В приемную министра явился старый моряк, хлопочущий о пенсии для детей своего погибшего сослуживца. По каким-то причинам маркиз отказал ему, но моряк упорно продолжал приходить на прием каждый день. После второго или третьего отказа импульсивный (как все французы!) де Траверсе разгневался и влепил надоедливому просителю пощечину. Старый морской волк со слезами на глазах стойко перенес оскорбление и только спросил: «Ваше высокоблагородие, это мне, а что же сиротам?». Сентиментальный (как все французы!) де Траверсе устыдился, обнял моряка, и пенсия была тут же назначена.
А задолго до переменчивого маркиза существовало в этих местах Литориновое море, сменившееся впоследствии Древне-Балтийским. Оно покрывало все острова, на которых стоит Петербург, Ораниенбаум, Петергоф, Стрельну, Лахту, Лисий Нос и Сестрорецк. Береговые валы этого моря еще можно разглядеть вдоль побережья Финского залива. Теплое мелководное море, обилие рыбы «…вследствие слабой солености Финского залива в нем живут рыбы проходные или такие, которые с одинаковым успехом живут и в соленой, и в пресной воде; таковы килька, ряпушка, корюшка, невский сиг, салакушка, – случайная гостья – треска и т. д.»[89] – что еще надо человеку, чтобы освоиться на прибрежных землях. Он и осваивается – несколько стоянок первобытных людей найдено и в самой Лахте, и в ее ближайших окрестностях.
Первое упоминание деревни Лахта относится к 1500 году, и до начала XVIII века жизнь местных обитателей текла по веками заведенному порядку. Хоть и переходили эти земли из рук в руки, но рыба ловилась, птица водилась, небогатая почва исправно давала урожай. Но вот, проехал по берегу залива Петр Великий, основал Сестрорецкий завод, не забыл и Лахту: неподалеку у небольшой деревушки Верпелево посадил дубовую рощу и приказал построить деревянный домик – усадьбу «Ближние Дубки». Много позднее остатки этой рощи запечатлел на своих полотнах «Дубовая роща на Лахте» и «Дубки на Лахте» Иван Иванович Шишкин.
Одно из деревьев, связанных с именем Петра Великого, конечно, знаменитый петровский дуб на Каменном острове. Он погиб от старости совсем недавно, но на его месте уже зеленеет молодое деревцо, выращенное из желудя того, прежнего дуба. А вот второе дерево – лахтинская сосна – простояло боле 200 лет и погибло в страшную бурю 1924 года. Эту сосну называли «единственным свидетелем подвига Петра». Считается, что в ноябре 1724 года яхта Петра попала возле лахтинского берега в жестокий шторм. Ей пришлось стать на якорь, чтобы переждать непогоду. Вдруг неподалеку заметили севший на мель бот с матросами и солдатами. Петр отдал приказ – идти на помощь, и сам, стоя по колено в ледяной воде, возглавил спасательные работы, сильно простудился и вскоре умер. Историки считают, что достоверность легенды сомнительна – она окончательно оформилась только спустя полвека после события. Впрочем, зная характер Петра…
Лахта. Часовня и петровская сосна на берегу. 1900-е годы
Лахта. Станция Приморской железной дороги. 1900-е годы
Так или не так, но лахтинские жители точно указывали место, где сел на мель бот с солдатами, а старую сосну на берегу называли «петровской». На историческом дереве укрепили киот с иконами и лампадой, а позднее на берегу поставили чугунную на гранитном фундаменте часовню в память о событии 1724 года. Авторы проекта часовни – Василий Иванович и Василий Васильевич Шаубы, долгое время жившие в Лахте.
Увы, до нашего времени часовня не сохранилась, ее разрушили в 1920-е годы. Уже в 1919 году Александр Блок, любивший эти места, увидел заколоченную часовню и записал в дневнике: «Из двух иконок, прибитых к сухой сосне, одна выкрадена, а у другой – остался только оклад. Лица святых не то смыты дождем, не то выцарапаны».[90]
В 2000 году на месте погибшей сосны посадили молодую сосенку и поставили памятный знак, напоминающий о подвиге Петра. Восстановить бы часовню…
Лахта. Вокзальная улица. 1900-е годы
Если вы решили прогуляться по берегу от Лахты до Ольгина, то еще издали заметите у воды громадную гранитную скалу. Это остатки знаменитого Гром-камня, найденного в здешних местах, и ставшего пьедесталом для «Медного всадника». (Когда-то были две скалы, но одна уже давно превратилась в груду камней.) Здесь, возле пристани, от Гром-камня откололи «лишние» куски, погрузили на специально спроектированный понтон и отправили в Петербург. А котлован, из которого вынули Гром-камень, заполнился водой и образовался пруд, который, конечно же, назвали Петровским. Южный конец пруда вытянут в широкую прямую канаву – это след, оставленный Гром-камнем. Найти пруд нелегко, да и подходы к нему не самые удобные. Но вот не так давно в Интернете[91] появилась игра, суть которой состоит в том, чтобы добраться до какого-то конкретного места, достать приз из тайника, и, оставив там что-нибудь для следующего игрока, описать свои впечатления на сайте. В качестве одного из таких мест был выбран Петровский пруд.
Но вернемся в далекое прошлое. Скажем прямо – криминальное. В 1736 году в густых лахтинских лесах завелись разбойники. Одетые в матросскую одежду люди на небольших, но хорошо оснащенных лодках грабили купеческие суда, перевозившие припасы из Питера в Кронштадт. Они же уводили скот и нападали на местных лавочников, причем, иногда доходило до того, что несчастных жертв ограбления вместе с женами и детьми сжигали в их же домах. Узнав об этом, правительство направило из Петербурга несколько эскадронов драгун, а вдоль побережья начали крейсировать военные катера. Разбойников в количестве свыше 50 человек удалось обнаружить, переловить и достойно наказать. Их притоны разорили, а награбленное имущество частично вернули владельцам, частично передали в казну.
Сначала Лахту приписали к дворцовой конторе, затем Екатерина Вторая пожаловала эти земли своему фавориту Григорию Орлову. После Лахта перешла к Якову Брюсу, от него – к другим владельцам, а с 1844 го да до революции принадлежала графам Стенбок-Ферморам.
Представители шведско-английского дворянского рода Стенбок-Ферморов часто играли видную роль в российской истории. Среди них были полководцы, дипломаты, предприниматели, повесы и «роковые женщины». Якову Эссен-Стенбок-Фермору мы обязаны строительством петербургского «Пассажа». А одна дама из этого рода «прославилась» скоропалительным браком с «русским Кином», великим трагиком Мамонтом Дальским. Последний владелец Лахты, Александр Владимирович, тоже не был чужд романтики. Взять хотя бы историю его женитьбы.
Лахта. Спасательная станция и вид от нее на залив. 1900-е годы
Во время Русско-японской войны, находясь в Ляояне, будущий «красный командир», а тогда – офицер Генерального штаба – А. А. Игнатьев встретил своего давнего знакомца корнета, лихого спортсмена, Сашу Стенбока. «Саша держит себя как-то загадочно, чего-то не договаривает и производит впечатление человека чем-то подавленного <…> уже на второй день он просит отпустить его в полк».[92] Через несколько дней Игнатьев разговорился с протоиереем Голубевым, и тот сообщил ему, что на молодого полкового священника отца Шавельского поступил донос: якобы он за взятку обвенчал Стенбок-Фермора с дамой полусвета Ольгой Ножиковой (Игнатьев называет ее Носиковой). Мать Саши Стенбока, урожденная Апраксина, опасаясь «вредного влияния женщины» на молодого человека, выхлопотала у императора учреждение опеки над сыном. Молодой Стенбок был отправлен подальше от Петербурга, в действующую армию. Но влюбленных это не остановило: Ольга Ножикова перекрасилась в брюнетку и с чужим паспортом через Румынию и Китай добралась-таки до Маньчжурии, где и обвенчалась со своим милым.
Александр и Ольга Стенбок-Ферморы большей частью жили за границей, поскольку вряд ли бывшую Ножикову тепло приняли в высшем свете. Но, кажется, граф оставил о себе в Лахте добрую память – он жертвовал немалые средства на содержание местной школы и церкви, поддерживал благотворительные мероприятия. Приезжая в Лахту, Александр и Ольга жили в Охотничьем замке, построенном еще отцом графа. Романтичное здание с башенкой[93] стоит среди остатков старинного парка, но, увы, увидеть его не просто. В советское время там долгое время находились «глушилки», бдительно охранявшие нас от вредоносной пропаганды «Голоса Америки» и «БиБиСи». Секретный объект, обнесенный забором и рядами колючей проволоки, до сих пор недоступен.
Лахта. Замок Стенбок-Ферморов. 1900-е годы
Жизнь в Париже требовала немалых средств, и дела Александра Стенбок-Фермора пошатнулись. Поэтому он решил заняться дачным строительством и основал поселки Владимировку, Ольгино и Александровку, назвав их, соответственно, в честь отца, жены и себя любимого. В Уставе Бельгийского акционерного общества[94] под названием «Анонимное общество Лахта» говорится: «Граф Стенбок-Фермор владеет на берегу Финского залива (Балтийское море) недвижимою собственностью пространством приблизительно девять тысяч десятин, простирающимся вдоль моря на протяжении около пятнадцати километров. <…> Граф Стенбок-Фермор, влекомый желанием создать вблизи Российской столицы купальную местность, предоставил <…> право <…> на приобретение участка в приблизительно триста сорок десятин…». Тогда же были выработаны и Условия деятельности общества в России. Будущее нового курорта обговаривалось до малейших подробностей. «Незапрещенные законом игры, музыка и другие тому подобные развлечения в устраиваемых обществом заведениях допускаются с соблюдением установленного на сей предмет законом порядка».
Первая мировая война не позволила Лахте и Ольгину стать престижным приморским курортом, они остались дачными поселками. Да и графу Стенбоку особых доходов курортный проект не принес. Он все больше жил во Франции, где его и застала революция. Как многие эмигранты пошел работать – выдавал разрешения на право управления легковыми автомобилями в Париже, поражая французов своими техническими познаниями, а главное –