— Еще чего вздумала! Быстро возьми себя в руки! — заорал Зверев. — Мне еще только обмороков не хватало!
Он рывком поднял девушку и усадил на переднее сиденье. Нервным движением ковырнул ключ зажигания. Машина рванула, разрезав предрассветную синюю тьму.
Они мчались по разбитым проселочным дорогам, оставляя за собой черный высокий хвост пыли. Машину подбрасывало на ухабах. Наконец выехали на асфальт шоссе.
— Ради Бога, расскажите все подробно! — взмолилась Маша.
— Я проводил вас, вернулся — у Зотовых свет во всем доме. Инна навстречу. Она думала, вдруг Алька со мной, вдруг она нас по дороге встретила… Говорит — ужинать не пришла. Стало темнеть — они с Никитой искать пошли. Обошли соседей, вокруг покричали — никого. Собрали знакомых, соседей, лес ближайший прочесали с фонарями. Никаких следов…
Голос у Дениса сел. Маша заметила, как играют желваки на скулах. На лбу — мелкий бисер пота.
— А Шейла? Шейла пришла? — осторожно поинтересовалась Маша.
— Шейла? Н-нет… Не знаю. Я не обратил внимания. А что?
— Она ушла с собакой. Если бы с Алькой что-то случилось, Шейла бы уже вернулась. Значит, они где-то вместе.
— Вы извините, Маша, что я сорвал вас с поезда, но…
— О чем речь! Я никогда не простила бы вам, поступи вы иначе!
— Дело не в этом. Ведь она уже убегала у вас. Вы тогда ее нашли. Я и подумал, что…
— Она не убегала.
— Что? Я не понял.
Зверев остановил машину и уставился на Машу.
— Тогда… ее похитили.
— Что за чушь? Что вы несете? Я же был в отделении, сам читал протокол. Там черным по белому…
— Денис, — мягко перебила Маша и накрыла его ладонь на руле своей, — давайте поедем. Время дорого. По дороге я все расскажу.
Всю дорогу до дома Маша заново переживала недавние весенние события — Алькино исчезновение, встречу с ясновидящей, ночную поездку в дачный поселок, к дому с желтой трубой.
— Почему вы раньше мне ничего этого не рассказали? Я должен был знать!
— А вы меня слушали? У вас на все был готовый ответ! — напомнила Маша, » но тут же смягчилась: — Да и зачем вам это было? Вы бы уехали домой. Москва далеко, все позади… Кто мог подумать, что опять…
— Вы думаете, это они?
— Не знаю, — призналась Маша, — какой в этом смысл? Передача вышла, все знают теперь, что Игорь украл стихи маленькой девочки. Теперь-то она им зачем?
— Месть, — предположил Зверев. — Вы же сами сказали, что они звонили и угрожали вам!
Да если бы я знал, то никогда не отпустил бы вас одну в Москву. Это же ясно: едва вы вернетесь, они начнут мстить.
— Столько времени прошло… Им что, делать больше нечего? Да и как они могли нас найти?
— А как я вас нашел?
Маша поняла, что Денис прав. Этот вариант исключить было нельзя. Она уже убедилась, что в жизни возможно самое невероятное.
Когда они подъехали к дому, уже рассвело. Инна выгоняла корову в стадо.
— Я позвонила Мише, участковому. Обещал подойти. Зверев устало кивнул. Вытащил из багажника Машины сумки, поставил на траву.
Из наружного кармана сумки торчали тряпочные ноги. Маша вытянула обезьянку и сунула в карман халата.
Пошли в дом.
Следом пришел участковый — молодой парень, и Маша подумала: ну что такой может? Что он понимает…
Милиционер, видимо, был о себе другого мнения. Он по-хозяйски расположился за столом, окинул деловым взглядом собравшихся. У Маши после бессонной ночи ужасно гудели ноги и болела голова. На Зверева просто нельзя было смотреть без содрогания.
Милиционер улыбнулся:
— Ну что вы, родители, совсем приуныли? Нельзя так. Давайте по порядку. Значит, это было вчера?
Денис и Маша переглянулись.
— Ну, может быть, вы поругали девочку? Поругались между собой? Возможно, она что-нибудь просила, а вы не купили, — подсказывал участковый. — Я прошу вас подробно вспомнить вчерашний день. Ну, кто первый?
Маша с неприязнью взглянула на свежее гладкое лицо участкового. На его щеках, как у ребенка, играл румянец! Этот румянец выглядел почти неприлично в сложившейся ситуации.
— Я уезжала в Москву, а девочка… была против, — неуверенно начала Маша.
— Ну-ну, — приободрил милиционер. — И что?
— Да ничего особенного. Я собиралась, а она плакала. И прощаться не пришла. Убежала со двора, а я даже не посмотрела — куда…
Денис молчал, глядя мимо милиционера, в коридор. Руки его, собранные в один побелевший от напряжения кулак, лежали на коленях.
— Ну-ну, — почти обрадовался милиционер, — уже теплее! А девочка, что же, хотела поехать с вами в Москву?
Маша растерялась. Это они не обсуждали. Но сказать с уверенностью «нет» тоже нельзя. Кто знает, что у ребенка на уме?
— Мы об этом не говорили.
— Видите ли, — милиционер посмотрел на девушку с сочувствием, — одно дело: девочка хотела, чтобы вы остались здесь. Другое — она хотела поехать с вами. В этом случае она могла отправиться на вокзал, забраться в любой проходящий товарняк…
Милиционер осекся, поймав угрюмый взгляд Зверева, и добавил, словно оправдываясь:
— Таких случаев сколько угодно. Линейная милиция этим занимается. Ну а если… кстати, она не могла пойти на озеро? Она плавать умеет?
Зверев резко поднялся и отошел к окну.
Его и без того бледное лицо приобрело оттенок свежепокрашенной оконной рамы. Маша, не спуская с него глаз, торопливо заговорила. Она постаралась придать своему голосу как можно больше уверенности:
— Это исключено. С ней была собака. Если бы случилось что-то непоправимое — собака уже прибежала бы.
— Собака? — Милиционер побарабанил пальцами по столу. — Существенная деталь. Какая порода?
— Боксер. Самка-боксер с вмятиной на лбу. Светло-коричневый окрас.
— Ну вот! А вы расстраиваетесь. Девочка с собакой, ничего страшного с ними не случится. Боксер — зверь. Она за ребенка глотку перегрызет.
Маша впервые с благодарностью посмотрела на розовощекого участкового. Тот, оглянувшись на Зверева, продолжил:
— Деньги у девочки были?
Денис оглянулся и посмотрел на Машу.
— Я не давала.
— У меня она тоже не спрашивала, — подал голос Денис.
— Вот видите! — воскликнул участковый. — Голод — не тетка, проголодаются — придут.
— Ты так думаешь, Миша? — с надеждой в голосе спросила Инна.
— Обязательно. Дети… У них так. Чувство протеста. «Не делаете по-моему, так нате вам, уйду от вас». Так что нам сегодня главное — ждать. Не дергаться, не пороть горячку, ждать. У вас фотографии не найдется?
Маша огорченно покачала головой. Все фотографии остались в Москве.
Зверев торопливо вышел из комнаты и через минуту вернулся с пачкой фотографий. Это были те самые, в лесу, с белками. Маша взяла в руки снимки — яркие, в солнечных пятнах. От них так и повеяло радостью и красотой того дня. И когда это Денис успел напечатать? Вот Маша с белкой на руке, хохочет. Зверев с дочерью вдвоем. Маша и Алька в обнимку с собакой.
Милиционер выбрал снимок, где Алька с Шейлой вдвоем, и сунул в карман рубашки.
— Дело мы пока заводить не будем, — пояснил он. — Официально дело заводят, если человека нет дома четыре дня. Но искать будем потихонечку. Не переживайте.
— То есть как — потихонечку? — Зверев был готов взорваться. — Пропал ребенок! А вы — потихонечку. Нет уж, давайте как следует искать. Вы местный, подскажите, где искать. Я этих мест ни черта не знаю. Где она может быть? Где?!
— Вы, папаша, зря так, в самом деле. У нас тут народ не злой, отзывчивый. К любому заходи — приютят на ночь, тем более ребенка. Она могла насочинять, что ходила за ягодами, заблудилась. Дрыхнет где-нибудь в деревне, у бабульки на печке.
— Может быть, объездить соседние деревни? — предложила Маша.
— Это лишнее. Во все соседние деревни я позвоню и все выясню, — пообещал участковый, — здесь у меня кругом свояки. Вы же не местные, вам могут и не сказать. Мало ли зачем вы ребенка ищете.
— Да, вы правы. — Зверев прошелся по комнате.
— Мы поищем в лесу, — нашлась Маша, — у нас с ней много было любимых мест. А вдруг?
— Вот это можно, — разрешил милиционер. — Только сами смотрите не заблудитесь. У нас сплошной лес. Места-то заповедные. И вот еще: дома чтобы кто-нибудь был. Я буду звонить.
— Я никуда не уйду, — отозвалась из спальни Инна. Дети проснулись, и из комнаты доносилась их утренняя возня.
Милиционер поднялся, собираясь уходить.
— Ну, я не прощаюсь, зайду после обеда. Не падайте духом.
И бодро зашагал по коридору. Маша покосилась на Дениса. Он стоял, отвернувшись к окну. Его поникшая спина говорила красноречивее всяких слов. Он не стал говорить участковому о случившемся с Алькой в Москве, и она поняла его и тоже не обмолвилась ни словом. Пока не время.
— Я схожу переоденусь, и мы пойдем. Хорошо? Денис кивнул не оборачиваясь.
Маша вбежала в мансарду, вытащила из сумки спортивные брюки, футболку и кинула на кровать. Стала снимать халат — из кармана выпала обезьянка.
Маша подняла ее — сердце екнуло: из кармашка цветастого фартучка торчала записка!
Конечно же! Не зря Алька держала обезьянку у себя до самого Машиного отъезда, а потом второпях сунула в карман сумки… Маша торопливо развернула тетрадный листок в клеточку. Таким родным корявым почерком было выведено: «Маше». Внизу столбиком были написаны стихи.
Не о том, не о том
Ночью окна молчат пусто…
Не о том, не о том
Ночью птицы кричат грустно…
Я к тому, что звезда
В этом небе зажглась утром,
Я не знаю другой,
Синеглазой такой, мудрой!
Только ты не устань.
Не умри!
Не растай!
Не исчезни!
С неба не упади,
Мне в ладонь посвети,
А если…
Если ты упадешь,
Мне глаза обожжешь светом.
Впрочем, можешь упасть!
Только сердце мое — следом…
Внизу стояла подпись: «Аля Дедюш. Июнь. Поселок Лесной».
Маша вскочила, потом снова плюхнулась на кровать. В висках стучало, слезы катились, то и дело попадая в рот. Она натянула брюки, футболку, снова схватила листок. Строчки прыгали перед глазами, как блохи. Значит, все-таки она убежала из-за Маши… Куда?