– Все прекрасно, – сказал ему Демарко. – Как раз то, что мне было нужно. Как дела на замерзающем севере?
– Тридцать градусов и солнечно. А у вас как?
– Пятьдесят в тени. Как там держится капитан Боуэн? У него уже случился нервный срыв?
– Только парочка маленьких, – ответил Морган. – У нас тут новый парень из академии, помогает нам, пока нет вас с рядовой Мэтсон. Что-то среднее между Спиди Гонзалесом и сестрой Рэтчед.
– Вы там, парни, научили его, как нужно себя вести?
– А то как же, – ответил Морган. – Но мы в этом не так хороши, как вы.
Демарко охватил приступ ностальгии, и он понял, как сильно скучает по своей «военной» семье. У каждого из них были свои особенности и причуды, но также и свои достоинства. Вместе они сглаживали причуды и в несколько раз увеличивали достоинства.
– Передай всем мои наилучшие пожелания, – сказал он.
– Так точно, сержант. И вам тоже. Мы с нетерпением ждем, когда вы с Джейми вернетесь домой.
Глава девяносто четвертая
«Восстановление трупов», – сказал себе Демарко. Этим и объясняется болезнь. Этим ребятам достается худшая часть. Постоянное радиационное, бактериологическое и химическое загрязнение в ближайшей окружающей среде. Длительное воздействие таких факторов – это болезнь Персидской войны, умноженная на три.
«Однако, – подумал Демарко, – если он поступил на службу в 98-м, то к тому времени пять или шесть девушек-жертв уже были мертвы».
Демарко отметил даты и их значение в маленьком блокноте на спирали, который Джейми держала в бардачке. А потом сидел и смотрел на то, что написал. И подумал: «Это все еще не исключает его». Вымышленное имя. Исчез еще до того, как были найдены тела. Соседи прикрывают его.
Он сунул блокнот обратно в бардачок, распахнул дверь и быстро зашагал по дорожке, огибая край ближайшего дома, чтобы пройти через задний двор и мимо качелей к боковой двери другого дома.
В комнате неподалеку играла музыка, кантри-госпел. Он узнал мотив: братья Гэтлин. Демарко дважды постучал, прежде чем отодвинулась занавеска на стеклянной части двери и оттуда выглянуло маленькое круглое лицо.
Он улыбнулся и поздоровался одними губами. Дверь открылась, удерживаемая на месте цепью. Вместе с этим на него хлынул поток холодного воздуха от кондиционера. Он увидел на уровне груди один заплывший глаз, мясистую щеку и половину ватного комка белых волос.
– Добрый день, – сказал он. – Я Райан Демарко из полиции штата Пенсильвания.
– О боже, – ответила женщина.
– Нет-нет, – сказал он ей и достал кошелек, чтобы показать бейдж и удостоверение. – Ничего не случилось, вам не о чем беспокоиться, я обещаю. Я просто обхожу район, чтобы собрать информацию. У вас есть минутка, чтобы со мной поговорить?
Она достаточно долго просто продолжала смотреть на него, за это время видимый глаз успел моргнуть три раза, а потом, наконец, сняла цепочку и открыла дверь шире. При виде ее на его лице появилась улыбка. Она меньше пяти футов ростом, в свободных серых брюках, футболке с изображением огромного желтого подсолнуха и синих, не скользящих больничных носках. Очки для чтения в черной оправе висели у нее на шее на бисерной цепочке.
– Какая вам нужна информация? – спросила она.
– Как хорошо вы знали Ли Грейс Саммервилл?
От этого вопроса она снова моргнула.
– Ну, я ее очень хорошо знала. Мы были соседками почти двадцать лет.
– Так, значит, вы знали и ее сына, Эмери?
– Он раньше сюда приходил, когда был маленький, – улыбнулась она. – Всегда напевал под нос песенки. У меня раньше во дворе стояла вишня, и он обожал забираться на дерево, кушать вишню и петь весь день. Я звала его своей маленькой канареечкой.
– Значит, вы и потом его знали, – кивнул Демарко. – После того, как он вернулся из Ирака.
– Ох уж эта война! – воскликнула она. – Он будто стал другим человеком. Едва ли снова пел. А у него был такой миленький голос. Напоминал мне Джимми Роджерса. Вы, наверное, такого не помните.
– Моя мама иногда его слушала. Это у него же была песня про пчелиные соты, да?
– Пчелиные соты, – запела она, переступая маленькими ножками, и допела весь припев.
– Да, эта самая, – сказал Демарко.
Затем ее лицо стало серьезным.
– Я ни на секунду не верю в то, что говорят о нем люди. Как я понимаю, вы слышали, что произошло там, к западу?
– Да, ужасное событие, – сказал он.
– Такой милый мальчик, как Эмери, никогда бы не смог такого сделать. Никогда.
Демарко снова кивнул и на какое-то время замолчал.
– В любом случае, – продолжил потом он, – мне сказали, что семья Ли Грейс происходит откуда-то из гор.
– Хребет Дикой кошки, – ответила женщина. – Так его называла Ли. Ее предки были там лесорубами, пока государство их не перенаправило.
– Вы, случайно, не знаете, как мне попасть на этот хребет Дикой кошки?
Она снова моргнула.
– И что вы там ищете?
– Я разыскиваю ее семью, – сказал он ей.
– Полицейский? – удивилась она, а затем грозно продолжила: – Если этот парень так умен, как я о нем думаю, он уже давно отсюда уехал.
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Демарко.
– Когда он вернулся домой, чтобы похоронить свою мать, вот когда. И он был со мной столь же добр и любезен, как и всегда. Я просто надеюсь, что вы все оставите эту семью в покое.
На этом она резко закрыла дверь. От этого Демарко в лицо ударил прохладный воздух, а затем снова стало душно.
Глава девяносто пятая
По дороге обратно к фургону Демарко ухмыльнулся, вспомнив, как Уолли Стампнер даже не моргнул от имени Вирджил. Вирджил Хелм. Эмери Саммервилл. Каждый раз, когда Демарко говорил «Вирджил», приходилось ли Стампнеру делать паузу и думать «Эмери» перед тем, как ответить? Это тогда было бы похоже на перевод с одного языка на другой.
И если не считать Уолли Стампнера, а взять Абердин, знал ли кто-нибудь из тех людей настоящее имя Вирджила? Наверное, нет.
Но что насчет Ройса, его работодателя? Разве он не знал?
Нет, если он платил Вирджилу-Эмери неофициально. Избегал налогов. Всей этой бюрократии.
«Но если Эмери-Вирджил все еще жив, – рассуждал Демарко, – ему будут приходить военные чеки, так? Этот человек болен, сейчас, вероятно, еще сильнее, чем когда уехал из Абердина. Бронхит. Мигрени. Проблемы с кишечником. Потеря памяти. Сексуальная дисфункция. Боли в суставах и мышцах. И благодаря обедненному урану даже повреждения клеток и ДНК».
Демарко знал трех таких ветеранов в Пенсильвании. Двое из трех в конце концов отказались от лечения и просто ждали неизбежного конца. И один уже дождался. Эмери, подозревал Демарко, тоже должен был отказаться от лечения. Поэтому он стал Вирджилом Хелмом? Чтобы отдалиться не только от войны, но и от страны, которая бросила его?
Демарко залез в фургон, завел двигатель, включил кондиционер и снова позвонил рядовому Моргану.
– Можешь еще проверить, нет ли у Эмери Элиота Саммервилла каких-нибудь штрафов или арестов?
– Я так и подумал, что вы это спросите, – сразу ответил Морган. – Нет, он чист.
– Черт. А ты сейчас за компьютером?
– Да. Что вам нужно?
– Открой снова его дело. Медицинское. Последнее число его лечения.
– Минуту.
Демарко ждал. Воздух от кондиционера теперь уже был прохладным, поэтому он закрыл дверь и откинулся на спинку сиденья. Если не считать стоимости бензина и трудностей с поиском места для парковки, то ему уже начала нравиться его сухопутная яхта. «Половина которой, – напомнил он себе, – принадлежала не на шутку взбешенной Джейми».
Он задумался, как она там. Как она проводила свой день? Прошло уже почти семь часов с тех пор, как он послал ей эсэмэску. Может, ему снова ее послать? Но что, если сейчас она как раз отходила – может, новая эсэмэска ее только снова раззадорит? Эта сторона отношений теперь стала сложнее, чем раньше, благодаря всем этим телефонам и электронной почте. В прошлый раз, когда у него была девушка, все, что от него ожидалось, – это лишь один звонок в три-четыре дня. Меньше, если ты звонишь из другого штата. Теперь, судя по всему, ожидания варьировались от…
– 2014-й, – сказал Морган. – 9 апреля.
Демарко резко вернулся в настоящее:
– Это было всего лишь за три месяца до его исчезновения.
– Так, значит, он беглец? – спросил Морган.
Демарко решил не отвечать. Вместо этого он снова поблагодарил Моргана, повесил трубку и потянулся за блокнотом.
– Ладно, – сказал он вслух, так ему было проще разложить свои мысли по полочкам. – Например, он перестал ходить в государственную больницу и пошел в местную. Или же вообще бросил это дело. Скорее всего, не захотел терять свои чеки, но как он их получал? Может, кто-то ему их присылал? Может, он берет их из какого-то определенного почтового ящика? Или, может, у него есть личный счет? Но в каком банке?
Он знал, что в квартире Вирджила в Абердине не было найдено ни клочка бумаги, вообще ни единой ценной улики. Она была абсолютно пуста и выглядела так, словно там никто никогда не жил.
– Но как это относится к другому имени? – задался он вопросом.
– Итак, – сказал он. – Если мы предположим, что это он ответственен за смерть тех девушек, тогда новое имя ни к чему не приведет. Ему нужно было оставаться анонимным, или же его могли поймать. А если же мы предположим, что он невиновен… Тогда это труднее объяснить.
– Труднее, – сказал он зеркалу заднего вида, откуда на него смотрели его же глаза, – но это возможно.
Ветеран в отставке, которого он знал в Пенсильвании, три раза ездил в Ирак. Чем больше страдало его здоровье, тем больше он ненавидел государство за то, что оно его туда посылает. Он перестал лечиться. Говорил, что перестал бы брать чеки, если бы не жена и дети. Под конец все, чего он хотел, – схватить парочку автоматов и убрать всех государственных служащих в больнице штата Вирджиния. Но тогда он уже был в инвалидном кресле, и жена отказалась везти его в больницу. Так что вместо этого он убрал себя сам.