Хотели бы пить дождевую воду?
Теперь давайте поговорим про водоснабжение. Практически в каждом доме были свои небольшие водохранилища для сбора дождевой воды, которой можно было мыться, стирать и использовать для разных хозяйственных нужд, в том числе и для питья. Кроме того, питьевую воду набирали из источника на пристани, там, где сейчас находится мечеть Искеле.
Воду из окрестных рек пить было нельзя, потому что в ней было до фига извести. А самая большая река Дюден к тому же проходила мимо самого большого же кладбища, и ее воду использовали вообще только для орошения.
И сейчас водопроводная вода в Анталье оставляет желать лучшего. Если вы вдруг вскипятите ее в чайнике, то известковый налет будет виден с первого же раза. Она довольно быстро портит бойлеры, стиральные и посудомоечные машинки, если не пользоваться специальными антиизвестковыми средствами. А девушки, которые заботятся о своих волосах, предпочитают не мыть ею голову.
В 1903 году над источником построили мечеть, которая называется Искеле, что значит «причальная». Уверена, что, увидев ее впервые, вы даже не сразу поймете, что это мечеть. Это крошечное шестиугольное здание, стоящее на шести колоннах, скорее похоже на небольшую беседку. Но если присмотреться, то у мечети есть даже микроминарет.
На первом этаже мечети, если можно это так громко назвать, расположен тот самый источник воды, которым пользовались аж до 1960-х годов, когда в Анталье было завершено строительство водопровода.
Причал находится на 40 метров ниже уровня города. Тащить оттуда тяжеленные бутыли с жидкостью было сомнительной радостью, поэтому анталийцы редко сами ходили за водой. Обычно этим занимался водонос с осликом. На спину животинке загружали четыре 18-литровые баклажки и либо доставляли в определенный дом на заказ, либо просто ходили по городу с криками «Кому воду!».
В голове не укладывается, что всего сто лет назад в Анталье ничего не было – ни воды, ни электричества. А ведь это не так уж давно. Этим летом я попала в забавную ситуацию – я прилетела в Ригу, а в квартире, где я останавливалась, выключили свет. И два выходных дня, пока никто не работал, я провела в доме без электричества. Оказывается, довольно приятно ложиться спать с закатом и быть информационно изолированным от мира. Но долго я бы так не протянула.
В один прекрасный день в Анталью был назначен прогрессивный губернатор, некий Хилми-бей, решивший, что пора бы уже в XX веке доставить воду в каждый дом. Он заказал проект водоснабжения для города, выбил средства на трубы и даже обещание от городских богатеев внести свою посильную лепту. Единственное, чего он боялся, что его снимут с должности раньше, чем будет закончен этот проект. К сожалению, именно это и произошло (тут должна быть философская вставка про то, что мы всегда притягиваем то, чего боимся).
Хилми-бей получил повышение по службе, и его отправили в Адану. Говорят, что, когда он грузился на корабль, чтобы отплыть к своему новому месту службы, то увидел трубы, которые везли в Анталью на другом корабле. Он был очень рад и решил, что теперь-то уж водопровод в Анталье точно будет. Но что-то пошло не так, и еще пару десятков лет анталийцы набирали воду по старинке, а трубы так и валялись брошенными на улицах.
Согласно проекту, воду должны были провести откуда-то из Хурмы. Но это сейчас суперрусский район с развитой инфраструктурой, а в начале XX века не существовало никакого Коньяалты. Город заканчивался в районе парка Явуза Озджана, а дальше шли довольно опасные скалы и леса, где водились волки и шакалы, и народ предпочитал туда не соваться.
Пожарные
Анталья постоянно горела – здания наполовину деревянные, климат жаркий, отопление, освещение, готовка – все от огня. Пожарная организация при этом была создана только в 1926 году.
Странно, что в Анталье не было пожарных. Даже в Римской империи в I веке нашей эры уже были организованные на государственном уровне отряды огнеборцев, снабженные топорами, баграми, лестницами и водяными помпами. Они, кстати, заодно и за общественным порядком следили.
Вот что пишет один грек-анталиец в своих воспоминаниях: «В Анталье в наше время не было ни государственной, ни муниципальной пожарной службы. Пожары случались часто, большинство домов были деревянными, а климат был очень жарким. Если вдруг что-то случалось, то весь город должен был обслуживаться единственным небольшим пожарным насосом греческой общины.
Как только где-нибудь возникал пожар, тут же сообщали главному греческому пожарному. Он, в свою очередь, сразу велел свечникам в церквях звонить в колокола, чтобы предупредить народ об опасности. И тут же сообщал о пожаре «тулумбатзидам», тем пожарным-добровольцам, которые бежали к станции и хватали свой ручной насос. Потом они бежали к месту пожара, трубя в трубы и крича: «Янгын вар! Янгын вар!» («Огонь! Огонь!»)
Они выполняли работу пожарных совершенно бескорыстно. Кроме того, греческая община рекомендовала им не делать религиозного различия, чей дом горит – грека или турка. Однако и без советов общины эти леванты бежали, как истинные христиане, в любую сторону, турецкую или христианскую, и с риском для жизни пытались остановить зло.
Турецкие государственные, общественные и муниципальные органы не раз награждали их и хвалили, признавая их огромную общественно-полезную работу».
Даже в наше время Анталийский регион каждый год страдает от пожаров. Достаточно вспомнить сильнейший пожар 2021 года в Манавгате, за развитием которого следил весь мир и который не могли потушить 10 дней. На следующий год Турция арендовала в два раза больше пожарных вертолетов.
Любопытно, что сто лет назад, как и сегодня, пожары зачастую использовались для прикрытия незаконной вырубки леса. Ведь Анталья в тот момент только и могла похвастаться, что своей древесиной, и экспорт ее шел весьма активно, причем зачастую нелегальный. А где лес? Не было никакого леса – все сожрал огонь. В наше время пожары в Турции также используются для того, чтобы превратить природоохранные зоны с запретом на строительство в места, где можно построить шикарный отель – ведь лес-то все равно уже сгорел.
Эпидемии
В начале XX века Средиземноморское побережье Антальи не выглядело хоть сколько-нибудь привлекательным.
Отсутствие водопровода не только вызывало длинные очереди на пирсе и мешало бороться с пожарами, но и являлось причиной сомнительной санитарной обстановки. При всей чистоплотности турецких хозяек чистота в домах могла бы быть и получше, а уж об общественных местах и говорить не приходится. Эпидемии в Анталье возникали одна за другой.
Карантинное здание в городе построили еще в 1838 году, потом его снесли из-за ветхости и построили заново в 1895-м, но сейчас его не существует.
Путешественники описывают зловонные заболоченные местности, заброшенные поля и города, разгуливающих везде бездомных животных. Кекова, Финике, Фаселис и Сиде абсолютно безлюдные. Жизнь теплилась только в Анталье, но и здесь на лето все вымирало. Люди предпочитали уходить в горы, спасаясь от жары и малярии.
Виновата в развитии малярии не только влажность – без людишек дело тоже не обошлось. Они внесли свой посильный вклад в заболачивание окрестностей города и создание максимально комфортной обстановки для разведения малярийных комаров, активно вырубая леса на продажу.
Анталийцы, хоть и страдали от малярии (все-таки штука не особо приятная), но, как я уже рассказывала в главе про черкесов, умирали от нее не так уж часто, потому что, в большинстве своем, болели талассемией, не дающей малярии развиваться. А вот иммигрантам доставалось по полной. Болели и мёрли, аки мухи. В городе было даже отдельное малярийное кладбище.
Согласно разным данным, количество малярийных больных во всех деревнях по побережью составляло 70–75 %. И хоть процент смертности был не особо высок, но, если даже статистика врет и, допустим, болело хотя бы 50 %, это значит, что половина населения была неработоспособна, что наносило серьезный урон экономике. Когда половина людей с увеличенной селезенкой, лихорадкой, желтые и кашляющие – в поле пахать некому.
Врач того времени пишет, что в Анталье редкость скорее увидеть здорового человека, чем больного: «Как человек, который путешествовал и видел всю Анатолию, я еще раз утверждаю, что у нас нет провинции в пределах наших национальных границ, которая была бы так опустошена малярией, как Анталья».
Но в Османской империи всем было плевать, потому что малярия считалась болезнью бедняков и не сильно тревожила высший класс. Поэтому до начала XX века никто этим вопросом не озабочивался.
Люди лечились чем придется. Кто-то считал, что от малярии помогает лимон. Другие верили, что можно положить на селезенку доску и постучать по ней топором. Встречались какие-то методы с кровопусканием, чесноком, солью. Рыбаки же считали, что лучший способ борьбы с малярией – это бухать ракы (даже притом что доктора того времени утверждали, что он не помогает).
Решение начать наконец-то бороться с этой дрянью было принято только после основания Турецкой Республики. Ататюрк сделал очень много для завоза хинина, производства лекарства и повсеместного излечения граждан.
В 1929 году была создана анталийская организация по борьбе с малярией. К тому же анталийское правительство решило, что самый лучший способ борьбы – это снести к чертовой бабушке крепостную стену, окружавшую Старый город. Стояла она 2000 лет, никому не мешала, а тут, видите ли, от нее в городе жарко, не продувается ветрами и все зло.
Решили и снесли. От башни Хыдырлык до ворот Адриана. И дальше бы продолжили, но внезапно умер чувак, который занимался ее уничтожением. Печально, конечно, что умер, но может, оно и к лучшему, а то и ворот Адриана бы нам сейчас не видат