Мне поведение Авраама Сергеевича показалось откровенно наглым, хоть и вызвало восхищение, но я подозреваю, что, будучи опытным государственным деятелем, он хорошо знал, что положено по этикету и как правильно себя поставить. Нужно заметить, что и сейчас турки в госучреждениях довольно часто всеми способами стараются отмахнуться и ничего не делать, если ты не начинаешь откровенно настаивать на своем.
«Паша спросил у меня, имею ли я фирман султана. Я отвечал ему, что я направляюсь из Египта в Константинополь и потому не могу иметь султанского фирмана; но что я уверен, что с русским фирманом мне везде открыта дорога – и с этим словом развернул мой паспорт. Двухглавый орел произвел на него магическое действие – с этой минуты церемониал кончился, по мановению паши нам поднесли трубки и кофе, и вслед за тем шербет».
В разговоре с Норовым анталийский губернатор произносит: «Мы всегда вам рады; мы знаем, что вы, русские, желаете нам добра». Это довольно забавно, учитывая, что последняя из девяти русско-турецких войн, произошедших на тот момент, закончилась буквально за 5 лет до этого момента.
Русско-турецкая война 1828–1829 годов, о которой я говорю, закончилась победой России. В Санкт-Петербурге в честь этой победы были построены Московские триумфальные ворота, ставшие на тот момент самым большим металлическим сооружением в мире.
После обмена любезностями и выяснения дальнейших планов паша велел отвезти всю делегацию отдыхать в свой загородный дворец, так как в городе царила чума. «Через полчаса мы были уже среди апельсинного благовонного сада, в роскошном киоске, на мягких шелковых подушках; тут мы спросили друг у друга: не сон ли из «Тысячи и одной ночи» приснился нам?»
Так как их сразу увезли в сады, город Норов толком не успел изучить, увидев лишь то, что было по дороге, пока они ездили туда-сюда. Но его описание увиденного разительно отличается от впечатлений Шарля Тексье. И это весьма забавно, так как посетили Анталью они в один и тот же год – дело лишь в восприятии.
«Я видел только мимоходом внутренность города, но зато я имел время наглядеться на его наружность из гавани. По неприязни, существующей между Турцией и Египтом, укрепления Аттальи содержатся в довольно удовлетворительном положении. Тут цитадель и крепость; мощные стены и башни с бойницами, построения арабского и отчасти византийского, защищают город со всех сторон; цитадель и крепость отделены от предместья стеною; подобно древнему Тиру, вход во внутреннюю гавань стеснен между двумя каменными столпами, или небольшими башнями, устроенными на подводных скалах, и заграждается в случае надобности перекинутой с одной на другую скалу цепью.
Опрятность домов и роскошь фонтанов, из которых иные очень большие, с мраморными бассейнами, обращают на себя внимание. В иных местах улицы живописно следуют природным уступам скал. Кое-где видны вделанные в стены обломки древних колонн и капителей, и сказывают, что тут, где-то, есть остаток древней триумфальной арки (речь об арке Адриана, которая на тот момент была скрыта под землей и камнями). Жителей в Атталии считают до 15 тысяч – треть домов принадлежит грекам».
Археоворы
Перед тем как рассказать вам про следующего анталийского гостя, нужно объяснить, в связи с чем вдруг Анталья, не будучи в XIX веке хоть сколько-нибудь крупным или важным городом, стала таким популярным местом среди европейских путешественников.
Европейцы приезжали в Османскую империю за артефактами. Пока турки разбирались с бесконечными войнами, экономическим кризисом и начинавшимся развалом великой империи, у англичан, французов и немцев не было никаких проблем с тем, чтобы получать от султанов разрешения на раскопки где бы то ни было на османских землях.
С точки зрения османского законодательства того времени вывозить выкопанные ценности было незаконно, даже если султан, под давлением, подписал разрешающие бумаги. Но кому есть дело до каких-то древних статуй, когда страна на грани полного разрушения?
Турки и сейчас не фанаты античной истории, не особо понимают, зачем я постоянно езжу по античным городам и что ценного во всех этих руинах. И тогда, и даже в наше время нередко части каких-нибудь античных сооружений шли на строительство новых мечетей или даже обычных деревенских домов. Однажды я видела, как люди в заброшенном античном городе организовали пикничок и что-то наподобии мангала в саркофаге.
Где-то европейцы, конечно, проводили реальные археологические изыскания, но зачастую это было просто – быстро раскопать и вывезти все самое ценное, не заботясь особо о правильности данного процесса с точки зрения науки.
Европейские музеи Лондона, Берлина, Копенгагена и других крупных городов могут похвастаться невероятными артефактами, вывезенными с территорий Османской империи. Они умудрялись увезти не просто какие-то мелочи, но и статуи, фризы, а порой целые храмы. Например, немец Карл Хуман привез в XIX веке в Берлин знаменитый на весь мир Пергамский алтарь.
В наше время контроль за контрабандой археологических ценностей осуществляется очень дотошно. В год в нашем аэропорту стабильно ловят несколько туристов, пытающихся прихватить с собой на память какие-то небольшие камешки. Сидеть за решеткой вы в этом случае будете до тех пор, пока не будет определена архитектурная значимость этих камешков. И если вдруг эксперты из музея выявят в них какую-то историческую ценность, то я не завидую неудавшимся контрабандистам.
Именно с этой целью большинство путешественников прибывает в Анталью – отсюда можно отправиться на поиски многочисленных античных городов Ликии, Памфии и Писидии, где есть шанс найти что-то стоящее для пополнения коллекций национальных музеев.
В наше время Турция периодически пытается вернуть себе какие-то артефакты. Но европейцы прикрываются бумагами, выдаваемыми султанами.
Не подмажешь – не поедешь
К моменту прибытия в Анталью британского археолога Чарльза Феллоуза паша в городе уже сменился, а чума все еще осталась. Любопытно, что англичанина пригласили на кофе не в дом паши, а в особняк к какому-то греку, чье богатство, по словам Феллоуза, превосходило состоятельность паши.
«Из всех турецких городов, которые я посетил до сих пор, я предпочитаю Аттелию, которую турки называют Адалией». После этого идет традиционное описание великолепных цитрусовых сами знаете чего и диких цветов, которые, по словам нашего путешественника, в Европе можно встретить только в теплицах.
Думаю, что Анталья Феллоузу и в самом деле понравилась, потому что он прибыл в начале апреля, когда все зеленое, деревья в цвету и нет изнуряющей жары.
А дальше в его записках показано, как властьимущие товарищи всегда падки на лесть. Ведь британец прибыл в Османскую империю с весьма корыстными целями, и ему нужно было заручиться поддержкой местных властей, поэтому пишет он следующее:
«Паша был красивой и впечатляющей личностью, как и сам султан. Его звали Неджип-паша. Похоже, он был очень хорошо осведомлен в интересных вопросах, касающихся древних памятников города. Я говорил об огромном гостеприимстве, оказанном мне, и о том, что мне хотелось бы, чтобы как турки подражают нашей одежде, так и мы подражали бы их доброте к чужакам. Эти мои слова его очень впечатлили, и было видно, что он гордился своей европейской одеждой и одеждой своих приближенных и был доволен этим лестным обращением к его стране».
Обратили внимание, что Феллоуз особо отмечает, что паша в теме насчет древностей в своем регионе? Для него это было особенно важно, ведь необходимо было получать откуда-то информацию, куда ехать и где копать.
Английский археолог приезжал сюда потом еще три раза, в 1839, 1841 и 1844 годах, нашел 13 античных городов и отправил в Британский музей множество произведений искусства и архитектурных фрагментов. Если вдруг окажетесь в Британском музее, то обязательно найдите там Монумент нереид – это огромная гробница, внешне больше похожая на храм, – самое впечатляющее, что Феллоуз утащил из нашего региона.
Лёлик и Болик
1841 год – в Анталье опять чума и наконец-то строят здание для карантина. Пришедшие в порт корабли подвергаются строгому досмотру. Именно в этот момент в город прибывают еще два британца – вице-адмирал и географ Томас Абель Бримейдж Спратт и натуралист Эдвард Форбс.
Они издали совместно книгу «Путешествие по Ликии». Но, в отличие от Феллоуза, эти англичане были довольно безобидные джентльмены, занимавшиеся исследованиями дна, морской живности и всякого такого в Средиземноморском регионе. Античные руины их, конечно, тоже интересовали, но ничего огромного они у нас, кажется, не вывезли.
Одна из карт Томаса Спратта, известная как «Карта Спратта», поспособствовала открытию Трои. Этой картой пользовался Генрих Шлиман, а на ней немецким профессором классических древностей, работающим со Спраттом, с вопросительным знаком было добавлено название «Троя» именно в том месте, где она и была в итоге найдена.
Спратт и Форбс пишут, что «Адалия – самый большой и важный город на южном побережье Малой Азии». При этом отмечая, что в этом, казалось бы, столь важном с точки зрения торговли месте на момент их прибытия не оказалось ни одного представителя какого-либо европейского государства или хотя бы европейского купца. «Торговля здесь монополизирована небольшим количеством богатых азиатских греков, которые лояльны к Высокой Порте и беспрепятственно пользуются своим богатством и имеют дома и коммерческую недвижимость, соразмерно своему богатству».
По словам англичан, население Антальи составляет около тринадцати тысяч, из которых три тысячи – греки. Есть десяток мечетей и семь церквей, которые интересны своей стариной или красотой. А в домах и на стенах можно найти множество рельефов, колонн и мраморных деталей с надписями различных времен, начиная с Античности, которые свидетельствуют о былом размахе и важности этого места.