не меньше восьми километров. Пиренеи уходили извилистой горной грядой к северо-западу: множественные горные отроги были без растительности, на некоторых виднелись кустарники. Снега на горных вершинах не было, в конце мая было довольно жарко, чтобы на южной стороне гор сохранился снег. Интуиция и опыт подсказывали, что северная сторона Пиреней, скорее всего в снегу, но мы не планировали подниматься высоко в горы или преодолевать хребет.
Ориентируясь по указаниям Александрова, Бер уверенно вел нас вперед, не обращая внимания на многочисленных орлов и грызунов. Почти каждые несколько минут с неба камнем падала хищная птица, пикируя на зазевавшихся хомяков и сусликов. Впрочем, это могли быть и другие виды, но я их относил к этим двум известным мне видам.
Воздух в предгорьях был прохладнее, мы преодолели пологую треть подъема, когда Александров дал знак остановиться.
— Не нужно подниматься на самый верх, чтобы понять, что выше нас кратер потухшего вулкана, — ученый дышал так тяжело, что я начал переживать за его самочувствие.
— Вы себя хорошо чувствуете, Владимир Валентинович?
— Нормально, — махнул рукой физик, — привык к кислороду в низменности, мы поднялись на полтора километра выше уровня моря, и уже чувствую гипоксию. Пара часов на адаптацию, и все пройдет.
— Здесь остановимся, Бер, пошли пару человек на охоту, остальные пусть отдыхают и раскладывают костер.
Командир спецназа быстро отобрал троих лучников, показав рукой на небольшое стадо коз, что паслось выше и западнее нас. Остальные стали собирать топливо для костра, пока я, Александров и Лайтфут отдыхали. Костер разожгли, когда появились охотники с козой. В отличи от виденных раньше коз, эта была с длинной белой шерстью и выраженной бородой. Присмотревшись, понял, что охотники добыли козла, мясо которых считалось невкусным и слишком пахучим. Оба моих предположения оказались неверны, когда пришло время раннего ужина: за нашими восхождениями мы потратили световой день. Мясо оказалось очень нежным и практически без запаха.
В последних лучах угасающего солнца Александров тыкал копьем землю под ногами, периодически разбрасывая мелкие камни.
— Поздно уже, Владимир Валентинович, утро вечера мудренее, отдохните, — позвал тестя, за которым внимательно следила не одна пара глаз. Махнув мне рукой, что меня услышали, физик продолжил путь и внезапно оступился. Его сморщенная фигура покатилась вниз, поднимая пыль и увлекая за собой мелкие камешки.