Прогулки на костях — страница 60 из 66

присматриваешься ближе.

– А что ты видишь ближе? – спросила она.

Он не ответил, и она задумалась, к чему он ведет. Может, он все еще спал? И никак не мог проснуться?

– Ты в порядке? – осведомилась она, почувствовав его дрожь, будто что-то прошло сквозь него.

– Ты читала Монтеня? – спросил он.

– Не припоминаю такого. Что он написал?

– «И вот мы восседаем на самом высоком троне в мире, однако там же восседаем на собственных хвостах». Что-то такое.

– Насколько я понимаю, смысл в том, что мы все еще животные?

Он снова молчал. Она коснулась лбом его спины, а руками его живота.

– Знаешь, что я вижу, когда смотрю туда? – сказал он.

– Расскажи, – прошептала она.

– Я вижу лаборатории амфетамина и наркопритоны. Мужчин, избивающих своих жен, подружек и детей. Я вижу, как пьяные водят машины… как подонки насилуют маленьких девочек и мальчиков… как политики врут, шпионят и продают нас направо и налево. Все улицы кишат ими. Ублюдками, продающими наркотики, пушки, женщин и бог знает что еще.

– Они не повсюду, малыш. К тому же нас таких много, кто старается все это подчистить. Я права?

Он положил свои руки поверх ее, она дарила ему такое тепло.

– Мы проигрываем, – сказал он.

– Нет, – заверила она его и прижалась губами к его спине, поцеловала плечо.

– Я никогда не рассказывал тебе, что сделал в Панаме, – сказал он.

– Ты и не должен.

– Наши вертолеты освещали небо, как рождественскую елку, – сказал он ей. – Это и было на Рождество. В полночь рождественской ночи. Ракеты и бомбы падали так же часто, как снежинки. Три дня они сжигали целые кварталы и убивали все, что двигалось. И все для того, чтобы избавиться от Норьеги. Тогда он уже много лет получал чеки от ЦРУ, но передумал сотрудничать. И знал слишком много.

– О ЦРУ?

– И о том, почему мы там. Даже я этого не знал. Я понял только много лет спустя.

– Ты был солдатом. Делал то, что тебе приказали.

– Мы использовали огнеметы, – сказал он. – Потом бросали тела в ямы и закапывали. Они просто таяли, когда ударяло пламя. Их лица, имена, семьи… все. Четыре тысячи градусов по Фаренгейту. Все просто растаяло в земле.

К тому времени, как он закончил, она дрожала. На его коже она тоже чувствовала мурашки. Она обняла его крепче, сильнее прижалась к нему.

– Наверное, для тебя это было ужасно, – сказала она. – Но малыш…

Она осеклась, раздумывая, что сказать дальше. Как с помощью простых слов можно потушить пожар?

– Я знаю, это трудно понять. То, почему все происходит именно так, – прошептала она, сжав вокруг него руки. – Но знаешь, что понять совсем не трудно? – спросила она. – И никогда не будет?

– Что? – спросил он таким же хриплым голосом, как и у нее, будто в его горле застрял ком.

– То, что чувствует к тебе мое сердце. А твое – ко мне. Это нечто прекрасное и полное света. И ничто там во тьме этого не изменит.

Он кивнул, но не сдвинулся с места. Где-то во тьме просигналила машина, залаяла собака. Через какое-то время жалобный козодой издал свой клич – короткий, резкий свист, а затем длинная, медленно затихающая трель.

– Теперь мы можем вернуться в кровать? – спросила Джейми, водя руками по его груди.

Через какое-то время он обернулся и улыбнулся. Положил руки на ее плечи и мягко развернул ее. И последовал за ней вверх по лестнице в темноту.

Глава сто тридцать восьмая

Он поспал совсем недолго, а потом снова проснулся. Его ноги просто не лежали на месте, и после того, как он несколько раз согнул и разогнул их, он оставил попытки снова уснуть и поднялся с постели. Ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужна была новая информация. Такая, какую не мог предоставить ни один министр или советник.

Он тихонько оделся и на цыпочках вышел из комнаты, оставив там и костыль, и трость. Внизу он прополоскал рот в раковине на кухне. Он хотел кофе, но не так сильно, как нечто другого.

Десять минут спустя он стоял на тротуаре перед домом Розмари Туми – этакая неподвижная фигура в сером предрассветном сумраке. Утро пахло влажной травой, деревьями, клетрой и затхлой влажностью уходящей ночи.

Он нажал кнопку сбоку телефона и посмотрел на светящийся экран. 05:49. Это было слишком рано для визита?

«Старики рано встают, – сказал он себе. – Или спят допоздна».

В первый раз в жизни он не мог принять решения. И тут входная дверь распахнулась. Розмари стояла босая в пушистом розовом халате.

– Хотите зайти? – спросила она. И после того, как он кивнул, пригласила: – Ну тогда заходите.

Глава сто тридцать девятая

Она усадила его на диван – его левая нога была вытянута под кофейным столиком – спиной к широкому окну. Шторы были открыты, но тюль задернут, поэтому на него падал лишь слабый свет.

– Я могу сварить вам кофе, – сказала она ему, но ее голос был столь же приглушенным, как и свет.

Он отрицательно покачал головой:

– Простите, что так вот к вам врываюсь.

Она села в мягкое кресло справа от него, между ними стоял маленький столик с лампой.

– Просто скажите то, ради чего вы сюда пришли.

Он попытался собрать мысли в кучку.

– Вы помните, в нашу первую встречу?.. Вы сказали, что кто-то пытается привлечь мое внимание.

– Я помню, – сказала она.

– Я думаю, возможно… возможно, это произошло.

Она ждала, пока он скажет что-то еще, но он лишь продолжал на нее смотреть, низко опустив подбородок и нахмурив лоб. Тогда она открыла ящичек в конце стола и достала оттуда бархатный мешочек винного оттенка.

– Вы хотите, чтобы я снова разложила вам карты?

– Я не знаю, – сказал он. – Не думаю.

– Тогда зачем вы сюда пришли, сержант?

– Не знаю, верю ли я во все это. Не знаю даже, хочу ли я в это верить.

– А вы верите, что у вашего сына есть душа?

– Вам Джейми об этом рассказала? О моем сыне?

Она улыбнулась, но без всякой застенчивости.

– Она рассказала своей бабушке, а Лоис рассказала мне. Она так хотела с вами встретиться. Вы бы с ней поладили, я в этом уверена.

Он кивнул. И потом почувствовал, как его мысли снова разбегаются, как будто дикий ритм его сердца отпугивает их.

– Так что? – спросила она.

– Мэм?

– Вы верите, что у вашего сына есть душа? Вы должны. Иначе зачем вам сидеть у его могилы каждое воскресенье?

– Это вы тоже от Лоис узнали?

– Или от мамы Джейми, – улыбнулась она.

Полминуты протекли в тишине.

– Это нормально, – сказала она ему. – Вы чувствуете, будто мы нарушаем ваше личное пространство. Но это нормально. Мы не должны жить в изоляции, понимаете?

Когда Демарко снова поднял на нее взгляд, она выкладывала карты Таро на краю кофейного столика.

– Мне хотелось думать, что, возможно, он как-то меня видит, – сказал он, – то, как я сижу рядом с ним. Хотелось, чтобы он знал, как сильно я по нему скучаю. Как мне жаль за то, что случилось.

Он смотрел, как в три ряда выстраиваются карты. Смотрел, как она их изучает. Она дотронулась указательным пальцем до центральной карты.

– У вас что-то изменилось. Где вы были?

Его грудь заболела. В голове так и роились мысли.

– Он был старше. Я не был уверен. И я не понял, что он сказал.

– Вы имеете в виду, что он пришел к вам?

Демарко кивнул.

– Во сне?

– Не знаю. Это должен был быть сон. Но я не смог услышать, что он мне говорил. Все было нечетким. А потом, в другом сне, он и вовсе молчал.

– Язык духа, – сказала она ему, – это символ и метафора. Он никогда не сообщает напрямую. Поэтому вы должны найти смысл в том, что вы чувствовали. Именно это важно. Что вы чувствовали, когда увидели его?

Демарко помотал туда-сюда головой. Некоторые вещи слишком личные. Он всегда прятал свое горе и свою вину. А теперь и прекрасную грусть от встречи с его сыном. Радость, болезненную утрату. Никто больше не должен был нести эту ношу.

И все остальное, все другие. Визит его отца. Хьюстона. И те тонкие девчачьи руки на его плечах и спине, они не толкали, а скорее подбадривали, направляли. Ничто из этого не было пугающим. Не было нежеланным.

– Но почему там? – спросил он. – Почему не все те разы, когда я был дома?

– Где это все произошло?

Он не ответил, а лишь прищурившись смотрел на карты.

– Он там, где вы, дорогой. Надо лишь помолчать и прислушаться.

Демарко опустил голову и прижал кончики пальцев к краю глаз. Он шмыгнул носом, его дыхание было быстрым и прерывистым. Он пытался никак не шевелиться, пока по его рукам текли слезы.

– Райан? – сказала она, а потом, помолчав, добавила: – Мы же можем перейти на «ты»?

Он кивнул.

– Я на сколько… на тридцать лет старше?

– Чуть меньше, – сказал он.

– Даже если так… мы оба перенесли много боли в жизни. Нет людей нашего возраста, которые бы не страдали от боли. Ты согласен?

– Согласен, – сказал он.

– Но, к счастью, с возрастом эту боль выносить становится легче. Мы можем с ней жить. Просто потому что обязаны. Когда мы молоды, все такое новое. Все плохое кажется нам катастрофой, концом света. Но мы взрослеем… мы переносим все больше потерь… больше горя. И, если повезет, мы понимаем, что нет ничего такого, чего бы мы не смогли вынести.

После этого она переместила руку, коснулась пальцем карты в третьем ряду.

– И если очень повезет, то мы понимаем, что даже смерть можно преодолеть. Это всего лишь очередное препятствие. Очередной холм, на который надо взобраться. – Затем она замолчала и нагнулась ближе, а когда заговорила снова, ее голос едва ли был громче шепота. – Вы понимаете, о чем я говорю?

– Думаю, да, – кивнул он.

Она молча собрала карты и сложила их обратно в бархатный мешочек. Затем встала, подошла к гостю вплотную и положила маленькую хрупкую руку ему на плечо.

– Оставайся здесь столько, сколько захочешь, – сказала она ему. – И приходи в любое время.