Впрочем, визит был успешным, поскольку министр морского флота подписал приказ о создании лаборатории. Возможно, кроме аргументации Якова Захаровича повлиял и тот факт, что сам Виктор Георгиевич также был доктором технических наук и в 1938–1942-м годах преподавал в ВУЗах.
Основатель одесской научной теплофизической школы Яков Захарович Казавчинский – неординарный учёный. Родился он в крестьянской семье (были в районе Одессы и еврейские крестьянские семьи). До 18 лет он, как рассказывали, не умел ни читать, ни говорить по-русски. По направлению комитета «незаможных [то есть неимущих] селян» он попал на рабфак того самого института народного образования (ИНО), который пришёл на смену Новороссийскому университету.
Потом были два года учебы на математическом факультете ИНО и учёба на судостроительном факультете Политехнического института. Впрочем, заканчивает Казавчинский уже Одесский институт инженеров Водного транспорта, организованный в июне 1930-го года.
Затем аспирантура в родном ОИИВТ, защита кандидатской в 1935-м году, драматические коллизии при защите первой (Киев, 1951) и – фактически дважды – второй докторской диссертации (Москва, 1955), уход из родного института к другу В. С. Мартыновскому в «холодильный» в 1968-м году, и прочие неизбежные превратности долгой, активной и бескомпромиссной научной жизни.
Осталась от Якова Захаровича, конечно, не только мемориальная доска, но и могучая теплофизическая школа. Из 25 кандидатов наук, подготовленных профессором Казавчинским, 11 стали докторами – поразительно высокой процент. А ведь эта научная школа формировалась в ВУЗе, где наука по определению – приложение к учебному процессу. И формировалась она не в Москве, а на периферии, что тоже было непросто.
Основными принципами Якова Захаровича были умелый подбор сотрудников, напряжённая повседневная работа (основные расчёты первоначально выполнялись на арифмометрах!) и сочетание свободы творчества учеников с высокой требовательностью к ним. При этом – редкое дело – Яков Захарович не стремился записаться в публикации к своим ученикам.
Поскольку ученики профессора Казавчинского имеют своих учеников, общее число учёных школы ЯЗ давно превысило 100 человек, а число публикаций, вероятно, превзошло 5000. Владимир может рассматриваться на генеалогическом древе одесской теплофизической школы как внук ЯЗ, поскольку его научный руководитель профессор Альфред Леонидович Цыкало был аспирантом Якова Захаровича. К тому же после перехода в «холодильный» институт профессор Казавчинский ещё прочёл курс термодинамики сначала Анатолию, потом Владимиру (а Анатолий даже был корректором при подготовке переиздания прочитанного Яковом Захаровичем ещё в Водном институте курса лекций по термодинамике – одного из популярнейших учебников не только в холодильном). Немногое, увы, из этого курса помнится, но выражение «градусы тепла» в сводках погоды по-прежнему вызывает у нас гримасу неодобрения.
Заметим, что под руководством Якова Захаровича выполнили свою первую студенческую исследовательскую работу Владимир и его друг Юрий Славинский. Результаты расчётов на ЭЦВМ (программа была введена в машину на перфорированной ленте!) они с гордостью продемонстрировали профессору дома – он уже часто болел и пропускал лекции, но продолжал живо интересоваться первыми научными шагами своих студентов. Потом стало понятно, что выполнялась достаточно простая задача (сейчас на персональном компьютере в Excel на неё ушло бы минут десять). Маститый учёный, желая поощрить Юрия и Владимира, внимательно рассматривал очевидные для него результаты расчётов и слушал сбивчивый и восторженный рассказ второкурсников. Он как будто предвидел, что Юрий будет заниматься научной работой в самом почётном для теплофизиков месте – в Институте высоких температур АН СССР.
А славные традиции одесской теплофизической школы продолжаются. Научные дети, внуки и правнуки профессора продолжают в разных городах и странах плодотворную исследовательскую деятельность, ибо принадлежат к знаменитой школе, чей основатель жил на Нежинской, № 46 в двух комнатах большой коммунальной квартиры.
Про Кирху, около которой заканчивается Дворянская улица, мы рассказывали в нашей первой одесской книге. Добавим только: органные концерты, регулярно проводимые в здании Кирхи в выходные дни, очень логичны для этого микрорайона города.
Во-первых, это самое высокое место в городе. Невольно вспомнишь слова Сальери из пушкинской «Маленькой трагедии»:
Родился я с любовию к искусству;
Ребёнком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался – слёзы
Невольные и сладкие текли.
Во-вторых, в двух последних зданиях Дворянской, образующих с Кирхой равносторонний треугольник, размещаются Одесское училище искусств и культуры имени Константина Фёдоровича Данькевича и Одесская национальная музыкальная академия имени Антонины Васильевны Неждановой – попросту говоря, музучилище и консерватория.
Поскольку Северное Причерноморье населяли ещё древние греки и на одесском Приморском бульваре под стеклянным куполом можно разглядеть остатки греческого поселения VI–V века до нашей эры, историю музучилища и консерватории мы можем достаточно строго начать от Орфея. Ещё строже – от Орфея II: он согласно Геродоту был аргонавтом и, следовательно, плавая по Чёрному морю, мог высадиться и на одесский берег.
Будучи же материалистами, мы начинаем эту историю с Одесского отделения Императорского русского музыкального общества (ИРМО). В его организации принимал активное участие Антон Григорьевич Рубинштейн. Общество открылось в Петербурге в 1859-м году, московский филиал – в 1860-м, а одесский (куда без Одессы!) – в 1884-м. Через два года при ИРМО открываются музыкальные классы. Ещё через два года классы возглавляет профессор Петербургской консерватории Дмитрий Дмитриевич Климов. Он действует по принципу «Запад нам поможет» и приглашает для преподавания музыкантов из Вены, Берлина, Лейпцига и Дрездена. Уровень преподавания позволяет обоснованно реорганизовать классы в музыкальное училище. Оно открывается 1-го сентября 1897-го года.
В 1908-м Климова сменяет на посту директора польский композитор и дирижёр Витольд Осипович Малишевский. Его рекомендовали на этот пост Николай Андреевич Римский-Корсаков и Александр Константинович Глазунов. Великие композиторы не ошиблись в рекомендации. Всего через 5 лет – в 1913-м году – на базе Музучилища открывается Одесская консерватория и её первым ректором становится В. О. Малишевский. Как ни странно, консерватория была не третьей в России (после Петербурга и Москвы), а четвёртой – в этом вопросе Одессу «обошёл» Саратов. В 1921-м году Витольд Осипович уезжает в уже независимую Польшу, где успешно продолжает исполнительскую и преподавательскую деятельность.
Интересно, что и Музыкальное училище продолжило свою работу после открытия Одесской консерватории – в этом радикальное отличие от всех ранее рассмотренных нами случаев, когда высшее учебное заведение создавалось на базе техникума либо училища. Но случилось это не сразу. Первоначально образование в консерватории было поделено на три трёхлетние стадии: младшая из них соответствовала школе, средняя – училищу, старшая – консерватории. Однако на съезде директоров и преподавателей консерваторий в 1917-м году сам Малишевский обосновывает необходимость отделения училища.
Далее следует бесконечное количество реорганизаций, столь характерных для революционной и постреволюционной эпох. Ситуация стабилизируется аж в 1934-м году, когда после отделения театрального факультета Музыкально-драматический институт имени Людвига ван Бетховена (!) вновь получает статус консерватории и одновременно возрождается Музучилище.
Главная, как сейчас принято выражаться, «фишка» заключается в том, что в училище и в консерватории работали одни и те же преподаватели, и создавались объединённые творческие коллективы: хор, симфонический и духовой оркестры, затем – объединённый хор народных инструментов.
С 1984-го года училище носит имя композитора и пианиста, возглавлявшего после войны Одесскую консерваторию, – К. Ф. Данькевича. В 1997-м – вероятно, в качестве подарка к столетию – в музыкальное училище влили Одесское училище культуры.
Переходим на нечётную сторону Дворянской. На этом квартале расположены три старых трёхэтажных дома. По мере возрастания номера увеличивается размер, высота здания и богатство декора.
Факт по теме: на самом «могучем» – доме № 33 – мемориальная табличка «В этом доме жил популярный эстрадный певец Валерий Ободзинский (1942–1997)». К сожалению, сейчас мало кто помнит: в первой половине 1970-х годов популярность этого певца была невероятна – только Муслим Магометович Магомаев мог в то время на равных конкурировать с Валерием Владимировичем Ободзинским. Также заслуживает сожаления то, что, обладая от природы чрезвычайно развитым музыкальным чутьём, слухом, приятным лирическим тенором, Ободзинский не смог учиться ни в музыкальном училище напротив своего дома, ни в консерватории за углом. К тому же недоброжелатели распустили слух, что Валерий собирается уехать на Запад. В результате последние годы жизни омрачены отсутствием работы и алкоголизмом. Драматический итог – кончина в 55 лет.
Уже у входа в парадную[52], где жил Валерий Ободзинский, можно безошибочно определить назначение четвёртого здания квартала: разнообразные инструментальные и вокальные пассажи не заглушает даже звук проходящего по последнему кварталу Дворянской трамвая. К дому певца примыкает корпус консерватории, построенный в конце 1960-х годов. Поразительно, как студентов не сбивает пение или музыка в исполнении своих коллег из соседних учебных классов.
Угол первого этажа срезан для удобства пешеходов (тогда ещё заботились о тех, кто, по словам Ильфа и Петрова, составляет большую и лучшую часть человечества). Мы проходим сквозь микроарку и поворачиваем налево. Малая площадь стен старого здания (бывшего здания музыкального училища) не позволяет разместить мемориальные доски в память даже самых выдающихся выпускников консерватории. Фасад украшает единственная доска в честь певца и ректора консерватории Николая Огренича. Но за чуть более чем столетнюю историю одесская консерватория подарила миру просто неисчислимое количество певцов и музыкальных исполнителей. Даже абсолютно далёкие от классической музыки читатели слышали имена Давида Фишелевича (в советское время – Фёдоровича) Ойстраха, Самуила (в советское время – Эмиля) Григорьевича Гилельса, Бэлы Андреевны Руденко и того же Николая Леонидовича Огренича. Количество побед одесситов во всеукраинских, всесоюзных и международных конкурсах породило ту шутку, с которой мы начали наш рассказ: