…Еще одна ниточка: биограф Пушкина П. В. Анненков писал, что поэт никому не прощал обид, даже вел специальный кондуит с фамилиями тех, кого следует наказать эпиграммой. Вот и сам Пушкин подтвердил это в письме к Вяземскому от 25 января 1825 года – как раз к выходу из печати первой главы (15 февраля):
«Приятелям
Враги мои, покаместь, я ни слова,
И, кажется, мой быстрый гнев угас;
Но из виду не выпускаю вас
И выберу, когда-нибудь, любого;
Не избежит пронзительных когтей,
Как налечу нежданный, беспощадный:
Так в облаках кружится ястреб жадный
И сторожит индеек и гусей.
Напечатай где-нибудь».
Явно же хотел приурочить к выходу в свет первой главы – ведь там как раз называет Онегина своим приятелем…
Вяземский опубликовал это стихотворение в «Московском телеграфе», в третьей книжке за 1825 год. Изменив, правда, название («К журнальным приятелям»[5]) – как пишут в комментариях, «произвольно». «Иду на вы»… Но где его возьмешь, этот список пушкинских злейших приятелей – у самого Анненкова все выглядят такими ангелами…
…Может, найти по пушкинскому рисунку? Тому самому, который все видели – на нем поэт изобразил на фоне Петропавловской крепости себя вместе с Онегиным… Его приятель стоит в профиль к нам; очень характерный прямой нос, бачки, небольшие усики; на вид лет тридцать, но воспроизведение в массовых изданиях некачественное. Да и не рисунок это даже, а набросок. Хорошо, допустим, что тридцать… Пушкин рисовал в 1824 году, значит, его приятель старше него лет на шесть… Судя по щекам, закусить любит. Боливар, из-под шинели выглядывает стоячий воротник; банта не видно. Военный повод мундир? Нет, совсем не похож на Онегина тех рисунков, которыми художники украшают издания романа. Там он в свои 26 лет всегда такой худенький, стройненький, без усиков. Не чета пушкинскому.
На рисунке проставлены цифры, от 1 до 4. Внизу расшифровка:
1. Хорош ‹о портрете›
2. должен быть опершися на гранит
3. Лодка
4. Крепость Петропавловская
На обороте рисунка: «Брат, вот тебе картинка для Онегина – найди искусный и быстрый карандаш. Если и будет другая, так чтоб все в том же местоположении. Та же сцена, слышишь ли? Это мне нужно непременно». Это он отправил Льву Сергеевичу между 1 и 10 ноября 1824 г., когда готовилось издание первой главы и «Разговора». В письме от 20 ноября напомнил: «Будет ли картинка у Онегина?» Выходит, Пушкину очень хотелось, чтобы эта картинка была исполнена профессиональным художником и обязательно появилась при первой главе. И при «Разговоре».
Но почему-то не получилось.
…Нужно срочно посмотреть, как атрибутировала этот портрет Т. Г. Цявловская, книга которой «Рисунки Пушкина» выдержала четыре издания, и вопрос будет сразу решен.
Оказалось, что никак. Посвятив локонам Пушкина несколько страниц, в отношении собеседника ничего не написала. Оно и понятно – литературный персонаж ведь. Художественный вымысел…
Стоячий воротник… Усы… Офицер! Офицерами усы носились непременно – как элемент мундира. Неужели кто-то из декабристов? Но все пушкинские портреты декабристов у Цявловской четко атрибутированы. И уж если она не смогла… Значит, действительно вымысел…
«И разлюбил он, наконец, И брань, и саблю, и свинец»… Сходится… Нет, не сходится: «разлюбил» – уже в первой главе, а это 1824 год, значит, уже должен быть в отставке. И рисунок отправлен брату в 1824 году, а там – офицерский воротник… Правда, отправлен из Михайловского, из ссылки… Выходит, рисовал по памяти… И вообще эта сцена, если только она имела место в жизни, не могла произойти позднее мая 1820 г., когда Пушкин был выслан из Петербурга… Тогда старше Пушкина лет на десять… В его памяти он запечатлелся офицером, со стоячим воротником, лет тридцати… Получается, что вышел в отставку после отъезда Пушкина на Юг, но до завершения рукописи первой главы?..
Если некто, плюнувший в пушкинский колодец, все-таки существовал, то не его ли изобразил Пушкин, утверждая, что «хорош» (о портрете)?..
Установить личность этого человека – значит выявить новый, весьма существенный структурный элемент романа, что и является задачей данной работы. И, поскольку сам принцип исследования предполагает работу только с текстом, с фактами, всю необходимую исходную информацию будем брать только из корпуса романа.
К тому же, если этот портрет – вымысел, то почему Пушкин так стремился опубликовать эту картинку вместе с первой главой?.. С «Разговором книгопродавца» и одновременно со стихотворным предупреждением «Приятелям»?.. Добро бы еще собственный рисунок, но ведь речь-то шла о рисунке художника…
Впрочем, что толку? Если сама Цявловская не определила… Ведь она имела доступ ко всем материалам…
…Но просто интересно, сколько переводов «Божественной комедии» существовало в России к 1833 году, когда появилась эта странная двадцатая ремарка о «скромном авторе нашем», который перевел только половину «славного стиха»?.. Ведь в романе Онегин переводами не занимается. Значит… Впрочем, там он не афиширует и свое владение итальянским, чтобы мы его не опознали…
Оказалось, что к 1833 году переводов «Божественной комедии» на русский язык еще не было вообще – в полном виде. Была, правда, одна неудачная попытка, но из-за низкого качества перевода все ограничилось публикацией только трех песен из «Ада»: первой (1827 г.), второй (1828 г.) и третьей (1829 г.). Этим же переводчиком в 1817 году опубликован эпизод из 33-й песни («Уголин»).
Не скрою, личность переводчика сразу же заинтриговала. Им оказался приятель Пушкина, поэт, на 7 лет старше, «младоархаист», питал пристрастие к «славянщине», боролся с карамзинизмом и «Арзамасом»; гвардии полковник, участвовал в боевых действиях в Отечественную, уволен в отставку в сентябре 1820 года; декабрист, ненавидел Александра I и участвовал в разработке планов его убийства. Состоял в Союзе Спасения, летом 1817 г. возглавлял одно из двух отделений тайного Военного Общества – промежуточной организации, действовавшей в период между Союзом Спасения и Союзом Благоденствия (второе отделение возглавлял Никита Муравьев – о нем, кстати, Онегин упоминает в т. н. «X главе»); его песня о свободе стала гимном декабристов. Обладая неуживчивым и завистливым характером, рассорился с руководящим звеном декабристов (по поводу тактики борьбы, якобы по этой причине отойдя от революционного движения), и 14 декабря 1825 года не вышел на Сенатскую площадь (за что получил прозвище «декабрист без декабря»). Рассорился с А. А. Бестужевым (тот не воспринимал его как поэта, и в «Полярной Звезде» подвергал критике его творения), был близок с Грибоедовым, однако не сумел перенести успеха «Горя от ума» и порвал с ним. Высланный из Петербурга в 1822 году, поселился в своем имении в Костромской губернии; в 1825 году вернулся в Петербург, в 1827-м снова уехал к себе в имение, где вел одинокую жизнь, занимаясь литературной деятельностью; к концу тридцатых годов читающая публика его уже практически забыла.
Это – П. А. Катенин, о нем упоминается в первой главе романа и в предисловии к «Путешествию» Онегина. К счастью, сохранилось его творческое наследие; им занимались видные пушкинисты, в их числе и Ю. Тынянов. За последние 60 лет в СССР вышло несколько изданий его произведений, включая литературную критику и даже не удавшиеся переводы из Данте. И, что для данного случая наиболее ценно, есть несколько копий его единственного портрета. В 1993 году по случаю двухсотлетия со дня его рождения в Костроме были проведены Катенинские чтения, один из докладов был посвящен вопросу их атрибутирования. Оказалось, что среди них имеется и писанный с натуры подлинник.
Здесь, видимо, следует повременить с изложением интересной биографии этого человека и решить два принципиальных вопроса: портретного сходства и недопереведенного «славного стиха».
На сохранившемся портрете (реставрированном) он изображен в возрасте примерно тридцати пяти – сорока лет. Небольшие, чуть закрученные кверху усы, бачки. Упитанность, пожалуй, даже несколько большая, чем на картинке Пушкина. Военный мундир, но чина определить не могу (в 1832 году Катенин был восстановлен на армейской службе с присвоением ему чина генерал-майора). Поскольку доступа к самому портрету у меня нет, использовались опубликованные в собраниях его сочинений репродукции. По моему мнению, сходство с изображением на картинке Пушкина есть, но окончательный вывод все же за экспертизой, которая может быть произведена только сличением подлинников.
Но почему Пушкин подчеркивал, что картинка должна изображать его с Онегиным в том же «местоположении»? Не потому ли, что ее сюжет совпадает с сюжетом стихотворной миниатюры с «‹…›»? Значит, эта миниатюра создана не в 1829, а в 1824 году?.. Действительно, из всех версий, могущих объяснить стремление Пушкина во что бы то ни стало опубликовать картинку в 1825 году вместе с первой главой романа, единственно правдоподобным является предположение, что его стихотворная миниатюра была готова уже к концу 1824 года, но для ее распространения нужна была картинка, без которой стихотворение теряло всякий смысл (то есть, картинка с портретным сходством должна была восполнить в «открытой» стихотворной мениппее недостающую этическую компоненту){35}. И только появление подобной иллюстрации в «Невском альманахе» на 1829 год дало поэту возможность обнародовать это стихотворение[6].
Поскольку гравюра в альманахе была сделана по рисунку профессионального художника А. В. Нотбека, то, естественно, возникла мысль о том, что как раз эту картинку и следует сличать с портретом Катенина. Ведь почему не пошла картинка при издании первой главы зимой 1825 года? Возможно потому, что художнику в Петербурге нужна была натура, а Катенин отсутствовал там с 7 ноября 1822 года, когда по распоряжению царя его в несколько часов выдворили из города за хулиганство в театре. Из глухого Шаева Кологривского уезда Костромской губернии в Петербург он возвратился только в августе 1825 года, уже после выхода первой главы, и художник уже мог видеть «натуру».