ю, ибо 1 ставили в редчайших случаях – за почерк). Но во 2-м классе выявились сразу два неприятных последствия этого решения. Учительница, преподававшая – как принято в младшей школе – практически все предметы, кроме разве что физкультуры да пения, резко отрицательно – и, похоже, ревниво – восприняла его предыдущее обучение, так что при каждом удобном случае объявляла его неполноценным (и даже сулила ему переход в школу № 75 – для умственно отсталых детей), хотя оценки ставила объективно. Вдобавок уже сложившийся коллектив класса не принял новичка: его воспринимали как постороннего, а несколько человек откровенно травили. В 5-м классе первая сложность исчезла: в средней школе разные предметы преподавали несколько человек, и у них не было особых причин ревновать к предыдущему учителю (а многие из этих учителей хорошо помнили, как они же учили наших маму и тётю, так что и к Анатолию относились как к старому знакомому). Вторая же, к сожалению, нарастала и кончилась тем, что по поводу, тогда казавшемуся значимым, Анатолия изрядно избили едва ли не всем классом. Пришлось пропустить по болезни (он неделю провёл на постельном режиме из-за подозрения на сотрясение мозга) экзамены (для перехода в следующий класс ему зачли годовые оценки по соответствующим предметам) и перейти в другую школу – тоже по соседству, но уже через дорогу.
Правда, на новом месте он сам, чтобы поскорее вписаться в коллектив, участвовал в травле другого изгоя – хотя и менее года, но этого хватило, чтобы по сей день вспоминать этот эпизод как один из немногих несомненно постыдных поступков за всю его жизнь. Каждому свойственно изыскивать оправдания своим деяниям – но в данном случае найти нечего. По счастью, почти все остальные его воспоминания о второй в его жизни школе – положительные.
Если есть время и желание, на перекрёстке можно свернуть налево и перейти дорогу, чтобы по Льва Толстого дойти до дома № 8. Это школа № 47. Её окончил наш отец (с золотой медалью), потом и мы. Здание непримечательно в архитектурном отношении, но, естественно, дорого нам. Интересно, что школа не так мала, как кажется на первый взгляд: во дворе имеются ещё две её части, а подвалы используются как раздевалки и учебные мастерские.
Рядом со школой – особняк профессора Бардаха. В соседнем с ним доме располагалась до переезда в отдельное здание первая в Российской империи бактериологическая станция. Но об этом мы уже говорили в самом начале экскурсии, так что вернёмся к нашему детству – в школу № 47.
Наш отец окончил её не просто с золотой медалью, а ещё и за 9 лет вместо положенных тогда 10: вместе с уже упомянутым выше Даниилом Наумовичем Вайсфельдом перешёл из 8-го класса сразу в 10-й, сдав экзамены, положенные при обоих переходах – из 8-го в 9-й и из 9-го в 10-й. Сэкономленный таким способом год пригодился обоим, чтобы перейти потом из институтов во взрослую жизнь пораньше.
Увы, Анатолию не удалось не только пропустить класс (что в его школьные годы требовало куда большего изобилия формальностей), но и получить медаль. В 1969-м, когда он заканчивал школу, появилось новое положение о медалях: серебряные вовсе отменялись, а для золотой нужны были все пятёрки не только за 10-й, но и за 9-й класс. Для выпускников 1969-го года это положение обрело обратную силу (что, вообще говоря, недопустимо). В частности, у Анатолия в 9-м классе была четвёрка по истории.
Историю и обществоведение в школе № 47 преподавали двое: в классах «А» – Максим Павлович Левин (увы, слепой, но от этого ничуть не менее знающий и умный, чем другие учителя в этой школе), в классах «Б», где учился Анатолий – Фёдор Филимонович Смаглюк (к тому времени, когда до изучения истории добрался Владимир, распределение классов между учителями изменилось: он учился в классе «А», но с ним успели поработать и Левин, и Смаглюк). Увы, Фёдор Филимонович печально памятен как единственное тёмное пятно на фоне замечательно сильного и доброжелательного учительского коллектива.
Преподаваемые им предметы он знал куда хуже доброй половины учеников – и мстил им за это, откровенно занижая оценки. Вдобавок его косноязычие вошло в легенду не только в 47-й: о нём были наслышаны ученики и учителя едва ли не всего тогдашнего Центрального района Одессы. К сожалению, общая (на 96 листов) тетрадь, коллективными усилиями учеников заполненная колоритнейшими его высказываниями, затерялась. Поэтому процитируем лишь то, что помнится даже через четыре с лишним десятилетия. Естественно, поясним подробности, вряд ли привычные нынешнему поколению.
«БрУсель» (БрюссЕль). «ЧилиЯ» (так – вероятно, по ассоциации с районным центром Килия Одесской области – он называл Чили). «БезработНица». «Электропаровоз». «Мэри Гольди»[57]. «Финансовая олигарФия». «Самолёт Ту-104 был для своего времени сверхзвуковым» (с тех пор, понятно, скорость звука не изменилась). «Расскажите мне, какие изменения произошли в Валентине Гагановой и равных ей товарищах»[58]. «Наши танкисты в Чехословакии повторили подвиг Николая Гастелло и в том числе Александра Матросова»[59]. «Не зря Маркс в своём «Коммунистическом манифесте» сказал: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах»[60]. «В крупнейшем азиатском (африканском) государстве Конго со столицей КишансИ (КиншАса) – бывший Леоподвиль (Леопольдвилль) – произошла реакция, потому что там в провинции КатАнга расположено множество медеплавательных (медеплавильных) предприятий».
В 1971-м году – уже в институте – Анатолий, записав эту подборку по памяти, отправил её в раздел «Нарочно не придумаешь» популярнейшего тогда сатирического журнала «Крокодил». Из каждого места, куда попадало его письмо, он получал сообщения: Ваш сигнал получен и отправлен далее для принятия мер. Маршрут письма был таков: журнал – министерство просвещения СССР – министерство просвещения Украинской ССР – Одесский областной отдел народного образования. А в облОНО дело заглохло, ибо как раз в том году Фёдор Филимонович Смаглюк занял первое место на областном конкурсе лекторов по международному положению: общественная активность у него была высокая (он даже пенсионеркам в своём дворе читал эти лекции), а письменные тексты, представленные на конкурс, кто-то отредактировал.
Были у Фёдора Филимоновича и дополнительные (к общему отставанию от большинства его учеников) личные причины не любить лично Анатолия. Тот не только не пытался скрыть своё презрение к слабому и самовлюблённому учителю, но и написал о нём более десятка сатирических перетекстовок песен Владимира Семёновича Высоцкого, чья популярность тогда только началась, но уже была всенародной. Песни эти – и в канонической авторской версии, и с текстами Анатолия – знала и пела вся школа, включая учителей. Анатолий до сих пор полагает, что учителя были правы, не ограничивая выражение им своих чувств и тем самым тренируя его устойчивость к неизбежным в дальнейшем более резким и опасным столкновениям с сильными мира сего. Владимир и наш отец, напротив, полагают, что учителя выставляли его на передний край скандала вместо того, чтобы самим добиваться отставки непрофессионала и приучать Анатолия избегать конфликтов и скрывать свои мысли. Скорее всего, однозначная оценка тут вряд ли возможна.
Как бы то ни было, в 9-м классе Анатолий, хотя и сдал экзамен по истории (его принимали оба учителя, и возможности занизить оценку Смаглюк не имел) на 5, но с учётом четвёрок в табеле по всем четвертям получил годовую четвёрку. Исправить её задним числом в 10-м классе было невозможно, так что он остался без медали. Это повлияло на всю его дальнейшую судьбу. Вступительные экзамены на механико-математический факультет МГУ он сдал на 13 баллов (по 4 за письменную и устную математику, 5 за физику), а с таким результатом принимали в том году только медалистов и жителей сельской местности[61].
Правда, с этими (и даже меньшими: известно, что экзамены в МГУ, МФТИ, МИФИ и ещё нескольких престижнейших ВУЗах страны были куда строже, чем в большинстве ВУЗов СССР; поэтому их проводили в июле, чтобы неудачники могли в августе попытаться поступить в другие ВУЗы на общих основаниях) оценками можно было без дополнительных экзаменов зачислиться в несколько десятков тоже весьма престижных ВУЗов, чьи представители дежурили прямо в вестибюле мехмата. Анатолий и отец, специально приехавший в Москву на свой отпуск, чтобы обеспечить Анатолию жильё (у знакомых), пропитание и прочее жизнеобеспечение на время экзаменов, совместно изучили все предложения и выбрали московский институт электронной техники, открытый в Зеленограде всего четырьмя годами ранее и готовивший специалистов по многим новейшим направлениям, включая программирование, любимое Анатолием уже тогда. Но тут вмешалась мама. По телефону (а тогда междугородная телефонная связь была ещё очень сложна, и говорить пришлось со специального переговорного пункта на Центральном телеграфе Москвы) она выслушала свежую идею и сказала, что готова отпустить сына на пять лет за тридевять земель ради учёбы только в МГУ, а не бог весть где. По классическому анекдоту, еврейская мама отличается от арабского террориста тем, что с арабским террористом можно договориться. Пришлось Анатолию возвращаться в Одессу, поступать в холодильный и учиться на теплофизика. Правда, после института он всё равно стал программистом, но это уже не имеет прямого отношения ни к обучению, ни к науке, а посему выходит за рамки нашей книги.
Владимир сразу поступил в школу № 47. Окончил её через 8 лет после Анатолия. Таких сложностей с коллективом класса, как Анатолий, не испытывал. Увы, медаль он тоже не получил. Ко времени его выпуска официально сочли, что награду за отличное обучение получают слишком многие, так что во многих престижных ВУЗах после зачисления медалистов не остаётся места рядовым студентам. Установили общий норматив на долю медалистов среди выпускников, так что в каждом регионе приходилось отбирать среди тех, чьи аттестаты содержали только пятёрки, достойных дополнительной награды. Решения преподавательских коллективов школ дополнительно утверждались районными и областными управлениями народного образования. Новая система предоставила широчайшие возможности для произвола, никоим образом не связанного с результатами обучения и воспитания. Уж лучше было бы, на наш взгляд, ужесточить требования к самим экзаменам и усложнить школьную программу. Но тогда слишком многие рисковали бы не дотянуть до конца обучения, да и формальный показатель – средний балл по всем выпускникам – упал бы. Как часто бывает не только в школе (вспомним обширный арсенал трюков, употребляемых нынешними эффективными менеджерами для красивых квартальных и годовых отчётов перед акционерами), форму предпочли содержанию.