– То есть?!
– Носик и его дочь решили вопрос радикально. Нашли похожую на вас женщину, и завтра Анна собирается привести ее к адвокатам. Ваши документы Носик ей уже выслал.
– Не понимаю.
– Нечего тут понимать. Они должны были сразу поступить так, а не убивать направо и налево всех причастных к этой истории. Анна уверена, что Носик не оставит вас в живых, документы будут подписаны, фальшивая Элиза подпишет отказ в пользу вдовы отца, и все.
– И что дальше?
– А ничего этого не будет. Пока вы спали, Остапов выкрал и передал нам ваше подлинное свидетельство о рождении и подменил его на другое. На вид не отличишь, но ультрафиолет найдет на нем надпись «фальшивое».
Вот так номер! Мне ужасно нравится эта затея. Жаль только, что она не осенила Анну раньше. Тогда все были бы живы – и Корбут, и Леха, и Стас не пострадал бы, как и наши с Рыжим нервы.
– А долго вы прожили бы, посети эта идея их раньше? Они запаниковали и наделали глупостей, и это дает нам отличную возможность взять их за задницу, обвинить в организации убийств, а самое главное – перекрыть канал, по которому поступают наркотики, – добавил полковник.
– По фигу мне ваши наркотики.
– Как вы можете так говорить! Это страшное зло, мы все должны…
– Перестаньте сыпать лозунгами. Я сама врач и знаю, что такое наркотики. Никого силком не заставляют их употреблять, это шаг всецело добровольный. По мне – это всего лишь вариант естественного отбора, и все.
– То, что вы говорите, ужасно! Дети…
– Смотреть надо за детьми, и они не будут шляться по улицам.
– Вы – суровая женщина. Когда я услышал по телефону ваше «не смейте на меня кричать!», то просто ушам своим не поверил. Давно со мной никто так не разговаривал.
– А вы разве не женаты? – Рыжий наконец решил поучаствовать в разговоре.
– Женат. А, вот вы о чем! Нет, моя жена не такая. Она… Извините, минуту.
Он хватает оживший сотовый:
– Слисаренко слушает!
Его лицо уже не напоминает физиономию голливудского героя.
– Да, конечно… забыл предупредить. Что? Нет, не знаю, когда буду… Верочка, послушай, я…
Трубка взорвалась гневной тирадой. Мне смешно, но я сдерживаюсь. А он говорит, что его жена не такая! Да все жены время от времени приводят мужей в чувство – для их же пользы.
– Верочка, подожди, дай мне сказать…
Трубка отвечает короткими гудками. Рассерженная Верочка, наверное, разобьет телефон на его голове, как только бравый полковник вернется домой.
Он подозрительно смотрит на нас.
– Идите, отдыхайте, утром вылетаем.
– Вы издеваетесь? Уже почти утро! И куда мы полетим в таком виде?
– В Бонн. Вы должны получить свое наследство. Документы готовы, привести себя в порядок можете здесь, одежду вам приготовили.
Мы выходим из комнаты и идем по длинному коридору.
– Скажите мне, только правду: вы и правда убили тех двоих в Березани?
Это еще что такое? Хочет получить признание? Нет, полковник, зряшные надежды. Когда-то мы вчетвером поклялись, что никогда и никому не скажем правды. Мы привели в исполнение приговор – так, как мы его понимали, и меня ни разу не мучила совесть, а она у меня – дама капризная, чуть что не так, поднимает дикий скулеж!
– Ну, что вы, полковник! Как вы могли такое о нас подумать! Просто ментам страшенно не хотелось искать настоящего убийцу и они решили повесить все на нас, но не вышло.
– Прекрасно. Так и надо отвечать. Но признаю: я вас понимаю и не осуждаю.
– Не представляю, о чем вы толкуете.
Он ухмыльнулся, искоса взглянув на меня. Не надо так смотреть, Рыжему это может не понравиться. Но я люблю крепких блондинов, это факт.
– А что с Носиком?
– Сидит у следователя. Им есть о чем поговорить.
– Кстати, а что это за местечко?
– Поверьте мне, Лиза, вам лучше не знать. Все, мы пришли.
Комната оборудована под спальню. Надеюсь, тут есть ванная. Точно, есть!
– Рыжий, я первая в душ!
– Лиза, подожди, может…
Фигня это все. Какие разговоры, когда по мне бегают табуны микробов?! Отвратительно, что нет чистой одежды, но мыло отличное, шампунь тоже не из дешевых и зубные щетки – новые, запаянные. Одна из них теперь моя. Боже, как мне это было нужно!
– Вот, прошу, чистая одежда.
Я подпрыгнула от неожиданности. Девица вошла беззвучно, да еще и вода шумит.
– Что?!
– Чистая одежда, говорю. Вашу заберу, пойдет в утилизацию, все равно непригодна. В карманах что-то есть?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Купайтесь, приятного вам дня.
Как же, приятного! Я не спала ни минуты, к тому же я голодна, а Рыжий ждет своей очереди в душ. А еще умер Леха, и нас хотели убить… и Стаса ранили из-за меня, и кто знает, как было с Иркой, и столько людей погибло…
– Лиза, немедленно перестань реветь. – Рыжий хочет вытащить меня из воды, я сопротивляюсь, вода смывает слезы. – Немедленно прекрати, нашла время расклеиться!
– Они все… из-за меня погибли! Все! И Корбут, и Климковский, и тот сутенер, и Деберц, и Сашка – все погибли из-за меня! И Леха, а может, и Ирка… Как теперь мне жить, Вадик?
Он влезает под душ, одежда прилипает к нему. Я чувствую, как он обнимает меня, но нет, этот номер не пройдет! Пока нас загоняли, как лис, я не думала об этих вещах, а сейчас… как мне жить?
– Не надо плакать. Ты придешь в себя и поймешь, что твоей вины нет. Стас жив, кстати. А погибшие – да, они так или иначе были причастны к твоей судьбе, но не по твоей вине погибли. Эта жадная сука превратила твою жизнь в ад – наверное, она считает, что откупится от всех. Так при чем здесь ты?
– Мне надо подумать над этим.
– Подумай. А сейчас вылезай, я тоже хочу искупаться.
Я иду в комнату и переодеваюсь. Неплохой костюм, если бы я носила костюмы, да еще зеленого цвета. Впрочем, он новый, и размер мой – точь-в-точь. А вот сумку надо привести в порядок – вдруг на таможне попросят ее предъявить, а там снова полно мусора! Стыда не оберусь.
Наверное, я увижу Андрея. Ох и рожи у них будут! Это стоит того, чтобы переться в такую даль. Если честно, то никого из погибших, кроме Лехи, мне не жаль, а Леха мог бы и рассказать все – хотя бы той ночью, но не рассказал. Но мне жаль его. Стаса не считаем, он жив и будет здоров, а Ирка… Она сама все сделала для того, чтобы закончить жизнь именно так, Рыжий прав.
– Ну что, готовы? – Слисаренко меряет нас взглядом. – Совсем другое дело, вы уже не похожи на пару бродяг. Пора ехать, самолет готов.
– А вы тоже полетите? – А как же Верочка, красавчик? Она ж тебя в землю по самую шляпку вгонит.
– Я это не пропущу. – Слисаренко щурится, как сытый кот.
Машина везет нас сонными улицами. Еще темно, но в окнах горит уже свет, люди собираются на работу. Я помню, как ужасно вставать по утрам, идти в душ, он колется, голова болит, и больше всего хочется, чтобы грянул апокалипсис и мир провалился поглубже, тогда можно будет выспаться. Еще и за это я ненавижу осень и зиму – за темные утренние часы.
– Проходите, пожалуйста.
Нас ведут мимо детекторов и таможенников. Это хорошо, я не люблю, когда кто-то прикасается к моим вещам – кто знает, что там за микробы на чужих руках, а может, даже грибок! Слисаренко ведет нас к самолету. Честно говоря, я считала, что самолет должен быть побольше.
– Не бойтесь, Лиза. Я же с вами!
Как будто его присутствие поможет, если этот «лайнер» решит упасть.
– А тут есть парашюты?
– Есть. – Слисаренко смеется. – Но прыгать нам не придется, уверяю вас.
Одно утешает: в салоне только мы втроем и стюардесса. Ну, и пилоты – в кабине конечно. Никаких тебе арабов с килограммом взрывчатки в штанах, никаких террористов… хотя кто-нибудь из пилотов может сочувствовать талибам… Я просто боюсь летать. Если бы бог хотел, чтобы мы летали, дал бы нам крылья.
– Перестань накручивать себя. – Рыжий берет меня за руку. – Стыд какой, ты взрослая девочка!
– Я хочу стать еще взрослее, а если мы упадем…
– Смотри, нам несут завтрак. Лиза, держи себя в руках.
– Я голодная!
– Ты просто нервничаешь.
По мне, так это одно и то же.
Бонн вряд ли нравится мне сейчас, а вот весной – возможно. Тут не такой пронзительный ветер, хотя он, наверное, просто заблудился между зеркальными небоскребами, не знаю. Неба не видно. Я не люблю, когда нет неба, возникает чувство замкнутого пространства.
– Как тебе это, Вадик?
– Ничего. – Рыжий озирается вокруг. – Немного похоже на искусственную елку. Вроде бы такая же, как настоящая, – а не то.
– Точно. Но по магазинам я пройдусь. Сравню цены, погляжу.
Мы едем в лимузине, который подали для нас прямо к трапу. Слисаренко о чем-то говорит со своим местным коллегой, а я рассматриваю вид из окна. И мне почему-то ужасно хочется оказаться в нашем сельском доме, и чтобы подсолнухи заглядывали в окна, а наглый соседский кот сидел на столе, засунув пушистую усатую мордочку в кастрюлю с котлетами. Наверное, это ностальгия настигла, но как-то слишком быстро.
– Летом надо дорожки на даче цементировать. – Рыжий тоже загрустил. – Знаешь, малыш, я хочу домой.
– Я тоже. Но здесь может быть интересно, просто мы ничего еще не видели.
– Наверное, ты права.
Мы едем по городу. Мне даже не верится, что так быстро можно оказаться в чужой стране, и при других обстоятельствах я бы порадовалась этому, но не сейчас. Машина остановилась на сигнал светофора рядом с небольшим кафе. В окно видно, что в зале сидят пожилые женщины, стильно одетые. Они пьют кофе и о чем-то разговаривают, смеются. Вот молодая мамаша катит коляску, в которой сидит ребенок в яркой курточке. А вот продавец сосисок – толстый, в белом фартуке. Интересно, какие на вкус местные сосиски? Надо попробовать. Машина движется дальше. Витрины, реклама, дома, люди, старик на скамейке газету читает, трубка дымит, как вулкан. Мимо него на роликах едут подростки – смеются, болтают… Здесь все не так, как у нас. Люди улыбаются, а старики спокойны и вполне счастливы.