лицей Людовика Святого (Saint-Louis).
В доме № 49 жил английский поэт Генри Лонгфелло, автор «Песни о Гайавате», и, когда пробегаешь мимо, строки бунинского перевода неотвязно крутятся в голове («Дай коры мне, о береза…») вперемежку с трогательными обрывками школьного английского и голосами школьных друзей с Первой Мещанской (If I shake mу holy tresses…).
Улица Господина Принца издавна славится особенными кабаками и элитарно-студенческой экзотикой даже в кабацком океане Парижа. Бар «Ла Пайот», что невдалеке от лицея, держится за свой особый аромат старины. Здесь крутят старые пластинки и блюдут атмосферу «ретро»… Меняются студенты в квартале, уходят былые лицеисты, а в баре все так же толкуют о книжках, шпаргалках, экзаменах и признаются в любви (зачастую даже впервые). В этой уникальной парижской дискотеке (диски-то все же крутятся) никогда не танцуют: слушают, беседуют, грустят…
Еще чуть ниже по улице тоже знаменитое (а может, и единственное в своем роде) кафе – «Полидор». У него весьма солидный для питейного заведения возраст – сто пятьдесят лет. Его старинные газовые рожки освещали еще склоненные над стаканом головы Жореса, Верлена, Барреса, Джеймса Джойса. Как и полтора века назад, «Полидор» – заповедник интеллектуалов, по-здешнему «интелло».
Гуляя по улице Месье-ле-Пренс, поневоле остановишься у странных витрин, где выставлены непонятные, загадочные красивые предметы. Вроде как в этой таитянской лавочке, в витрине которой рядом с ожерельями из искусственных цветов – китайские похоронные извещения. Эта лавочка – парижский уголок острова Таити. У таитянских студентов в Париже издавна вошло в привычку собираться в этой лавочке, вдыхать родные ароматы, трогать знакомые с детства предметы, повторяя умиленно: «феноа», «о, феноа» (стало быть, она, родина)…
Неподалеку от таитянской лавочки – кабаре «Эскаль». Утверждают, что оно самое латиноамериканское во всем Латинском квартале. Принадлежит оно латиноамериканской музыкальной группе «Мачукамбос», которая застряла в Париже еще в конце 50-х, когда ей вдруг повезло с заработком, и решила: куда ехать, от добра добра не ищут. Завсегдатаями кабаре были некогда и Ботеро, и Габриель Гарсиа Маркес, и Хулио Кортасар. Действие одного из романов Кортасара тут неподалеку и завязывается – в «Полидоре».
Поблизости тут же и «Анагура», японское кафе, одно из первых в Париже кафе-караоке, певческое кафе.
Рядом с ним замечательный книжный магазин «Лестница» (Escalier), где продают детские книжки и педагогическую литературу. Лестница там есть, и она ведет в подвал, где море детских книг издательства «Натан». Неподалеку здесь и китайская книжная лавка. Вообще, эта улица была (еще задолго до возникновения в Париже «чайна-тауна») одной из первых зачинательниц китайской торговли в Париже (японцы пришли позднее). Одна из здешних китайских лавок торгует предметами восточной медицины и всякой прочей магии.
По левую сторону на нашем пути останется маленькая площадь Одеон и большой старинный театр неоклассической архитектуры – театр Одеон. Когда-то (в 1784 году) здесь гремела «Женитьба Фигаро», потом играла труппа Жана-Луи Барро, теперь здесь выступают с гастрольными спектаклями виднейшие театр Европы.
В том помещении (дом № 1 на площади), где теперь располагается Франко-американский центр, на протяжении ста пятидесяти лет находилось литературное кафе «Вольтер». Между войнами его обживала парижская колония американских писателей – Скотт Фицджеральд, Хемингуэй, Эзра Паунд, Синклер Льюис, Гертруда Стайн и другие. В ноябре 1928 года Маяковский читал в этом кафе стихи, соблазняя несчастную литературную эмиграцию своим материальным процветанием и славой. Маяковского шумно приветствовали просоветски настроенные евразийцы (среди них муж Марины Цветаевой С. Эфрон). В отчете об этом вечере, напечатанном в евразийском журнале, М. И. Цветаева написала, что, по ее мнению, «сила… там». Это выступление испортило ее отношения с эмиграцией и с лучшей парижской газетой, где ее до того еще печатали. С самой «силой», толкнувшей ее в петлю, ей довелось встретиться позднее. Да и процветающему Маяковскому до трагической развязки тогда оставалось уже совсем немного…
Далее улица Принца пересекает улицу Расина, на углу которой в 1926 году таинственный террорист, скорей всего агент Коминтерна, убил средь бела дня украинского национального лидера Симона Петлюру.
В доме № 10 был арестован вождь шуанов Кадудаль. В том же доме (в квартире напротив вождя, только позже, до 1857 года) жил знаменитый Огюст Конт (ныне в квартире работает музей), а поблизости обитала Жорж Санд. Композитор Сен-Санс жительствовал в доме № 14, да еще полдюжины французских знаменитостей жили здесь и умирали. Улица Господина Принца вошла в их бессмертные произведения, в песню Азнавура, в прозу, стихи, в память поколений…
По следам Миттерана
Париж не был для Франсуа Миттерана родиной. Президент и сам всегда утверждал, что остался провинциалом, родившимся в крошечном городке Шаранты, где-то между не столь уж внушительными городами Коньяк и Ангулем. Однако почти шестьдесят лет своей жизни Миттеран прожил в Париже, прекрасно знал его, и прогулки по паркам, набережным, старинным улочкам великого города, в котором, по его собственным словам, он чувствовал себя и архитектором и императором, всегда доставляли ему удовольствие. Маршруты этих прогулок неизменно пролегали по левому берегу Сены, по набережным, Латинскому кварталу и кварталу Сен-Жермен. На левом берегу располагались любимые рестораны и кафе Миттерана, любимые книжные лавки, сквозь окна которых прохожие иногда различали старомодную шляпу президента, склонившегося над книгой. На левом берегу, на старинной улице Бьевр, супруги Миттеран купили себе четверть века тому назад (условия начальственных продаж и покупок раскрываются обычно лишь посмертно, да и то не всегда и не сразу) укромный и уютный особняк XVII века с двориком, укрытым за воротами. С 1981 года эта улочка, лежащая близ набережной Сены, собора Нотр-Дам, бульвара Сен-Жермен и Латинского квартала, была закрыта для транспорта. И только после смерти президента выяснилось, что он, собственно, давно уже жил не здесь с супругой, а жил совсем в другом месте и с другой дамой, а усиленная охрана стояла так, для отвода глаз…
Миттеран был президентом дольше, чем все прочие президенты Франции. Вероятно, в этом и заключалась его заслуга.
Термин «миттерандизм» приобрел во Франции довольно-таки одиозный оттенок еще и потому, что на самом деле простые люди, как выяснилось, совсем мало что знали о президенте. Ну, к примеру, этот вот дом на авеню Фредерика Лепле. Известно было, что президент живет в Елисейском дворце, а также в своем особняке на рю де Бьевр. Теперь выяснилось, что туда он ходил только по субботам и воскресеньям, а здесь у него была другая, неофициальная семья и что тут у него росла юная дочь. Французы относятся к этим подробностям частной жизни с большой терпимостью, однако то, что они ничего не знали, несколько их смутило…
На последнем году полувековой политической карьеры Миттерана его избиратели с изумлением узнали, что в свои молодые годы социалист и, можно сказать, создатель нынешней социалистической партии Франсуа Миттеран был ультраправым активистом, состоял в боевой националистической молодежной организации…
Все знали, что он был в немецком плену, по его словам, бежал из плена, даже три раза, чтобы примкнуть к Сопротивлению (так сообщают «надежные» энциклопедические словари). Но никто из рядовых французов не знал до последнего времени, что социалист Миттеран являлся поклонником маршала Петена, что после плена он не в Сопротивление ринулся, а верой и правдой служил коллаборационистскому правительству Виши, за что и удостоился в 1943 году высшего вишистского ордена. Что потом, до самого 1986 года, президент дружил с шефом вишистской полиции палачом Рене Буске… Что он окружал себя людьми сомнительными, скользкими, нечестными. А в момент, когда этим людям (а может, и их высокому покровителю?) грозило разоблачение, они вдруг скоропостижно кончали жизнь самоубийством или случайно попадали под пулю безумца. Отчего? Темный силуэт в широкополой шляпе, не давая ответа, ускользает от нас по улице Вожирар в сторону бульвара Сен-Жермен…
При жизни Миттерана одна писательница издала роман, где описывала свою любовную связь с президентом Миттераном. Авторша скрылась под псевдонимом, и критика всерьез занялась романом (что в общем-то бывает не часто). Критика стала гадать, какая из президентских любовниц-писательниц (а их оказалось много, и какие все имена!) могла это написать… И его уже нет, чтоб пособить. Или чтобы стукнуть по столу мягким кулаком. Чтоб подключить свою дворцовую линию подслушивания к домашним телефонам всех любопытствующих, как бывало… Не спешите за знакомым силуэтом, ускользающим к Одеону, – президент уже ушел. Он нам больше ничего не скажет. Да он ведь и при жизни был двусмысленным и скрытным. На следующий день после его смерти одна крупная немецкая газета напечатала интервью с писателем Эрнстом Юнгером. Юнгеру незадолго до этого перевалило за сто, и Миттеран письменно поздравил писателя, восхитившись в своем послании тем, что Юнгер никогда не боялся говорить правду. В этой фразе чудилась тоска человека, который должен был все время скрывать, что он думает. Юнгер был певцом силы и прусской военщины, воспевал традиции, порядок и дисциплину, царившие в прусском государстве. Юнгер признавался, что об этом предмете они и толковали с французским президентом во время их неоднократных встреч. Признавался, что у них с Миттераном были общие любимые писатели и любимые книги. Например, дневники Дрие ла Рошеля той эпохи, когда этот писатель проповедовал фашистские идеи, а сам Юнгер был офицером вермахта в оккупированном Париже. Выступая незадолго до своей смерти в Бонне, Миттеран принялся вдруг воспевать вермахт, так хорошо выполнявший свой долг в годы Второй мировой войны, при Гитлере. Так вот чем восхищался социалист и «участник Сопротивления» Миттеран…