Я сказалъ:
— Отлично, Гаррисъ; отчетъ вашъ чрезвычайно сжатъ, кратокъ, выразителенъ и написанъ весьма хорошимъ языкомъ; описанія ваши живы и безъискусственны; отчетъ вашъ, можно сказать, бьетъ прямо въ-точку, и вообще, это превосходнѣйшій документъ во многихъ отношеніяхъ. Но у него есть одинъ недостатокъ: это его научность; онъ черезчуръ уже наученъ. Что значитъ «dingblatter»?
— Dingblatter значитъ «градусъ» на языкѣ Фиджи.
— Стало быть, вы знаете и соотвѣтственное англійское слово?
— Конечно.
— Что значитъ gnillic?
— По-эскимосски это значитъ «снѣгъ».
— Значитъ, въ англійскомъ языкѣ есть слово и для этого понятія?
— Конечно; что за вопросъ?
— А это что за «mmbglx» такой?
— Пѣшеходъ — по-зулусски.
— Стройный силуэтъ отдаленнаго Вельгорна дополняетъ величественную bopple. Что значитъ «bopple»?
— Картина. На языкѣ чоктавовъ.
— Schnawp?
— Долина. Тоже чоктавское слово.
— Что значигъ, bolwoggoly?
— Холмъ — по-китайски.
— Kahkahponeeka?
— Восхожденіе, подъемъ, по-чоктавски.
— Скоро, однако же, насъ снова захватила hogglebumgullup. Что это за hogglebnmgullup?
— Китайское слово; значитъ «погода».
— Но развѣ hogglebumgullup лучше соотвѣтственнаго англійскаго слова? Быть можетъ, оно болѣе выразительно?
— Нѣтъ, оно значитъ то же самое.
— А dingbeatter и gnillic, а bopple, а schnawp — они чѣмъ-нибудь лучше англійскихъ словъ того же значенія?
— Нѣтъ, значеніе ихъ то же, что и соотвѣтственныхъ англійскихъ.
— Такъ зачѣмъ же вы употребили ихъ? Зачѣмъ же вы помѣстили всю эту китайскую, чоктовскую, зулусскую и прочую ерунду?
— Потому что по-французски я знаю всего какую-нибудь пару, другую словъ, а по-латыни и гречески я и совсѣмъ ничего не знаю.
— Да я не о томъ! Зачѣмъ какъ вообще понадобились иностранныя слова?
— А чтобы скрасить отчетъ. Всѣ такъ дѣлаютъ.
— Кто эти «всѣ»?
— Да всякій, кто пишетъ красиво.
— По моему, вы ошибаетесь. Когда настоящій ученый, — продолжалъ я поучать своего агента, — пишетъ для другихъ такихъ же ученыхъ, то онъ можетъ употреблять столько ученыхъ словъ и выраженій, сколько ему заблагоразсудится — его читатели поймутъ ихъ; но когда человѣкъ пишетъ для простыхъ смертныхъ, то онъ не имѣетъ права испещрять свою книгу иностранными словами, не прилагая при томъ ихъ перевода. По отношенію къ большинству читателей это не что иное, какъ наглость, это все равно, что грубо сказать ему: «дѣлайте переводъ сами, если можете: книга эта не для невѣждъ писана». Правда, есть люди, которые настолько хорошо знакомы съ иностранными языками и такъ привыкли употреблять ихъ въ повседневной жизни, что совершенно безсознательно пользуются ими и при своихъ работахъ на англійскомъ языкѣ, и въ такомъ случаѣ они по большей части забываютъ объяснитъ ихъ значеніе. Такое поведеніе является жестокостью по отношенію къ девяти десятымъ изъ общаго числа читателей подобнаго писателя. Какое же писатель можетъ представить для себя извиненіе? Если онъ скажетъ, что прибѣгаетъ къ помощи иностраннаго языка только въ тѣхъ случаяхъ, когда не въ состояніи выразить по-англійски какого-нибудь тонкаго, неуловимаго оттѣнка, то надо заключить, что наилучшія мѣста въ его сочиненіи понятны только какой-нибудь одной десятой его читателей; тогда пусть же онъ и предупредитъ остальную публику, чтобы она не покупала его книги. Какое бы ни было это оправданіе, но все-таки оно оправданіе. Но есть и другой сортъ людей, какъ «вы», напримѣръ: люди эти знаютъ на иностранномъ языкѣ какую-нибудь пару, другую словъ или нѣсколько несчастныхъ отрывковъ фразъ, понадерганныхъ ими съ грѣхомъ пополамъ изъ словаря, и тѣмъ не менѣе претендуютъ на знаніе этого языка и испещряютъ свои писанія различными иностранными словечками, какое же оправданіе могутъ найти эти-то люди? Всѣ иностранныя слова и выраженія, которыя они употребляютъ, имѣютъ вполнѣ однозначущія имъ слова и выраженія въ самомъ благородномъ изъ языковъ — англійскомъ; и они еще думаютъ, что «украшаютъ свои страницы», если вмѣсто улицы скажутъ die Strasse, а вмѣсто желѣзнодорожная станція — Bahnhof и тому подобное; вы хотите щегольнуть этими лохмотьями передъ своимъ читателемъ, воображая, что онъ настолько глупъ, что такъ сейчасъ и повѣритъ вашей учености. Я напечатаю вамъ отчетъ такъ, какъ онъ есть, потому что и вы имѣете, конечно, такое же право «украшать свои страницы» всѣми этими зулусскими, китайскими, чоктавскими словечками и прочею ерундою, какъ и остальная ваша братія, пользующаяся цѣлой дюжиной иностранныхъ языковъ, изъ которыхъ они едва ли знаютъ азбуку.
Когда зазѣвавшійся паукъ попадетъ на раскаленную до красна плиту, то сначала онъ выказываетъ дикое изумленіе, а потомъ скорчивается. То же самое случилось и съ ничего не подозрѣвавшимъ агентомъ подъ дѣйствіемъ моихъ рѣзкихъ словъ. Когда меня разсердятъ, то и я могу быть достаточно грубымъ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Мы приготовлялись къ большому переходу изъ Люцерна въ Интерлакенъ, черезъ Брюнингскій проходъ. Но погода стояла такая жаркая, что передъ самымъ выступленіемъ я измѣнилъ рѣшеніе и нанялъ экипажъ съ четверкой лошадей. Это была большая, помѣстительная колымага, спокойная на ходу, какъ какой-нибудь паланкинъ, — словомъ, чрезвычайно удобная.
Мы встали довольно рано; позавтракавъ горячимъ, мы тронулись въ путь и быстро покатили по твердой и ровной дорогѣ, на встрѣчу веселой швейцарской природѣ, наслаждаясь видомъ озеръ и горъ, которыя насъ со всѣхъ сторонъ окружали, и слушая пѣніе многочисленныхъ птицъ.
Временами дорога шла по самому берегу какого-нибудь озера, тогда какъ по другую ея сторону зіяла довольно внушительная пропасть. Въ прозрачной, холодной водѣ рѣзвилась масса рыбъ, то появляющихся въ полосѣ, освѣщенной солнцемъ воды, то пропадающихъ въ тѣни. иногда, вмѣсто пропасти, передъ нами разстилалось необозримое пространство луговъ, уходящихъ постепенно вверхъ и испещренныхъ множествомъ маленькихъ шале — этихъ своеобразныхъ и живописныхъ коттеджей Швейцаріи.
Шале обыкновенно строится такъ, что боковымъ своимъ фасадомъ онъ выходитъ на дорогу; громадная, высочайшая крыша его снабжается большими свѣсами, которые какъ будто бы зовутъ усталаго путника подъ свою гостепріимную, мирную сѣнь. Красивыя окна съ мелкимъ переплетомъ снабжены бѣлыми кисейными занавѣсками и украшены вазонами съ цвѣтущими комнатными растеніями. Поперекъ всего фронта зданія, надъ сильно выступающими впередъ свѣсами, равно какъ и вдоль вычурной баллюстрады невысокой веранды, помѣщены изящной работы рѣзныя украшенія: листья, плоды, арабески, цѣлыя выраженія изъ Священнаго Писанія, имена, даты и прочее. Все строеніе изъ дерева и окрашено въ красновато-бурый цвѣтъ, довольно пріятный для глазъ. Большею частію оно кругомъ повито виноградною лозою. Такой домикъ, стоящій гдѣ-нибудь среди яркой зелени, чрезвычайно милъ и живописенъ и составляетъ пріятное добавленіе къ пейзажу.
Привлекательность этихъ шале дѣлается особенно замѣтною, когда посмотришь на болѣе новые дома, выстроенные по образцу городскихъ домовъ Франціи и Германіи; что это за безобразныя и безвкусныя постройки, оштукатуренныя снаружи въ подражаніе каменнымъ, и онѣ кажутся такими глухими, слѣпыми и равнодушными къ поэзіи всего окружающаго и настолько же подходятъ къ граціозному ландшафту, какъ гробовщикъ къ веселому пикнику, какъ трупъ къ свадьбѣ, какъ пуританинъ къ раю.
Этимъ утромъ мы проѣзжали мимо того мѣста, гдѣ, по разсказамъ, Понтій Пилать бросился въ озеро. Легенда передаетъ, что послѣ распятія Спасителя, мучимый совѣстью, онъ удалился изъ Іерусалима и странствовалъ по землѣ. Тяготясь жизнію, онъ переходилъ съ мѣста на мѣсто и, зайдя случайно на вершину горы, носящей теперь его имя, прожилъ тамъ въ одиночествѣ цѣлые годы среди облаковъ и пропастей, но миръ и душевное спокойствіе попрежнему не давались ему, и вотъ, чтобы прекратить свою муку, онъ, наконецъ, бросился въ озеро.
Вскорѣ мы миновали и другое замѣчательное мѣсто, мѣсто, гдѣ родился человѣкъ совершенно иного характера. Я говорю о другѣ всѣхъ дѣтей Santa Claus, или св. Николаѣ. На свѣтѣ встрѣчаются иногда довольно странныя репутаціи. Къ таковымъ надо причислить репутацію и этого святого. Въ теченіе вѣковъ онъ чтится, какъ особый другъ дѣтей, а между тѣмъ можно думать, что онъ не былъ такимъ другомъ для своихъ собственныхъ дѣтей, которыхъ у него было десять человѣкъ. Когда ему исполнилось 50 лѣтъ, онъ оставилъ ихъ, скрылся отъ міра и сдѣлался отшельникомъ, ради того, безъ сомнѣнія, чтобы имѣть возможность предаться благочестивымъ размышеніямъ, не имѣя помѣхи въ веселомъ шумѣ дѣтской болтовни.
Принимая во вниманіе несходство характеровъ Пилата и св. Николая, необходимо признать, что отшельничество понималось въ то время очень широко. Тогда какъ для Пилата отшельничество было средствомъ еще при жизни искупить совершенный грѣхъ, св. Николай искалъ его больше для будущаго, чтобы, оставивъ своихъ собственныхъ дѣтей, сдѣлаться навсегда другомъ чужихъ и черезъ мрачныя, покрытыя сажею, печныя трубы нести имъ каждый Великій Канунъ радость и подарки. Кости его покоятся въ церкви въ одной изъ деревенекъ (Саксельнъ), которыя мы посѣтили, и, конечно, служатъ предметомъ величайшаго почитанія. Портреты его весьма обыкновенны на фермахъ этой мѣстности, и, по увѣренію многихъ, всѣ другъ на друга не похожи. Въ продолженіе своей затворнической жизни, если вѣрить легендѣ, св. Николай пріобщался Св. Таймъ подъ видомъ хлѣба и вина всего одинъ разъ въ мѣсяцъ, остальное же время постился и ничего не ѣлъ.
Въ то время, какъ мы катили мимо этихъ горныхъ откосовъ положительнымъ чудомъ для насъ было вовсе не то обстоятельство, что на насъ могла скатиться лавина, а, наоборотъ, то, что ничего подобнаго не случилось. Глядя на эта крутизны, просто невозможно понять, почему здѣсь обвалы не происходятъ ежедневно. Такая катастрофа случилась семьдесятъ пять лѣтъ тому назадъ на дорогѣ, соединяющей Арсъ съ Бруненомъ, и причинила страшныя несчастія. Отъ скалы отдѣлился цѣлый пластъ горныхъ породъ въ двѣ мили длиною, тысячу футъ шириною и около ста футъ толщиною и съ высоты трехъ тысячъ футъ ринулся въ долину, какъ въ могилѣ, похоронивъ подъ собою четыре деревни съ пятью стами жителей.